Иоланта Принцесса Марса
Владимир и Александр Стариковы
© Владимир и Александр Стариковы, 2019
И О Л А Н Т А П Р И Н Ц Е С С А М А Р С А.
Раннее, чуть розовое утро. Я в пилотской кабине своего боевого Ила (Ил 2), сижу, вытянув ноги к педалям, на жёстком парашюте и ёрзая, поправляю упрямые парашютные лямки и привязные ремни своего командирского кресла. Тускло поблёскивают мерцающим светом стёкла пилотажных приборов, пуская блики от восходящего солнца, мне прямо в глаза. Я щурюсь, чертыхаюсь, но ничего не поделаешь вынужден сидеть в кабине, в боеготовности 1. Боеготовность 1, это когда сидишь на земле в кабине тесной, с полным боекомплектом, и жди ракету на вылет. Перевожу заспанный взгляд на верхнюю полусферу облачность баллов восемь, не меньше, кучево-дождевая. Это значит, что на высоте 700 метров, опять «блудить» придётся в поисках ориентиров, видимых через разрывы и «окна» в облаках. Местность на нашем «театре» болевых действий ужасная для самолётовождения. На полётной карте сплошные мари и хмурые леса, причём дремучие Тамбовские, и ни одного линейного ориентира практически, одни высотки сопок нас и спасают. А я ведь пилот «все-погодник» и «ночник» вдобавок, значит, обязан летать без штурмана при любой погоде, «будь она неладна». Капли утренней росы срываются с открытого фонаря моей бронированной кабины и изумрудными каплями капают на мой планшет, как девичьи слёзы перед разлукой. Наш техник самолёта Толик, суетится с баллоном сжатого воздуха, силясь поставить его на попа, дался ему этот воздух. А вот у нас сегодня воздух омерзительный, как бы дождь с грозою не посыпал, а тут ещё фрицы прорвались. Сзади слышу стук в бронестекло, медленно, очень медленно поворачиваю голову, интуитивно зная, что меня ожидает. Что тебе? спрашиваю своего борт-стрелка Сергея «Скоморохова» (на эту кличку Сергей иногда отзывается), когда я жутко зол и кричу в эфир команды. Почти угадываю, по его беззвучно шевелящимся губам, чем слышу его голос, на голове ведь шлемофон с шёлковым подшлемником; если по «СПУ», то слышно в наушниках, а так как глухонемые. Глаза у Сергея выпукло блестят как у акулы, каким-то фосфорическим светом, сквозь жёлтое бронестекло. Кивнул ему, что понял, и ухмыльнулся сам себе весёлому каламбуру: «Борт-стрелок, постоянно «стреляет» офицерские папиросы у своего командира». Делать нечего, кричу Толику: Младший техник Потехин ко мне! Улыбаюсь про себя, видя, как зашевелились беззлобно его губы от порывистого мата. Конечно, только, только удалось поставить баллон сжатого воздуха на «попа», а тут командир экипажа требует забираться на крыло, и это с его плотной комплекцией, но делать нечего. Младший техник лейтенант, осторожно опускает баллон на землю и по «рачьи» заползает на центроплан к моей кабине. Круглое его лицо как всегда испачканное сажей, наклоняется ко мне. Я протягиваю ему две страшно дефицитные папиросы «Казбек» и жестом даю понять, что бы он, одну папиросу передал «вечному» стрелку, а другую может выкурить сам. Дело сделано, я тоже закуриваю, пуская голубой дымок в рукав лётной куртки. Курить в самолёте и даже на стоянке категорически запрещено, но мы-то знаем, что если Толик разрешил, значит можно, самолёт заправлен ещё с вечера, а в боевом вылете нам такие «зажигалки» прилетают от фрицев, что наш огонёк папиросы, безобидный светлячок. А ты сам попробуй, посиди в кабине да без курева, да ещё привязанный как младенец в пелёнке, пару часов, а потом в полёт, тут и голова закружится, и ничего не соображаешь! Над циферблатом авиационных часов «АЧХО», на меня улыбаясь, смотрит молодое девичье лицо, моей фронтовой подруги, парашюто-укладчицы Тони. Её фотографию я обычно ношу в кармане у сердца, а в полёте на приборной доске над циферблатом часов эта фотография мой оберег и талисман, на все случаи жизни, и она всегда оберегает меня от фашистских снарядов двадцати миллиметровых «эрликонов»! Что такое? Не дали докурить грязно ругаюсь я про себя! С вышки «КП» (командного пункта), взлетает зелёная ракета, и с шипением описав пологую дугу, догорает на излёте. Это есть боевая команда на взлёт дежурному звену «все-погоднику», то есть мне Алексею Обручеву, 1920-го года рождения! От винта! грозно кричу я, срывающимся от волнения голосом. Пошло наше время, что оно принесёт нам победу или смерть пока неведомо. Энергично закачиваю ручным пусковым насосом «ПМ 1», бензин и открываю воздушный кран запуска. С шипением топливо-воздушная смесь устремляется в головки цилиндров моего мощного мотора. Лопасти винта уже свистят, рассекая воздух. Включаю зажигание, и мотор обрадованно фыркнув и обдав нагло мою кабину липким сизым дымом, прокашливаясь, заработал на малом газе. Команда на экстренный взлёт, но необходимо прежде выполнить таинственный ритуал прогрева мотора до нужной температуры. Закрываю заслонку маслорадиатора, не простую заслонку, а бронированную, у меня ведь не просто самолёт, а воздушный танк, который немцы обозвали унизительным словом «железо-бетонный». Пора на взлёт, запрашиваю нарочно лениво, руководителя полётов по радиостанции, левой ладонью прижимая к горлу ларингофоны, что бы лучше было слышно: «Факел, факел, я свеча раз! К взлёту готов, разрешите занять исполнительный». В наушниках слышу спокойный голос Бати: «Свеча раз, я факел, разрешаю исполнительный». «Факел! я свеча раз, вас понял, занимаю исполнительный» отвечаю. Рядом, слева и справа, в некотором отдалении, вращались винты двух илов моего звена, от них в эфир скороговоркой, сленгом и кодом, полетели запросы на выруливание «свечей» два и три. «Ну что сталинские соколы в полёт», беззвучно шепчут мои губы и левой рукой я передвинул вперёд сектор газа, вначале до упора, одновременно отпуская красную скобу тормозов и прижимая ручку управления к себе до упора, что называется до «пупа». «Поехали»! выдаю в эфир весёлую команду код и прибираю к себе сектор газа, что бы ИЛ бежал весело, но не очень быстро. Три Ила по-вороньи переваливаясь с крыла на крыло, порулили на старт. Пока рулили, рывком захлопнул фонарь кабины и бережно спрятал фотографию Тони в карман лётной куртки. Вновь в эфир полетели команды: «Я свеча раз, на исполнительном, разрешите взлёт»! В ответ Батя рявкнул сердито: «Свечи, проверьте рули и закрылки, взлёт полсотня два, всем свечам разрешаю». «Вас понял «Свечи взлетаем»!
Рёв трёх авиационных моторов, на взлётном режиме разбудил всю округу. Тормоза со стоном удерживали рвущихся в небо зверей. Моя рука уже затянутая в чёрную кожаную перчатку, отпустила скобу тормозов и три боевых Ила понеслись ускоряясь, по взлётной полосе навстречу небу. Скорость принятия решения, отдаю ручку управления вперёд как учили, хвостовое колесо послушно оторвалось от земли, теперь на себя тяну штурвальную колонку. Последний вздох шасси и машина в воздухе. Левая рука убирает и контрит шасси, плавно убираю закрылки. «Свеча раз взлёт завершил, разрешите на курс» запрашиваю КП. Вышка выдохнула нетерпеливо: «Взлёт зафиксировал, разрешаю на курс 252, связь по направлению с «Беркутом» доложите». «Факел вас понял»! доложу обязательно» весело кричу в ответ. («Беркут 1», это станция наведения). За мной выстроились в косой пеленг, как стая гусей, мои ведомые. Рывками перемещаясь, вверх и вниз, Илы шли в пологом наборе, ложась на курс 252. Внизу до самого горизонта медленно проплывает голубая тайга, ни единого характерного ориентира, кроме сумрачного солнца и магнитного компаса «КИ 13» (назвали же, конструктора, как специально, таким мерзким номером 13). Девиацию «компасу» никто и не думал настраивать, магнитный курс показывает, какой сам захочет, по своему настроению. Кругом просто зелёное море тайги и кучерявые тучки у самой кромки горизонта. Мы забрались на 700 метров, под самую, самую облачность, что бы в случае чего нырнуть