А кто эта Петлюра? поинтересовался Голощёкин.
Этот! поправил Свердлов.
Какая? не понял Голощёкин.
«Какой», а не «какая»! с нажимом уточнил Свердлов. Шутки ты перестал шутить и понимать, друг мой Шая, товарищ ты мой Филипп! Петлюра ярко выраженного мужского пола очень большой и махровый антисемит. У него большая банда, и он всех наших вешает на деревьях. На каждом дереве в Киеве у него висят евреи. Как груши. Ну и большевиков тоже немножко вешает. Только не на деревьях. На церковных воротах.
Так. Понятно. Хохол. Салоед. А что за Махна? Это уж точно баба? Что-то я недавно слышал за неё. А это не наша Шейва Соломониах из Одессы Сонка Золотая Ручка? Не отвечай: я сам сейчас догадаюсь. Наверное, у неё эта штука очень мохнатая, потому и Махной прозвали. Правильно? захохотал Голощёкин.
И с чего ты взял? С какого потолка?
Я таки за дедуктивный метод много читал и его много учил. Правильно я сказал?
Свердлов шутку не принял.
Махно ещё хуже Петлюры. Хуже зверя. Убийца невиданный. В мире такого не было. В крови по шею. А кто он никто сказать не может: не то мужик, не то баба. А может, то и другое сразу Его не только наши ненавидят, но и гои и кацапы, и хохлы. Не говоря уже за большевиков. Объявил себя крестьянским вождём. Вроде Стеньки Разина. И все ж таки эта Махна с Петлюрой вместе ничего хорошего, но и плохого не так чтоб очень много. Тут у нас в Москве обнаружилась похужее тенденция: Антанта хочет заставить нас думать за войну и принудить разорвать и ликвидировать насовсем мир с немцем. И там уже решили: если так у них не получится, чтоб нас добровольно заставить, тогда хочут свергать наше рабоче-крестьянское правительство
Голощёкин слушал чрезвычайно внимательно.
Да дела! наконец, произнёс он. И шо теперь?
А пока нишо! дружески передразнил партийного товарища Свердлов. Это только пока не сильно точные сведения они от разных дружественных сфер. От наших людей в их правительствах. А что нам надо особенно ожидать и об чём на самом деле нам думать, мы с тобой узнаем через он посмотрел на кабинетные часы в углу. Уже через одну-пару минут буквально.
Ждёшь кого? Или что?
Сейчас будет рав Якоб Шифф.
Голощёкин даже из кресла выбрался от изумления.
Сам? Из Америки? Таки в собственной персоне?
Собственной, подтвердил Свердлов.
Ты не очень много шутишь?
Не совсем собственной персоной, уточнил Свердлов. Он здесь как представитель американской ассоциации трудящихся организаций для помощи советской власти, а не как рав Шифф или большой банкир Америки.
Он снова надрывно и мучительно закашлялся до слез.
Да, задыхаясь, продолжил Свердлов. Нужно об хорошем воздухе подумать он затих и мечтательно прищурился. Поехать в наши края, походить по лесу. Искупаться в озере
Ой-вей! возразил Голощёкин. Какой купаться в озере? К твоему кашлю как раз ещё простуды не хватает. Тебе не будет сильно слишком очень много? Нет, Яков, надо тебе на другой воде поплавать в Женеве или в Бадене, там, говорят, хорошие водные озёра, купайся с утра до вечера.
Свердлов усмехнулся:
«На воды ехать лечиться», а не купаться так говорят. Вернее, говорили. Аристократы говорили. Это значит, там, в Женеве или в Бадене, курорт проходить, воду сырую из минерального фонтана пить, а не плавать в нем. Хорошо бы Но не получится. Ленин скажет: «Замашки эксплуататорского класса» Не даст денег.
Ленин про то пусть помолчит! Кто ему самому денег даст!.. Про что там он скажет мы ему научим правильно сказать. Найдёт твой Ленин на тебя и денег, и воду хорошую минеральную, а не сырую! заявил Голощёкин. Обратно ж, он кто такой? Сегодня начальник нашей партии, но не на всю жизнь! Он таки у нас должен запомнить, что ты по государственному чину по закону, а не партийному уставу выше любого Ленина. Он только начальник правительства, а ты начальник всех начальников глава советской, единственной пока в мире рабоче-крестьянской республики. А может, в очень скором времени вопше будешь президентом мировой пролетарской республики Эксплуататоры ему не нравятся, говоришь? Мне тоже они не нравятся. Никому не нравятся. Они покатались в своё время по курортам и минеральным фонтанам. Теперь наша очередь.
