Полина предполагала, что Моссад держит во Франкфурте, как выразился бы Иосиф, станцию. В приоткрытом окне опеля слышалась заунывная турецкая музыка. Парень за рулем, кусавший неряшливую лепешку с мясом, мог сойти за уроженца Стамбула:
Моссад хорошо подбирает персонал, подумала Полина, он сливается с местными турками, никто на него не обратит внимания, на площади больше никого не было.
В Гейдельберге допоздна работали только бары и пивные:
За остальным надо ехать в большой город, Полина пошла к опелю, они правы, не стоит здесь болтаться и привлекать внимание, на нее пахнуло дымом дешевых сигарет.
Скомкав фольгу от лепешки, парень за рулем поинтересовался:
Какие новости, Птичка, Полина вызвала кураторов звонком по безопасному номеру во Франкфурте, надеюсь, что господин Ритберг перед тобой не устоял? комнаты общежития снабдили телефонами. Аспирант позвонил Полине на второй день после семинара:
Он не набивал себе цену, поняла девушка, наоборот, он торопился. Он боялся, что кто-то перейдет ему дорогу, Полина устало сказала:
Он пригласил меня в ресторан завтра вечером. Думаю, что все пойдет по плану, вы можете уезжать, машина мигнула фарами, водитель подтолкнул напарника:
Птичка в порядке, больше незачем торчать в этой глуши, даже между собой они говорили по-немецки:
Первый язык выучил, поняла Полина, а у второго он из семьи, почти родной, она хорошо слышала у второго куратора акцент йеке, как звали в Израиле немецких евреев. Блондинистый парень встрепенулся от дремоты:
Хорошо, что в порядке, он широко зевнул, связь держишь через почту. В случае острой необходимости звони нам, Птичка, он снял ненужные ночью темные очки:
На этой площади в тридцать четвертом году дядя твоего ухажера жег книги из университетской библиотеки, он кивнул на заснеженный фонтан, но здешние жители предпочли все забыть, водитель включил зажигание. Полина зачем-то спросила:
Ты откуда знаешь? парень окинул ее долгим взглядом:
Отец мне рассказывал, ему тогда было четырнадцать. Кондитерская принадлежала моему деду, он кивнул на вывеску, отца успели отправить в Палестину, а остальная семья, он махнул рукой:
Поехали, Шимон, опель скрылся за поворотом.
Оглянувшись на витрину булочной, подавив горький вкус во рту, Полина пошла к общежитию.
Темный дерматин сидений потрескался, к низкому потолку бара поднимался табачный дым
Я бродил по Сан-Тельмо, янтарный виски переливался в тяжелом стакане, получается, что твоя квартира рядом с моим любимым кафе, язык Ритберга заплетался, наверное, ты туда часто ходила, Полли? Полина отогнала от себя мысли о Максе:
Мы жили в пансионе, она отхлебнула рома с колой, я стучала на машинке в кафе «Гиппопотам», воображая, что напишу великую книгу, Полине стало противно, как я могла быть такой дурой? она отозвалась:
В «Гиппопотаме» полно туристов, они с Ритбергом говорили по-испански, если ты снова приедешь в Аргентину, я покажу тебе места, не попавшие в путеводители
Ритберг предложил ей заглянуть в бар после обеда в чопорном ресторане неподалеку от университета:
Кухня здесь хорошая, небрежно заметил он, но выпивкой место не славится, если не считать французских вин, они пили бордо, но Полина не увидела счета, пойдем, он ловко подал девушке пальто, я знаю отличное местечко по соседству
Полине казалось, что она на свидании с Максом:
Адольф похож на него не только внешне, поняла девушка, Макс его вырастил и воспитал. Он хотел сделать из племянника идеального арийца, ее затошнило, и, кажется, преуспел, за обедом Адольф сказал:
Ты потомок конкистадоров, он налил Полине вина, ты меня поймешь. Европейская цивилизация принесла миру все, чем он гордится. Мы обязаны белой расе великими научными открытиями, гениальной литературой и музыкой, Ритберг наставительно поднял палец, но Европа сейчас в опасности и наша задача, задача молодого поколения, ее спасти, Полине казалось, что она слушает партийного оратора:
У него интонации Макса, ей хотелось заткнуть уши, он болванчик, говорящая голова, у него нет ничего своего, она игриво ответила:
Боюсь, что политика не моя стезя, Адольф. Я, как всякая девушка, больше интересуюсь нарядами, несмотря на январский холод, Полина вышла из общежития в коротком черном платье и на шпильках, после университета я хочу работать в женском журнале и, она повела рукой, заниматься семьей и детьми. Я католичка, девушка размашисто перекрестилась, это долг верующей женщины. Но я разделяю твое мнение, голубые глаза Ритберга довольно заблестели, христианские ценности находятся в забвении, Полина вздохнула, молодежь ведет неподобающий образ жизни
