Она кивнула.
Нехорошо. Давно ли вы с больничной койки? Обращаю самое пристальное ваше внимание, товарищ Дама в сапогах, что здесь не танцевальный бал Смольного института. В здешних краях обморожение заканчивается обычно гангреной. Приказываю, товарищ Колобова: немедленно надеть валенки! И запомнить на будущее: никто не имеет права рисковать своим здоровьем хотя бы потому, чтобы не создавать хлопот своим товарищам. Мне, честно говоря, не хочется заниматься ампутацией ваших конечностей, тем более что наш фельдшер не умеет это делать. Да и инструмента хорошего нет. Представляете, как это может выглядеть, если женскую ножку придется отрубать обычным хозяйственным топором, а? Молчите? То-то же! Но топор еще пустяки. А если вы простудитесь? И у вас испортится цвет лица? Что тогда прикажете? Это же катастрофа!
Новосильцева рассмеялась.
На войне мирных болезней не бывает. Но ваш приказ будет выполнен.
Не «будет выполнен», а выполняйте немедленно. Я запрещаю вам мерзнуть! приказал комиссар.
Она взяла под козырек, но когда Яковлев повернулся, чтобы идти в штабной вагон, скорчила ему в спину рожицу. Это видел только матрос Гончарюк, подмигнул ей и подкрутил усы кончиками вверх.
Ничего Глафира Васильевна, утешил он. Можете не переобуваться в валенки, снег скоро будет мокрым. Мороз спадет.
Почему вы так решили? удивилась она.
Мокрым снегом пахнет, ответил он. Я же моряк. Нам по должности положено знать погоду наперед. А в этих краях она, говорят, очень быстро может меняться.
Поезд осторожно двинулся с места. Внезапно, словно по заказу, всё снова окуталось тяжелым туманом. Он стелился волнами и нес собой запах гнилой сырости. Но через полчаса и туман рассеялся. Снова повалил снег, действительно, мокрый, к которому постепенно примешивалась колючая снежная крупа.
Как в Петрограде, сказала она Гончарюку. Время года может меняться каждый час.
Стало светать. Поезд пошел быстрее, а скоро и дрезину возвратили на место. В серой дали сверкнули несколько отдельных огоньков, потом их показалась целая клумба. Это был Екатеринбург.
По мере того, как бронепоезд приближался к городу, огоньки гасли: наступило утро. Мокрая метель прекратилась, небо совершенно очистилось, и в его голубизне ярко вспыхнуло солнце.
В дверь яковлевского салона постучали.
Прошу! крикнул комиссар.
Он сидел за столом, перед ним лежала давешняя московская шифровка и несколько исписанных листков.
Вошла Новосильцева. Он некоторое время смотрел на нее отсутствующим взглядом. Скользнул сверху донизу:
А где валенки?
Оттепель, кивнула она в сторону окна.
Комиссар Яковлев посмотрел в окно. Никаких признаков оттепели он не увидел, вздохнул и снова обернулся к ней.
Вы тоже не спали, отметил комиссар.
Она молча положила перед ним листок бумаги.
Расшифровала.
Неужели? Замечательно, обрадовался Яковлев. Значит, вы были не такой уж плохой ученицей.
Она пожала плечами.
Наверное, все-таки не очень хорошей, ответила она. Шифр нетрудный, просто я сразу не сообразила, что это типичный код, который часто использовали в охранном отделении департамента полиции для связи с нелегальной агентурой. Самое удивительное, что этим шифром пользуется тот, за кем еще вчера охранка охотилась.
И что же нам пишут?
Он прочел и задумался.
Что же это? Как понимать? спросил он.
Она покачала головой.
Обычная двойная игра, заметила Новосильцева. У меня нет сомнений: нас с вами, безусловно, используют для прикрытия какой-то другой, действительно, главной операции. Дальше обычная практика: если все проходит успешно, группу прикрытия ликвидируют. Как правило. Все зависит от важности акции и желания руководителя операции соблюсти конфиденциальность.
Нет, нет! воскликнул Яковлев. Не может быть! Нас с вами послали сюда два самых главных лица России. Что же, по-вашему, они затеяли интригу против самих себя? Что может быть важнее доставки Романовых в Москву?
Василий Васильевич. Дорогой товарищ красный Ник Картер!16 сказала Новосильцева. Разве в чинах дело! Значит, есть еще более важная цель, более серьезные намерения, в которые начальство ваше не сочло необходимым вас посвящать. Вариантов могут быть десятки. Главный итог не льстите себе понапрасну, что именно вам совдепы поручили съездить за Романовыми потому, что вы самый достойный.
