Куда ты нас спрячешь, припадочная! смеялся папа. Только всем было невесело.
Они еще долго спорили, и Лейка даже захотела поплакать, потому что ей было жалко папу, на которого кричала тетя Вера, и жалко было тетю Веру, которая была вся красная и толстая, а жальче всего было маму, которая сидела и молчала, а потом начала так же молча раскачиваться, взад и вперед, взад и вперед, и это было страшнее всего. Лейка подошла к ней, обняла ее ногу, мама, продолжая раскачиваться, машинально погладила девочку по голове, не заметив, что от этого с тонких волосиков спал бантик. Лейка его подняла, но обратно присобачить не решилась. Да и не умела.
В конце договорились до того, что мама с папой все же сходят на площадь, посмотрят, куда их собрались перевозить, на чем и как, что там за обстановка, и «какие нынче немцы», сказал папа. А тетя Вера пока присмотрит за детьми. Потом, если что, или сама к ним подъедет туда, куда их отвезут тетя Вера демонстративно вздохнула или кто-то из родителей оттуда вернется и заберет Лейку с Борькой. Эту ночь они переночевали у тети Веры, валетом на перине большой кровати, а на следующий день толстая смешная Вера пришла с перевернутым лицом, ни слова не говоря, схватила их обоих за руки, стащила в страшный бабайкин подвал, принесла бутылку молока и полбуханки хлеба, поставила ведро и строго-настрого приказала сидеть тихо, не шуметь, не дергаться, не баловаться. А если кто зайдет они услышат, как начнет грохотать засов пусть тогда прячутся в тети верин дровяник и сидят там тише мыши, тише мыши, несколько раз повторила она.
Так они там и стали жить в этом подвале, неизвестно сколько времени. Раз в день тетя Вера спускалась к ним, приносила то краюху хлеба, то картошку в мундире, то котелок пшенной каши, обязательно большую бутылку воды, выносила ведро куда уж там она его выносила? Видно, ночью приходила. Сами-то они не знали: день или ночь на дворе, сквозь единственное тусклое окно ничего понять было нельзя, такое оно было грязное. А потом тетя Вера не пришла сначала один день, потом другой, третий, а больше-то и некому было приносить еду и выносить ведро.
Так что на самом деле крысу надо было поймать не только для того, чтобы наказать воровку. Борька объяснил, что у крысы очень вкусное мясо, поэтому когда они ее «споймают», то можно будет ее зажарить. Лейка хотела спросить, как они разведут огонь, и где Борька возьмет спички, но решила не злить брата. Он очень умный, но нервный, лишних вопросов не любит, может и подзатыльник отвесить, зато Борька сообразительный. Он все придумает.
Но крыса, как оказалось, их все же перехитрила, и в наказание за засаду стащила хорошую сочную картофелину, да так быстро юркнула куда-то в угол, что они и опомниться не успели. Хорошо, что не покусала. Лейка заплакала, а Борька с досады сказал нехорошее слово, за которое он получал от папы внушительный подзатыльник.
И тут загремела дверь подвала, кто-то долго неловко тыкал ключом в замок, не так, как тетя Вера. Лейка, конечно, ничего не поняла, даже обрадовалась, что принесли поесть, а вот Борька побледнел. Наконец дверь распахнулась, на пороге показались два огромных парня с большими ружьями, и один из них весело сказал:
Вот они, жиденята, где спрятались! Ну-ка, пошли, пошли, от нас не убежишь!
Один из них схватил заплакавшего все-таки Борьку, вывернув ему руку до боли. Лейка завыла в голос, поняв, что происходит нечто чудовищное, сильная рука схватила ее за воротник кофты, задушила, потащила так, что ноги едва касались пола.
Давай, скоренько, кончилась ваша житуха сладкая! Пришла новая власть, а вам пришел пиздец!
ИЮНЬ 1956, КИБУЦ ЭЙН-БАРУХ, ВЕРХНЯЯ ГАЛИЛЕЯ, ИЗРАИЛЬ
Лея выскочила из школьного автобуса, помахала однокашникам и побежала вверх по дороге к воротам кибуца. Очень хотелось есть, прямо не есть, а жрать, но сначала она решила навестить папу все равно по дороге, мимо не пробежишь. Влетела в мастерскую, где работали Хагай и его помощник Зелик.
Привет, пап! она подпрыгнула, чмокнула Хагая в щеку, затем с размаху уселась на не очень чистый верстак у входа, свалив какой-то ключ. А, ерунда!
Хагай рассмеялся:
Испачкаешься! Что ж ты носишься-то так? Не устала в школе?
В школе не устают! В школе мучаются! Лейка кивнула на Dodge с открытым капотом. Красивая машина! Что с ней?
Красивого ничего, а вот мощная это да. Хочешь, подойди сама и проверь, усмехнулся механик. Сможешь?
Piece of cake! [1] почему-то по-английски самоуверенно ответила девушка, подзакатала рукава синей рабочей рубахи, заглянула под капот, подергала провода.
Ну, так-то на глаз ничего не скажешь, надо проверить!
Проверяй.
Ключ был в замке зажигания, магнето проворачивалось неохотно, но через какое-то время двигатель затарахтел, машина затряслась, Лея прислушалась.
Троит? спросила неуверенно.
Молодец, улыбнулся Хагай. Что делаем?
Свечи проверим, нагар Еще клапана, по-моему, стучат, нет?
Бинго! Моя школа, сказал довольный отец, хлопнув девушку по плечу. Ладно, беги поешь и сходи к матери.
Дашь потом прокатиться? Лея кивнула на тяжелую машину.
Там видно будет. Если останется время. Ну беги, беги и он легонько подтолкнул ее в спину.
«Ладно, поем потом», решила Лея и побежала к дому. Прежде всего сказать привет матери и младшему брату, потом с чувством выполненного долга в столовую, а уж затем в подростковое общежитие, где жила вся кибуцная молодежь. Кинуть в угол сумку с книгами, плюхнуться на койку, задрав ноги в тяжелых рабочих ботинках, закинуть руки за голову и подумать о чем-то хорошем. О чем потом решим.
Однако, когда все хорошо продумано, почему-то в жизни все идет совсем не так, а как-то наперекосяк. Мама, как оказалось, была не одна: у нее сидел гость пожилой, как ей показалось, мужчина, ну, скажем, не пожилой, но взрослый, может быть ему даже было уже 30 лет. От глаза к уху безобразный шрам. И одет не по-кибуцному: костюм, белая рубашка, полуботинки на тонких шнурках, городской какой-то. Не то, что Лея или папа, да практически любой кибуцник: синяя широкая рубаха с двумя карманами на груди, такие же синие плотные шорты, серые толстые носки и крепкие рабочие ботинки вот это нормальная одежда, удобно, функционально, не жарко. А эти костюмчики-ботиночки для городских лодырей.
Мужчина широко улыбнулся девушке:
Лея? Лея Бен-Цур?
Да, Лея посмотрела на мать: кто это? Что ему надо? По старой привычке стала быстро перебирать в голове, что она могла натворить, чтобы за ней пришел этот франт.
Ривка не отреагировала, сидела с каменным лицом и, судя по этому выражению лица, ничего хорошего от визита незнакомца ждать не стоит. Похоже, что и Лее пора тревожиться, хотя она никак не могла понять о чем. Но мама редко бывала такой суровой. Тем удивительней все это было. А незнакомцу все нипочем улыбнулся, даже подмигнул, отчего Лея аж вздрогнула вот наглец! и заговорил:
Меня зовут Ашер, майор ЦАХАЛа [2] Ашер Зингер, я работаю на одну очень серьезную организацию, он повернулся к матери. Ривка! Понимаю, что вы против, но я бы все же попросил дать нам возможность побеседовать наедине.
Нет, жестко отрезала Ривка. Я ее мать, она несовершеннолетняя, поэтому все разговоры будут идти только в моем присутствии. Это понятно? Я сейчас еще и ее отца позову, потому что не понимаю, что здесь происходит. Но то, что здесь происходит, мне очень не нравится.
Да как скажете, равнодушно сказал Ашер и развернулся к Лее. Разговор будет непростым, я хотел оградить твоих родителей от неприятных вещей, но они, как видишь, сильно за тебя переживают.
Рами! позвала Ривка.
В комнату влетел младший брат Леи.
Позови отца из мастерской, а сам иди в Дом детей.
Я не хочу, заныл Рами.
Я сказала, Ривка так посмотрела на мальчика, что тот сразу понял: спор бесполезен.
Лея маму никогда такой не видела. Во всяком случае, не помнило. Происходило явно что-то необычное.
Мужчина огляделся.
Может, кофе напоите, пока мы ждем Хагая?
В нашем кибуце не принято держать в доме чайник. Ривка по-прежнему была напряжена. Мужчина улыбнулся и тряхнул головой:
Грешен, забыл, простите. Воды-то хоть дадите? Это можно?
Ривка кивнула Лее, та набрала в стакан воды из-под крана, пропустив немного, чтобы была похолоднее. Мужчина ей нравился своим хладнокровием и улыбчивостью, только она ну никак не понимала, почему обычно добрая и приветливая мама так странно себя ведет.
Дождались Хагая, с трудом выпроводили Рами из дома, и незваный гость начал
Лея Бен-Цур, урожденная Лея Фаерман, 1939 года рождения, родилась в городе Злобине, сегодня Белорусская СССР.
«Белорусская СССР» он произнес по-русски, картавя на звуке «р», а родителям пояснил на иврите: «Р'усия Леван'а». Хагай перестал улыбаться, Ривка по-прежнему молчала.