Боюсь, что политика не моя стезя, Адольф. Я, как всякая девушка, больше интересуюсь нарядами, несмотря на январский холод, Полина вышла из общежития в коротком черном платье и на шпильках, после университета я хочу работать в женском журнале и, она повела рукой, заниматься семьей и детьми. Я католичка, девушка размашисто перекрестилась, это долг верующей женщины. Но я разделяю твое мнение, голубые глаза Ритберга довольно заблестели, христианские ценности находятся в забвении, Полина вздохнула, молодежь ведет неподобающий образ жизни
В Израиле, готовясь к миссии, она сказала куратору:
Пережимать не надо. Я не ханжа, Полина усмехнулась, я собираюсь лечь с ним в постель. Однако если он похож на дядю, теперь Полина в этом удостоверилась, он тоже окажется защитником семейных ценностей
Адольф хозяйским жестом погладил ее по руке:
Ты права, он кивнул мне нравятся девушки, относящиеся к браку серьезно. В молодости можно расслабиться, он подмигнул Полине, но взрослые люди должны подходить к таким вещам ответственно, судя по приглашению в бар, Ритберг именно что позволил себе расслабиться:
Все-таки он не Макс, хмыкнула Полина, того было не свалить с ног бутылкой виски, а Адольф опьянел после двух стаканов, вернувшись к столику с третьей выпивкой, Ритберг взглянул на часы:
Местечко скоро закроется, в угловой кабинке они сидели одни, я думал, что нам удастся потанцевать, но придется уходить ни с чем, Полина хихикнула:
Не могу представить себе немца танцующим, но во Франкфурте я видела ночные клубы, Адольф приобнял ее за плечи:
Я немец, то есть гражданин Лихтенштейна, но я отлично танцую, большая рука ловко пробралась за ворот платья Полины, а ты, наверное, предпочитаешь танго
В Израиле Полину наставлял в искусстве танго пожилой, благообразный мужчина, представившийся ей сеньором Хозе:
Вернее, Иосиф, он широко улыбнулся, я, милая сеньорита, танцевал танго задолго до вашего рождения. Мне шестьдесят пять, но я еще отлично держусь на танцполе, сеньор Хозе рассказывал ей о довоенном Буэнос-Айресе:
Была одна пара, учитель помолчал, вспоминая, немцы, кстати говоря. Сеньор Теодор и сеньора Ана, не помню их фамилии. Они отлично танцевали, срывали аплодисменты на милонгах, учитель затянулся сигарой:
Танго придумали евреи, смешливо сказал он Полине, эмигранты, бренчавшие на пианино в публичных домах. Докуривайте и вернемся к работе
Адольф поглаживал ее шею:
Предпочитаю, кивнула Полина, но в Буэнос-Айресе мне обещали скучный семестр. Немцы не танцуют танго, а наливаются пивом перед телевизором или чавкают сосисками на стадионе. Футбол меня не интересует, а пиво я не пью, Адольф понизил голос:
Я его тоже не люблю. Я вырос в Швейцарии, на вилле моего дяди. Он обеспеченный человек, у нас были отличные винные погреба, адрес швейцарской виллы Ритбергов ничего бы не дал Полине:
Фон Рабе туда не вернется, сказала она кураторам, золото и ворованные полотна он держит в швейцарских банках, а сам предпочитает путешествовать по свету. Он боится разоблачения, даже после пластических операций, Полина лукаво сказала:
Ты необычный немец, розовые губы приоткрылись, мне хочется узнать тебя поближе, ее щеки горели, Полина успокоила себя:
Здесь жарко и в нас плещется по нескольку коктейлей. Он должен пригласить меня домой, Ритберг упомянул, что живет в центре города, а я не откажусь, теплое дыхание обожгло ей ухо. Ритберг поцеловал ее пальцы:
У меня есть пластинки танго, парень улыбался, хочешь, мы выпьем еще коктейль и потанцуем, только я и ты, Полина шепнула: «Хочу, Адольф».
Адольф не ждал сегодня звонка от дяди:
Мы разговаривали позавчера, он следил за итальянским кофейником на электрической плитке, у него все в порядке. Он перевел деньги для поддержки легального крыла движения
Адольф отвечал за финансирование маргинальной партии, созданной несколько лет назад в Западной Германии для, как выражался дядя, отвода глаз. В национально-демократическую партию Германии собрали, как любил говорить Максимилиан, бесполезных крикунов:
Надо дать им выпустить энергию, провозгласил Феникс, митингами они усыпят бдительность полиции и отвлекут внимание от наших планов, он весело добавил: