Шифф замолчал, задумался, затуманился, глядя куда-то вдаль сквозь Свердлова.
Конечно, чуть погодя, продолжил Шифф, характер целого народа, да ещё рассыпанного по всей земле, сразу не изменить. Но смотрите сами: он, еврейский характер, особенно, в России меняется прямо на наших глазах. И так невероятно быстро, что даже не верится. А под его влиянием будет меняться и характер мирового еврейства, что внушает очень большие надежды на будущее.
Декрет Троцкого-Свердлова, снова подчеркнул Шифф, несмотря на то, что он ещё не стал законом, тем не менее, произвёл огромное впечатление на все мировое еврейство.
Сбываются пророчества древних мудрецов, утверждающих, что машшиах6 придёт уже в нынешнем, двадцатом веке, с уважением вставил Свердлов.
Рав Якоб на то улыбнулся в бороду и собрался продолжить, но послышалось мягкое царапанье в дверь.
Херейн7! крикнул Свердлов. И повторил по-русски: Войдите!
Вплыл секретарь. На серебряном подносе он принёс два чайника большой, тоже серебряный, с кипятком, и второй фарфоровый, заварной. Тут же три стакана в золотых, украшенных финифтью подстаканниках. В хрустальной вазочке мелко наколотый сахар, на двух фарфоровых тарелках бисквиты, эклеры и песочное печенье. Он поставил поднос на отдельный столик, нарезал кружками лимон, разлил по стаканам чай и замер, ожидая приказаний.
Моё поручение? спросил Свердлов.
Выполнено, Яков Михайлович, с каменным выражением лица доложил секретарь. Только
Что «только»? Что ещё? резко спросил Свердлов. Что ты там ещё придумал?
Я ничего. Яков Михайлович. Только вот коменданта «Националя» никак не могут найти.
Значит, ты его заменишь. Вместо него станешь к стенке!
Как прикажете, бесстрастно ответил секретарь.
Ладно, смягчился Свердлов. Займитесь своими делами, я потом приму окончательное решение и сообщу вам. Пусть твой комендант не прячется. Дадим ему возможность исправить ошибки. Свободен! Пока
В приёмной комиссар Яковлев, с облегчением сообщил секретарь.
Пусть ждёт! приказал Свердлов. И никуда не уходит.
Шифф взял свой стакан, понюхал чай, одобрительно кивнул. Глянул на тарелки и перевёл вопросительный взгляд на Свердлова.
Всё кошерное, заверил его Свердлов. Делают в том же «Национале», специальная выпечка.
Шифф охотно захрустел печеньем, роняя крошки на бороду. Зубы у него оказались белые, крупные, ровные, как на картинке учебника стоматологии, из настоящего фарфора. «Да, грустно отметил Свердлов. Так вот живут евреи в Америке. Попробовал бы он русской тюремной баланды. Что у него во рту осталось бы?» У самого Свердлова зубов осталось после сибирской цинги мало. Недавно ему поставили на верхнюю челюсть стальной мост, однако, без привычки железо во рту мешало и раздражало.
Шифф строго глянул на Свердлова и председатель ВЦИК испугался, что рав Якоб слышит всё, о чём Свердлов думает.
Чай допили в молчании. После чего Шифф, поковыряв в своём дивном фарфоре обычной канцелярской скрепкой, которую он взял на столе Свердлова, снова заговорил и так же медленно и тихо. Снова об «угнетённом» декрете.
Он ещё раз его похвалил, добавив, что все мировое еврейство завидует своим братьям в России. Тем не менее, есть у декрета и другая сторона. И вот тут надо быть очень осторожным и взвесить всё до мелочей, подвести строгое сальдо-бульдо. И надо осознать: декрет, став законом, непременно спровоцирует в России невиданную доселе вспышку антисемитизма.
Ленин это называет «диалектическим подходом», вставил председатель ВЦИК. У каждого явления две стороны. Борьба и единство противоположностей.
Шифф едва заметно пожал плечами: что мне до вашего Ленина?
Философия тут не к месту. На землю надо смотреть, а не на облака. Документ, несмотря на добрые намерения составителей, в то же время чрезвычайно вреден и даже опасен. И его польза в итоге уничтожается его вредом. Когда декрет войдёт в законную силу, над детьми Израиля снова будет занесён меч, который мы, а точнее, вы своими руками дадите нашим будущим палачам. Меч более беспощадный, нежели когда-либо в истории еврейства. Потому что вы, когда готовили декрет, упустили из виду одно, крайне важное обстоятельство. Я бы сказал, роковое. Не догадываетесь какое, дети мои?
Шифф едва заметно пожал плечами: что мне до вашего Ленина?