в спасительную мглу. До рези в глазах осматриваю горизонт на все 360 градусов, хорошо, что не забыл одеть ослепительно-белый шёлковый шарфик, он спасает мою шею от кровавых мозолей. Голова непрерывно совершает свой поиск врага. Взгляд в даль на бесконечность, и поиск точек точек пока нет. Основное правило, увидел точку принял решение! Если увидел самолёт в виде крестика, то считай уже покойник! «Беркут 1» отозвался сразу и забубнил кодом координаты цели. Цель колонна фрицев, курсом 300, удаление 42 и всё! Как положено, доложил на КП, что связь по направлению имею. Теперь радиомолчание до самой цели, такая у нас работа у воздушных работников войны! Теперь мне нужен точный расчёт времени, поправок на ветер, поправок на магнитное склонение, девиацию и прочее, что выполняет моя голова командира звена. Остальные Илы звеньевые, послушно идут в пеленге, полностью рассчитывая, что командир всё знает, всё понимает и точно выведет на цель. Одно меня печалит, что на ПО 2 (кукурузнике), па штату положен штурман, для «ночных бабочек», которых фрицы суеверно обозвали «ночными ведьмами», а вот нам бронетанковым Илам не положено?! До цели осталось 7 минут, если я правильно всё рассчитал, полётные очки «бабочка», закрывают мои глаза, иначе посечёт «мухами», мельчайшей пылью витающей в кабине от перегрузок и зенитных снарядов которые высекают микро-осколки, разрываясь где-то рядом от Ила. Эти очки хоть и ограничивают обзор, но зато глаза защищают исправно, как каска. Командир звена то есть я, в очередной раз интуитивно нашёл цель в виде спичечных коробочек с крестами, которые казалось, неподвижно замерли,
на тоненькой ниточке просёлочной дороги, но они нас пока не видят, я завожу своих птенцов со стороны Солнца, прячась в дымке. Рявкаю в эфир команду: «Свечам, атака с ходу, высота: 200, 300, 400, интервалом 5 секунд». Тихо по СПУ (самолётное переговорное устройство), даю команду стрелку Сергею: «Серж не стреляй пока, побереги патроны для худых, этих я сам раскурочу». В наушниках утвердительный вздох огорчения: «Вот так всегда! Как что-то хорошее, так командиру и зачем я с тобой только летаю»? «К-о-н-ц-е-в-ой, разговоры учись штурманскому делу»! процедил я сквозь зубы. «Понял, отдыхаю и наблюдаю»! «Вот и наблюдай и блюди воздух»! «Атака, атака» кричу я в эфир, и машина в пологом пике заходит с креном (поправка на ветер), на «боевой курс». Сброс, я плавно утопил кнопку бомбодержателя, высота 200 метров (промазать мне невозможно), бомбы пошли, теперь главное, что бы меня, не достали свои же осколки, моих же бомб, «свечи» два и три чуть повыше на 300 и 400 метрах с разрывом в пять секунд. Немного подбросило хвост, это рванули мои бомбы, Уф пронесло, зато ювелирно точно, и я с остервенением давлю на гашетки курсовых пушек и пулемётов, поливаю колонну огненным дождём, высота 50 метров, вижу лица, их расширенные от ужаса глаза. Не ожидали? А мы уже здесь и вам хана! Всем хана! Отворот, на челночный заход, теперь в обратном порядке пройдём всю колонну с носа до хвоста. Колонна уже вовсю пылает, зенитного заграждения пока нет и это прекрасно, значит будем жить! Выпускаю почти все снаряды из курсового оружия. Мне сверху всё кажется буднично, и совсем не страшно, а внизу от нашей ювелирной работы развивается настоящий АД! Рвутся снаряды, горят машины, взрываются боеприпасы и бензобаки, солдаты и офицеры мечутся как муравьи у развороченного муравейника и весь ужас этой картины заключается в том, что это страшное событие происходит абсолютно беззвучно, для нас конечно. Кровь и смерть это там, внизу, среди звенящей тишины. Всё конец работе, выполняю горку до 500 метров и ложусь на обратный курс. Оглядываюсь; сзади изрядно чадя чёрным дымом, полыхала огнём потрёпанная колонна немецких танков и «БТРов», мои ведомые целы и на месте, значит без потерь. Теперь можно и домой, пообедать! Доворачиваю машину на курс 120 