Ну, разве что Так и питерский Гершель4 говорит, согласился Свердлов. Если хочется хорошо пожить, так почему не пожить? Вот мы сейчас у рава Якоба обо всем и спросим, и узнаем, как он скажет
Голощёкин вдруг встревожился.
Ты должен себя очень сильно беречь, Яков, озабоченно произнёс он. Ты всем нам очень нужен. Даже больше, чем для всех, нужен. Коммунизм хорошо, но он ещё не всё для нас. И не скоро. Я хочу сказать, что ты здесь, в этом кабинете должен первым защищать наш народ. С Бундом5 нам теперь не по пути, как решил товарищ Ленин. Остаёшься ты. Такой шанец может упасть только за тысячу лет один раз. Или за две тысячи. Помнишь, как за то сказано в Книге Книг? «Две тысячи лет будет скитаться народ мой». Две тысячи как раз и подходят. Пора скитания кончить. Что ты за ту мысль думаешь?
Я знаю? с сомнением произнёс Свердлов. Что тут ещё думать?.. Но все понимаю, Шая. И делаю, и буду делать, что могу. И сомневаться за меня, Шая, у тебя нет оснований, закончил председатель ВЦИКа.
Та кто там сомневается? обиделся Голощёкин. Та ты шо? Все наши евреи за тебя только хорошее знают и говорят! Один только твой угнетённый декрет чего стоит. Так за него можно такие многие деньги получить от евреев со всей земли. И никто не пожалеет! Так что пусть тот Ленин помолчит. Но твой угнетённый декрет только первый шаг. Надо пошагать дальше!
Говоря о заслугах Свердлова перед соплеменниками, Голощёкин нисколько не преувеличил его роль в истории. «Угнетённый декрет» был пока проектом, который сочинил Троцкий, а до блеска довёл Свердлов и собрался в ближайшее время предложить на утверждение ВЦИКу. Это был неслыханный доселе в мировой истории расистский документ под названием «О самой угнетённой нации в Российской империи».
В нём самой угнетённой нацией, больше всех пострадавшей от русского самодержавия, объявлялись евреи. На этом основании они должны получить в Советской России особые права. Документ предписывал органам Советской власти предоставлять работу в первую очередь, угнетённым евреям. Еврейские дети принимаются в любое учебное заведение без экзаменов и без платы за обучение. Евреи-мужчины освобождаются от обязательного воинского призыва. Все евреи без исключения имеют преимущественное право на получение гарантированного продовольственного пайка. Впрочем, в жалких советских пайках, на которые всем подряд, даже сотрудникам наркоматов, выдавали сушёную воблу, многие из них не нуждались. Уже в первые месяцы советской власти весь продовольственный рынок, в том числе чёрный, оказался в «угнетённых» руках.
Но главным в декрете, который должен стать законом прямого применения, было положение о карательных мерах за различные проявления антисемитизма, даже незначительного. Кара предусматривалась быстрая, но исчерпывающая: расстрел как за конкретные действия, ущемляющие любые интересы любого еврея в России, так и просто за неодобрительные и даже брошенные случайно слова, потому что такие слова, как явствовало из документа, могут разжечь межнациональную рознь. Если и не разожгли, то могут.
По своему зверскому содержанию декрет превосходил репрессивные документы святой инквизиции Испании времён Томаса Торквемады. Потому что Великий инквизитор преследовал не правоверных иудеев, а, прежде всего, маранов евреев, принявших христианство. Но опять-таки не чистосердечных новых христиан еврейского происхождения преследовал Торквемада, а тех, кто крестился для отвода глаз и ради дополнительных выгод, продолжая тайно исповедовать иудаизм. Для этого в Испании были даже созданы тайные синагоги. Но искренне верующих мусульман и иудеев инквизиция не преследовала. Только еретиков и отступников.
Секретарь снова беззвучно открыл дверь и, не переступая порога, доложил о прибытии гражданина Северо-Американских Штатов товарища мистера Джекоба Чайфа с делегацией.
Шо? Шо там такое? Какая ещё делегация? забеспокоился Голощёкин. Я думал, мы будем говорить с равом Якобом один глаз на глаз другой!..
Никакой! Никакой! Никакой нет делегации, заверил его Свердлов. Просто такая формула протокола для наркоминдела и для газет.
Ага! успокоился Голощёкин. Тогда ладно.
Тихим кошачьим шагом в кабинет вплыл пожилой еврей небольшого роста, ниже 166-сантиметрового Свердлова, в чёрной хламиде, в чёрном сюртуке и чёрной касторовой шляпе. Он был невероятно бледен. Его по-европейски аккуратная седая борода, от которой исходил узнаваемый запах чеснока, сообщала его лицу синюшный оттенок. Казалось, гость прибыл не из Америки, а из могилы на Ваганьковском кладбище.