Да, она уже знает его номер. Но не звонит.
Ну ждите, скоро позвонит она ж не успокоится, пока не грохнет всю обойму, а сейчас ей только двое из оставшихся в четвёрке и нужны, невозмутимо проговорил собеседник тем же добрым баритоном. Пиковая дама всегда бьётся козырной, не забывай, Ройенталь вот забыл и не положил её в рукав, дурак. Я тебе ещё вот что хотел сказать тут на тот же курс люцифериты легли, видать, решили ухватить добычу у радужных упырей, так что я сам уже отдал приказ стать на крыло твоим именем. Убери имперцев с территории, застрелят ни за грош ведь, ещё я солдатами Лоэнграмма не бросался в такую свалку, ага.
Постараюсь, уже спокойнее ответила Катерозе. Изольда готова?
Обижаете, миледи, бесшабашно рассмеялись в ответ совсем по-мальчишески. А на кой тогда на подножку заскакивать в этом поезде, Катерозе? Розенриттеры смолчали?
Спасибо, Йозеф, она даже слабо улыбнулась и сразу нахмурилась. Да, смолчали, козлы
Жаль, это был их последний шанс остаться людьми. А козлам место в скотомогильнике, мрачно произнёс молодой мужчина. Слово и дело, да поможет нам Господь!
Слово и дело, Йозеф устало выдохнула Катерозе, застыв с приподнятой вверх головой и закрытыми глазами.
Повисла тишина. Мужчины переглядывались с выражением крайнего изумления на лице. Миттенмайер, которого некоторые темы из услышанных начали уже сильно интриговать, предпочёл глянуть на лицо Оберштайна и обомлел. Тот сидел, сложив руки в замок, и беззвучно смеялся, явно довольный происходящим! Потом заметил взгляд Миттельмайера и спокойно сказал, будто отвечал на его мысли или сам хотел что-то уточнить:
Превращение из валета в короля ещё ни для кого не проходило спокойно. Особенно, когда в колоду вброшены новые валеты и прочая массовка, и снова стал невозмутимым до мрачности.
Лихорадка. Лихорадка, чёрт бы её побрал, как она не вовремя Когда она вовремя была, скажешь тоже, император. А вот ведь подлость, почему сознание не теряется надолго, если я уже так вымотан? Эх, если б только Ну, хотя бы знать, что всё это не напрасно? Или я слишком многого хочу уже, обрадовавшись, что Катерозе меня услышала? Услышала, уверен не то зачем бы те самые лилии сорвала. Кабы только не зря всё это отдадут деньги этим отморозкам, а что дальше даже думать не хочется. До чего обидно пропадать в километре от своих, да ещё так медленно. Так, а что это меня передышки угнетать стали, не я ли сам умолял их наступить недавно? До чего я беспокойная личность, оказывается, вечно недоволен. Катерозе, видать, там с ума сходит, голову ломает, как меня вытащить, а я тут капризничаю, о скорой смерти мечтаю, вот урод. Или я просто боюсь, что не выдержу, может в этом дело? Да, наверное, слишком боюсь потерять лицо. Ах, если бы только на всё это хватило сил, вот в чём я и не уверен. Чёртова лихорадка, чёртова лихорадка, что мне с ней делать, усиливается же Дрожу, как проклятый.
Тебе что, плохеет сильно? Райнхард услышал над собой голос Бергера и не знал, как реагировать.
Того это молчание явно не смутило должно быть, он расценил его как согласие, и осторожно, но настойчиво, приподнял пленника за плечи в положение полулёжа. Пришлось открыть глаза, но ведь смотреть на пришельца это не обязывает А тот деловито потрогал его лоб тыльной стороной ладони и присвистнул:
Ни черта себе, с таким жаром и такой бледный, и ещё молчит. Ты что, кончиться решил по-тихому, что ли?
И чем это плохо? Боишься, что моя цена упадёт, если умру? тихо процедил сквозь зубы Райнхард.
Огрызаешься значит, я прав, с назидательной рассудительностью ответил Бергер. Можешь ещё раз огрызнуться, например, послать меня, но разумнее будет всё же выпить вот это, давай-ка, залпом и поднёс к губам раненого стакан.
Запах крепкого пряного глинтвейна снёс всякие возможные попытки сопротивляться, и Райнхард подчинился. Внутри взорвалась ласковая молния, боль в голове и теле ослабла, и даже дышать стало легче. Он молча наслаждался этим чудом, прикрыв веки совершенно безотчётно, и позабыл про всё на краткий миг.
Так-то лучше, теперь закуси, вполне довольным тоном помешал ему Бергер.
Райнхард не стал возражать да и кусок хорошего шоколада был тоже кстати. Розенриттер вежливо уложил его снова на свою куртку и тихо спросил:
Райнхард не стал возражать да и кусок хорошего шоколада был тоже кстати. Розенриттер вежливо уложил его снова на свою куртку и тихо спросил:
Ещё стакан будешь?
Можно, едва слышно разрешил Райнхард, не шевелясь.
Лады, негромко ответил собеседник и пошуршал прочь.
После второго стакана и вовсе можно было признаться, что ощутимо полегчало, даже дрожь в мышцах утихла. Но Райнхард решил выхватить инициативу, слишком странным показалось ему поведение солдата удачи в искреннюю симпатию верят разве дети
Чего ты хочешь? холодно спросил он, соизволив наконец упереть взгляд в лицо Бергера.
Поболтать, мы же незнакомы были, самоуверенно пожал плечами тот.
О чём? ещё жёстче сказал Райнхард, будто допрашивал собеседника.
Тот вовсе не смутился, а как будто даже обрадовался. Он с искренним добродушием, будто говорил с приятелем, более непринуждённо уселся рядом на полу и задушевно спросил:
Слушай, ты же красиво отмазался для всех, я тебя не выдам, но скажи, эта рыжая, она же в постели, небось, кошка? последнее слово он протянул и вовсе со сладострастным придыханием.
Райнхард с трудом сдержал сдавленный стон. Возможно, что и зря сдержал тогда было бы хотя бы понятно, насколько противна ему эта тема, как будто на него дохнуло каким-то душным смрадом и зловонием. Уж лучше второй раз быть скинутым с лестницы, чем быть вынужденным говорить на такие темы с этаким типом.
Об этом надо наводить справки у её мужа, ледяным тоном проговорил он, с трудом сдерживаясь, чтоб не сказать всё, что он мог бы сказать в таком случае. Я это знать никак не могу, как ни печально это для тебя. Это всё?
Бергер задумчиво покачал головой, помолчал, потом сделал одобрительный жест пальцами:
Молодец. Круто. Завидую. Ладно, пошёл я покуда, и исчез из поля зрения полностью бесшумно.
Довольно скоро гомон пирушки резко усилился. К счастью, теперь оно не стучало по голове, как раньше, и при желании можно было и прислушаться. Однако сначала появилось очень мерзкое ощущение, будто происходит что-то по-настоящему поганое, вроде неких скользких и холодных щупалец, которые настойчиво лезли к сердцу Райнхард различил возгласы разных голосов: «деньги привезли!». Захолонуло где-то под сердцем что-то будет прямо сейчас. Эх, а я даже не успел отдохнуть
Происходило же следующее. По лестнице вальяжно спускался хотя точнее стоило бы сказать, что кривлялся, спускаясь не очень молодой человек подчёркнуто не очень мужской внешности, крикливо и разухабисто одетый, со множеством блестящих украшений не только на одежде, но также на пальцах, шее, в ушах и носу. На голове у него красовалась некая пародия на высокую шляпу, густо и ярко разукрашенная полосами разных цветов в последовательности семи цветов радуги. В руке он без устали вертел туда-сюда большой полотняный мешок, доверху чем-то набитый, и также разукрашенный в семь цветов спектра главной линии ртути. Гражданские сдержанно улыбались, наблюдая эту нелепую клоунаду, розентриттеры же кто застыли с потемневшими лицами, кто уже молча трясся на месте с искажённым от гнева лицом. Спустившись, пришелец сделал нарочито карикатурный поклон и громко прокричал фальцетом:
Дорогие друзья! Наше вам с кисточкой и с радугой, ура! Ваше гонорарище тута, берите, не жалко.
Из группы гражданских выскочил манерный сноб, конфликтовавший с Бергером совсем недавно, быстро подбежал к гостю и, получив от него мешок, спросил:
Ну, и как погодка нынче?
Да просто пакость, жеманно пропищал тот в ответ. Такая противная гроза катится, что аж страшно, ай-яй! и шебутным жестом погладил себя по щеке.
Райнхард, лежавший спиной к этому действу, понял из всего только одно слово: «гроза», да ещё слышал, как розентриттеры переговаривались между собой, роняя фразы: «радужные упыри», «содомитские деньги», «отдавать Золотоволосого ЭТИМ?». Ему хватило. Такого отчаяния он не испытывал ни разу в жизни. Катерозе не успеет, и уж лучше смерть, немедленно, чем попасть в лапы к новым гостям. Он хоть умрёт, оставшись человеком и мужчиной, неужели ему даже в этом уже отказало небо? Господи, забери меня отсюда, я этого не вынесу!
Тем временем уже не Бергер, а другой полевой командир, вскочив на стол, проревел так, что эхо гудело долго:
Вы это что ж, всерьёз полагаете, что мы будем ТАКИЕ деньги в руки брать?! А не засунуть ли их вам в вашу аристократическую задницу все их сразу? Золотоволосый покуда ещё наша добыча, и в ваших интересах нас не злить, а то мы можем найти и другого покупателя, с чистыми деньгами!