Философия тут не к месту. На землю надо смотреть, а не на облака. Документ, несмотря на добрые намерения составителей, в то же время чрезвычайно вреден и даже опасен. И его польза в итоге уничтожается его вредом. Когда декрет войдёт в законную силу, над детьми Израиля снова будет занесён меч, который мы, а точнее, вы своими руками дадите нашим будущим палачам. Меч более беспощадный, нежели когда-либо в истории еврейства. Потому что вы, когда готовили декрет, упустили из виду одно, крайне важное обстоятельство. Я бы сказал, роковое. Не догадываетесь какое, дети мои?
Но Свердлов и Голощёкин оторопели от неожиданности настолько, что не могли произнести ни слова и только переглядывались.
Значит, не догадываетесь, с грустью констатировал рав Якоб. Плохо. Очень плохо. Не радуете меня. Нет, не радуете
Дети сокрушённо молчали.
Опасность состоит в том, что мы плохо понимаем русских. Или переоцениваем, или недооцениваем их как нацию. Тем более, это нация молодая и самая непокорная в мире. Самая большая ошибка преувеличивать и абсолютизировать их национальное простодушие, безобидный характер и рабскую терпимость. Да, они могут терпеть долго. Но тем худшие наступают последствия. В конец концов, наступает момент, и в русских внезапно просыпается агрессивность, жестокость, крайняя недоверчивость, подозрительность и безжалостность к инородцам. Любой расы. И тогда чужая жизнь, да и своя собственная тоже, становится в их глазах дешевле копейки. Они, как никакой другой народ, предрасположены к массовому умопомешательству. В самом деле, какой ещё народ способен в короткое время устроить три революции и не извлечь из них для себя ни капли пользы! Но самое главное ждёт нас впереди. Русские только начали сходить с ума, а до конца ещё далеко. Поэтому, подчеркнул Шифф, нужно со всеми основаниями ожидать в ближайшие три-пять лет, а, может быть, и раньше, сильнейшего подъёма самого разнузданного антисемитизма и юдофобии. И ваш декрет зажжет этот костер, сделает разгул антисемитизма смертельным и необратимым. В прямом, физическом понимании слова. И начнётся этот гибельный для нашего народа процесс, в первую очередь, в русской армии. Точнее, в красной армии.
Голощёкин заёрзал в кресле.
Вы что-то хотите сказать? осведомился Шифф.
Если позволите, глубокоуважаемый рав Якоб.
Шифф благосклонно кивнул.
Я скажу за ваши опасения как военный комиссар, заявил Голощёкин.
Прошу, разрешил Шифф.
Насчёт армии. Красную армию формирует лично Троцкий. Ключевые кадры командиров и военспецов тоже его.
Да, подтвердил Свердлов. У него сейчас власти больше, чем у древнеримского диктатора. Больше, чем у всей нашей партии. И он не подчиняется никому. Даже центральному комитету. Даже Ленину.
Ой-вей! удивился Шифф. Неужели так-таки никому?
Ну, так, конечно, за него сказать нельзя чтоб абсолютно никому, возразил Голощёкин. Иногда он выполняет постановления ЦК или РВС8. Но только, если с ними согласен. Если нет, всё делает по-своему. Так что красную армию и флот он держит в кулаке.
Да-да, поддержал Свердлов. Кулак у Троцкого железный. И дисциплина в красной армии тоже железная. Вот сейчас он ввёл децимацию. Как в Древнем Риме.
Шифф вопросительно глянул на него.
Сдался тебе, Яша, этот старый Рим! не выдержал Голощёкин. Ну, как и зачем ты суёшь его к месту и не к месту? По-нормальному, по-человечески не можешь?
Свердлов едва заметно улыбнулся.
Децимация это когда за провинность или нарушение дисциплины одного солдата расстреливают каждого десятого. Так что насчёт антисемитизма Свердлов с сомнением покачал головой.
Всю красную армию, сын мой, назидательно промолвил Шифф, даже Троцкий не сможет расстрелять. И не забывайте, что основа её тот же русский. Большей частью, православный мужик, крестьянин. Он только что вернулся с войны. Там он научился и уже привык убивать так легко, как нам кусочек мацы съесть. Он только что сбросил царя и Временное правительство. Он не расстаётся с винтовкой. Этот вчерашний царский, а сегодня красный солдат уже ничего не боится. Он оставил свой страх на фронте. И этого солдата никакой децимацией не напугать и не остановить. На время согласен можно озадачить, но только на время! И если Троцкий не оставит свой древнеримский хохом9, то раньше или позже скорее всего, раньше он получит пулю в затылок. И не одну. От своих же солдат. Это я, рав Якоб Шифф, вам говорю. А я всегда знаю, что говорю. А когда не знаю я не говорю, а слушаю умных людей, каких я утром ещё надеялся найти в Кремле и в этом кабинете, но, ой-вей! ошибся сокрушённо вздохнул он.