Все это время Теваке, не давая себе ни минуты передышки, неотступно стоял на фордеке, широко расставив ноги. Он укрывался от дождя пальмовым листом лолоп (lolop), как зонтом, а иногда полиэтиленовой скатертью в розах, и насквозь промокшая набедренная повязка лава лава (lava lava) хлестала его по ногам. Теваке сосредоточенно наблюдал за морем, не обращая внимания на холод и усталость, лишь изредка подавая сигналы рулевому.
Он вел судно определенным курсом, удерживая строго по корме какой-то один вид приходящей с востока-северо-востока волновой зыби, совершенно не различаемой мной из-за крутых обрушивающихся волн, нагоняемых шквалом.
«Это хоахуаделе таи (hoahuadele tai), морская волна, пояснил Теваке. Видишь, как она поднимает корму каноэ, не заваливая его на борт. Ее выжидаешь долго, может быть, минут десять. Она не постоянна».
Казалось невероятным, что человек может находить путь в открытых пространствах Тихого океана с помощью небольшой волны, которая возникла, возможно, за тысячи миль под действием северо-восточных пассатов выше экватора. Однако примерно в два часа пополудни что-то более плотное, чем дымка, замаячило во мгле слева по курсу, милях в двух от нашей лодки.
«Остров Ломлом (Lomlom)», с довольным видом сказал Теваке. Вскоре он указал на второй остров Фенуалоа (Fenualoa), появивщийся справа. Пройдя 4548 миль без единого проблеска чистого неба, он вышел точно на проход шириной полмили между двумя островами.
Я кое-что знал о сложностях навигации, так как в одиночку пересек три раза Атлантику и стал первым, кто совершил кругосветное плавание на катамаране, пробившись через штормовой Магелланов пролив. Однако этот пример судовождения Теваке являл собой мастерство, намного превосходящее мое собственное. Без единой ошибки он прошел жесткую проверку на умение вывести плавсредство в заданную точку в особо сложных условиях, применяя исключительно науку, унаследованную от предков.
Не имея письменных инструкций и каких-либо навигационных приборов, ведомые только своими ощущениями и здравым разумом, древние полинезийцы и их собратья из Микронезии странствовали по району, превышающему территорию Советского Союза и Китая, вместе взятых. Годами ученые спорят, была ли эта огромная часть океана заселена, в основном, случайно потерпевшими кораблекрушение и вынесенными ветром к берегу моряками, растерянными и слепо блуждавшими по морю людьми, либо главным образом (без учета возможного непредвиденного сноса судна) с помощью искусства навигации высшего класса.
Теперь у меня нет никаких сомнений. Во всей Океании я наблюдал почти идентичные приемы судовождения, что подтверждает наличие огромного опыта плаваний, накопленного в течение примерно четырех тысяч лет.
Вероятно, ключ к осознанию самого существования суши, а затем и направления к ней, изначально подавали обитающие там птицы, из года в год совершавшие свои перелеты. Среди них были длиннохвостые кукушки, каждый сентябрь летящие с Таити в Новую Зеландию, и золотистые ржанки, мигрирующие с Таити на Гавайи; полинезийцы пошли и по первому и по второму пути. И только в последнюю очередь новые открытия были сделаны благодаря силе духа и удаче. Как только первооткрыватель успешно возвращался домой, всем друзьям и соседям передавались сведения об основном направлении движения волн и осредненные о течении.
Случайный снос судна, изгнание провинившихся жителей на далекие острова, в неизвестность, без права возврата в поселение, тщательно продуманное предприятие подобные события, конечно же, содействовали миграции полинезийцев. А как это вписывается в общую схему?
Полинезийские и микронезийские морские суда, безусловно, могли совершать большие переходы. По словам капитана Кука, они были «приспособлены для дальней навигации».
Родоначальники полинезийцев и микронезийцев, в 1500 годах до н. э. отважно выходивших в Тихий океан за пределы омывающих острова Юго-Восточной Азии морей, уже тогда наследовали древние традиции мореплавания. Они говорили на австронезийских языках (см. гл. 3, с. 55) и владели мореходными парусными судами, которые постоянно улучшались и совершенствовались в течение двух тысячелетий, с тех пор как человек изобрел парус. Их традиции судостроения брали начало в неолите, когда изобретенные для обработки дерева инструменты позволили выстругивать доски, соединявшиеся в край точно так же, как и в более ранние времена сшивались кожи и шкуры, а затем их крепили к стойкам или рамам (шпангоутам).