Разве я похож не человека, который может так о себе думать? усмехнулся Яковлев.
Похожи, похожи иронически подтвердила Новосильцева. Только за собой не замечаете.
Хм. Я был о себе лучшего мнения.
Вот-вот! Вы только что еще раз подтвердили мою мысль! засмеялась она. Но не надо огорчаться. Сейчас важно то, что мы установили с большой степенью вероятности: на деле вам поручено не Романовых спасать, а стать прикрытием чего-то другого, о чём вам знать не положено. Так что мы с вами должны исходить из самого худшего.
Не могу поверить признался Яковлев. Даже ничего разумного в голову не приходит.
Комиссар тяжело вздохнул и еще раз перечитал шифровку.
Больше всего на свете, Евдокия Федоровна, с горечью произнес он, я всегда боялся и по-прежнему боюсь только одного: предательства. Против предательства пока не придумано средства.
Он надолго замолчал, прислушиваясь к стуку колес на стрелках. Потом решительно сказал:
Сейчас же по прибытии запрошу Свердлова и потребую объяснений.
Ни в коем случае! возразила Новосильцева. Это будет непоправимой ошибкой.
Отчего же вы так уверены?
Противник или антагонист, если угодно, никогда не должен знать, какой информацией вы располагаете.
Яковлев слушал ее с удовольствием, как учитель слушает любимого ученика на экзамене.
Второе: вы уверены, что телеграмма исходит от Свердлова? Нет, не уверены. Но если втянетесь сейчас в выяснение отношений, в спор, в расследование, да еще на таком расстоянии от Москвы, то так или иначе откроетесь и станете мишенью. После чего я за нас с вами не дам и гроша. Вы не только себя выдадите. Уничтожите собственного агента очень ценного, как я понимаю.
И что же вы предлагаете? спросил Яковлев.
Вести себя так, будто вам ничего не известно. И ваш, точнее уже, наш противник себя обнаружит. И непременно подставит голову.
Разумно, согласился Яковлев, но
Не перебивайте даму! повысила голос Новосильцева. Кроме того, следует иметь в виду и такой вариант: ведь телеграмма пришла от вашего агента-телеграфиста. Он и есть предатель. Или же, как минимум, провокатор.
Нет-нет! возразил Яковлев. Это очень надежный товарищ, многократно проверенный!
Она снисходительно усмехнулась и произнесла тоном строгой, но справедливой учительницы:
Христос, товарищ комиссар, тоже всем своим апостолам верил.
Комиссар вытащил из кармана трубку, стал ее набивать, но зажечь не успел. Послышалось шипение сжатого воздуха и скрип пневматических тормозов.
Кажется, приехали, сказал Яковлев, посмотрев в окно.
На станцию Екатеринбург-I бронепоезд пришел ровно в девять часов, и комиссар приказал тут же подсоединиться к телефонной линии.
Местный совдеп на проводе, доложил через полчаса связист.
Из новых градоначальников никого еще не было на месте. Коротко переговорив по телефону с дежурным Уралсовета, Яковлев зашел в салон Новосильцевой.
Мне хотелось бы, чтобы мы пошли на переговоры вместе, сказал он. Хочу самым циничным образом использовать ваше очарование для достижения собственных целей. Наука давно установила, что присутствие таких хорошеньких женщин, как вы, осложняет переговоры для одной стороны и облегчает для другой.
Этому нас в разведупре тоже учили.
Замечательно! обрадовался комиссар Яковлев. Значит, на вас можно надеяться как на профессиональную он запнулся, подыскивая слово.
Ну, договаривайте, смелее! подбодрила его Новосильцева. Как на профессионалку из «Мулен-Руж», Рёпердамм, Сохо17. Так?
Яковлев только развел руками.
Удивительным качеством вы обладаете, Глафира Васильевна! сказал он. С вами совершенно не хочется вступать в дискуссии или оспаривать вашу правоту. Ну что мне ответить? Вы все знаете лучше меня. Но если говорить серьезно, то вы мне нужны не за этим. Здешние партийные товарищи народ суровый. Даже Мата Хари никого из них не смогла бы соблазнить. Так что вы мне нужны не как соблазнительница, а как консультант, а может, и как свидетель.
Вы что же, Василий Васильевич, спросила она, обыск у них собираетесь провести? Изымать краденое? Или допрашивать с пристрастием? Тогда ясно: вам нужны понятые. Но здесь-то я зачем? Я не отказываюсь вы сейчас мой начальник, со всеми вытекающими последствиями. И я сама согласилась вам подчиняться, поспешила добавить она. И все-таки хотелось бы знать.