градусов, дым от пожарища даёт мне поправку на боковой ветер (отметило сознание), и ввожу поправку уже интуитивно. Вот и кромка спасительных облаков. Но что это? Тупой удар как будто кувалдой с размаху по фезюляжу откуда? Мотор истошно заревел, выходя на запредельные обороты. Взгляд на приборную доску и не верю глазам, скорость стремительно падает до 100 км/час, высотометр бешено завращался влево это потеря высоты! Лобовое стекло окрасилось в розовый цвет. Высота уже 400 метров и продолжает падать, а главное ничего не видно, самолётик авиагоризонта крутится и раскачивается как в калейдоскопе. Что случилось зенитный снаряд? Но где тяга двигателя? Даю вперёд до упора сектор газа, взлётный режим, и затяжеляю винт снижая обороты, всё работает, но где скорость? Тангаж по авиагоризонту отрицательный. Ага, наверное, залепило трубку указателя скорости «ПВД» (приёмника воздушного давления), или его вообще оторвало? Отдаю штурвальную колонку от себя, что бы не сорваться в штопор, балансирую крен и тангаж по прибору, авиагоризонту, земли не видно, всё в розовом тумане. Кажется, машину кто-то держит за стабилизатор! Кричу в эфир: «Я свеча раз, кто меня слышит, связь»! В ответ звенящая тишина. Взгляд на часы, кажется, прошла 1 секунда, и я сделал все что мог. «Серж, что ты видишь»? кричу в «СПУ». «Ни хрена не вижу, в какой-то кисель вляпались кажется». Лихорадочно кричу по «УКВ»: «Всем, всем, всем, я свеча раз Полюс, Полюс» (это код потери ориентировки). А в ответ тишина, да звон стоит в левом ухе. Вариометр показывает снижение 5 метров в секунду, высота уже 120 метров и падает, прыгать уже поздно. «Это конец Серёга, мы славно летали, прощай брат». В последней надежде остановить падение, выпускаю закрылки на 30 градусов, и как ни странно это помогло, высота остановилась на 100 метрах, а вариометр показал даже подъём на 0,5 метра в секунду. Уф! Машина уже не падает, это хорошо. Сбрасываю с лица на лоб, не нужные сейчас полётные очки, и продираю ладонью глаза. Откуда этот туман, как кровавая пелена? Может мы уже погибли и это агония? Всё лицо покрылось, каким-то липким потом. Вызываю стрелка: «Сергей, может мы уже погибли. А»? «Кажется, нет командир, нос ещё чешется, и чихать охота, может пальнуть»? Вдруг что-то с оглушительным треском порвалось, как будто порвали огромный брезентовый парус, и машина вдруг вывалилась на белый свет. Моментально появилась скорость 280 км/час и стремительно пошёл набор высоты. Высота это всегда спасение! «Живём Серёга» радостно кричу в «СПУ». В ответ слышу одно чихание? Ах да, у него же кабина открытая сзади надышался гари! Но, что-то здесь всё не так, лес как-то скукожился и изменил цвет, трава покрылась снегом, кажется. Что-то нам всё время, кажется, и кажется, причём обоим? Новое оружие придумали фрицы обожгла спасительная мысль? А где мои ведомые? Кручу головой на 360 градусов, но вокруг на 50 вёрст никакого движения ни единой точки не наблюдаю одна сумеречная, странная тайга припорошенная, кажется снегом? «Во попали, хренотень, хорошо, что бензина предостаточно» забубнил я в «СПУ». Набрал безопасную высоту 700 метров, убрал закрылки, довернул на 120 градусов. Странно, бортовые часы стоят, взглянул на ручные тоже стоят, остальные приборы показывают норму. Вот значит, как тряхнуло нас, что все часы остановились? Но пора уже показаться и нашему полевому аэродрому, похожая сопка показалась на горизонте. Чёрт, хоть бы один линейный ориентир, или проплешина, вокруг голая равнина, глазу не за что зацепиться, ни-че-во! «Вижу полосу командир»! раздался жизнерадостный голос Сергея «Разворачивай на 90 градусов налево, ты, что сам не видишь»? Я завертел чумной головой, точно вижу нашу взлётку, но где наш полк, где капониры и почему всё засыпано снегом? Что делать, впереди до самого горизонта всё засыпано снегом (из лета в зиму), или это мука или, или новое оружие фрицев?