Скорее всего, во времена капитана Кука эти суда строились по своим основным характеристикам практически такими, как и раньше. Показательно, что поперечные сечения и подводные части морских каноэ на Тонга и Таити двух далеко отстоящих друг от друга островных групп были идентичны. Некоторые таитянские каноэ-катамараны длиной превосходили «Эндевор» Кука, но большинство тихоокеанских морских судов достигали в длину примерно 60 футов, имели V-образный корпус, набранный из широких со шпангоутами досок, скрепленных между собой плетеным тросом и проконопаченных соком хлебного дерева. Их остойчивость, в отличие от западных судов, поддерживалась за счет того, что их делали двухкорпусными или с помощью аутригера. При строительстве использовали топоры из базальта или створок раковин и дрели из акульих зубов или ракушек. Под парусами из плетеных циновок такое судно за день могло пройти добрую сотню миль в открытом море.
Учитывая известные полинезийские способы длительного хранения пищи (например, вяление бананов, таро и рыбы, заквашивание плодов хлебного дерева), преодоление дистанций в четыре тысячи миль было вполне реальным для этих больших каноэ, вполне приемлемых для исследовательских походов на восток. (Конечно, мы говорим о морских судах. В Океании плавало множество прибрежных долбленых лодок рыбаков, каркасных гребных каноэ и даже плотов. И каждый тип таких плавсредств имел свое предназначение и внес свой вклад в увеличение отряда унесенных штормом и выброшенных на чужой берег бедолаг).
Классические полинезийские суда каноэ-катамараны и каноэ с аутригером меняли направление при встречных ветрах, следуя разными галсами, как и западные парусники. Микронезийцы (а также полинезийцы островов Туамоту и ряда западных островных групп) для этого меняли курс, перенося парус и рулевое весло с одной оконечности каноэ на другую. Соответственно их суда имели симметричные образования носа и кормы, которые были идентичны и взаимозаменяемы. Одна из оконечностей судна всегда держалась против ветра.
Как сами аутригеры, так и способ изменения направлений с помощью смены приведенных к ветру оконечностей судна, похоже, берут начало в регионе Индонезии. Они распространились не только на востоке в Тихом океане, но и на западе, по Индийскому океану вплоть до Мадагаскара. Судно-аутригер, явно индонезийского происхождения, упоминается римлянином Страбо (Strabo) в 23 году н. э., а пятьюдесятью годами позже бывший военно-морской офицер Плиний сделал запись о «меняющих оконечности» судах из того же региона.
Хотя я сам и новозеландец, но наиболее памятные годы моего детства я провел на острове Раротонга «Таити в миниатюре». В те времена на Раротонге существовали раздельные школы для маори и европейцев, и я буду вечно благодарен своим родителям за то, что они отдали меня в одну из первых деревенских школ, титекавека (titekaveka). Болезненные белые ребятишки должны были носить рубашки, ботинки и носки, а иногда даже тропический шлем от солнца, в то время как мы, одетые только в шорты или парео, с удовольствием купали свои ступни в теплой придорожной пыли.
Нашим любимым местом для игр был риф, где мы охотились на желтополосых змей и ныряли за ракушками арере (агеге). Надо признать, что мальчишки почти всегда хромали из-за порезов от кораллов и уколов игл морских ежей. Лунными ночами, укрывшись в кустарнике, мы исподтишка подглядывали, как молчаливые мужчины незаконно травили рыбу в лагуне размолотыми плодами уму (utu), и также тайно из-под пальм наблюдали за танцем хулу (hulu) его пикантные движения таинственным образом волновали даже невинных мальчишек.
Мое образование с академической точки зрения оставляло желать лучшего. При этом я догадывался об ошибочности утверждения нашего учителя с острова Ниуэ (Niue), что 42 и 24 одно и то же число. Но многое из того, что я узнал, было бесценно. Например, древние сказания о морских походах, которые я зачарованно слушал, поведанные моему отцу нашим кузеном Туму Кореро (Tumu Korero), Хранителем Знаний Племени (Чарльз Кован Charles Cowan). Туму Кореро рассказывал о легендарных героях, таких как Купе (Кире), предполагаемом первооткрывателе Новой Зеландии, и других мореплавателях.
«Ко Кура-хау-по»
«.Хевакаурурукапуа» «Дай мне каноэ, на котором я осмелюсь дойти до райских облаков» звучала каракиа, или молитва, капитана большого каноэ «Кура-хау-по» перед тем, как он вел его по океану через две тысячи миль по следам легендарного Купе. Такие традиции, скорее, являются поэтическим отражением древних реалий, чем фактической историей, однако люди, подобные Купе, существовали в самом деле. Они действительно «осмеливались идти до райских облаков», и их вклад в историю мореплавания был значительным.