Всё во благо пациента и тех людей, которые могли бы стать его новыми жертвами. Даже боль.
Охранник сам открыл дверь. Джерри зашёл внутрь, машинально огляделся. Помещение было очень большим, состоящим из нескольких ничем не отгороженных друг от друга комнат, в самой просторной из них стоял стол-кушетка и располагалась необходимая аппаратура. В сопровождении одного из докторов, которых здесь было четверо, Джерри прошёл туда.
Будет больно. Это заранее известно, заучено, принято. Электричество сильно кусается. Два сеанса назад лечение закончилось головной болью и носовым кровотечением, водило, как опьяненного опиумом доктора посчитали нужным увеличить силу тока, а организм не выдержал. Но зато из-за таких последствий ему дали недельную передышку от этой пытки.
Это был второй для Джерри курс электрошока, одиннадцатый сеанс из двадцати. И по истечении данного курса, если не удастся добиться результатов, коллегиально было принято решение опровергнуть диагноз, поставленный Джерри лионскими специалистами, и после заключительного обследования выписать его.
Мечта так близко. Хоть Джерри и не знал о планах врачей, он чувствовал это. А пока нужно стиснуть зубы и потерпеть.
Он забрался на кушетку, лёг на спину, как раз над головой работала мощная лампа; зрачки вмиг сузились до размеров игольного ушка. Санитар затянул ремни на ногах, бёдрах и груди, не позволяющие ни встать раньше времени, ни свалиться со стола, если вдруг ток вызовет конвульсии. И вернулся к товарищу, стоявшему около стены.
На грудь несильно, но всё-таки давило. Если вдохнуть до предела, ремень впивался в рёбра. Джерри отвернул лицо от ослепляющего света.
На запястья надели прохладные браслеты. Прилепили электроды, часть которых подавала ток, а другая фиксировала активность мозга, пульс и прочие параметры жизнедеятельности организма. Доктор включил первый аппарат, на экране побежала кривая с пиками тактом биения сердца.
Голову прямо, скомандовал он.
Джерри сглотнул, повернул голову прямо. Включили и второй аппарат генератор электричества. Джерри сжал челюсти, готовясь к боли.
Разряд подали без предупреждения. Ток прошил тело, стёк сверху вниз, описал дугу. Возможности выгнуться не было, но было желание. Второй разряд. Ноги дёрнулись, Джерри сжал ладони в кулаки, напрягся, силясь не потерять контроль над телом. По ощущениям должен был начаться судорожный припадок, не меньше.
Повышаем? спросил доктор за пультом у коллеги.
На полпункта.
Ток молнией пробежал по позвоночнику, щекотал где-то там, в пучках нервов. Боль обволокла тело, глаза предательски слезились и от неё, и от яркого света, пытающегося, казалось, проникнуть в самые дальние уголки души. После нового удара по виску помимо воли побежала слеза, и Джерри закрыл глаза. Даже под опущенными веками всё было бело, с розовым оттенком.
Открой глаза.
Джерри исполнил указание. Разряд. Челюсти свело, скрипнули зубы. Они точно измываются! Но нет всего лишь хотят помочь.
Доктор методично, с перерывами подавал ток. Восьмиминутная пытка казалась вечностью, которую непросто пережить. Даже сердце заболело. Или что это там, в груди, и медленно расползается? Кажется, эскулапы что-то не рассчитали.
У меня болит сердце, на грани слышимости произнёс Джерри.
Врачи остановились, переключили внимание на фиксатор жизнедеятельности.
Он врёт, заключил мужчина в белом халате. По приборам всё в норме.
Джерри стиснул зубы, впился в него тяжёлым, блестящим от влаги взглядом. Ему никто не верил даже сейчас, когда он говорил правду!
Я не лгу, произнёс он, всё так же смотря на доктора.
С нами твои выходки не пройдут, отрезал врач, как на самом деле резанул ножом.
Вам нужен несчастный случай? Мне плохо.
Джерри никто не послушал. Но после очередного удара током он не вздрогнул рефлекторно, не вскрикнул, а замер. Мышцы лица расслабились, с него исчезла всякая мимика, устремленный в потолок взгляд остекленел. Зрачки расползлись, заполонив всю радужку, сделав глаза похожими на мёртвые чёрные дыры.
Доктора небезосновательно напряглись, не сговариваясь, устремили взгляды на монитор фиксатора жизнедеятельности. Согласно ему всё было в порядке: сердце билось, мозг работал. Но на вид всё выглядело иначе.
Что с ним? произнёс один доктор.
Может быть, притворяется? вторил ему другой, подошёл к столу, заглядывая Джерри в лицо. У него зрачки расширенные
Что с ним? произнёс один доктор.
Может быть, притворяется? вторил ему другой, подошёл к столу, заглядывая Джерри в лицо. У него зрачки расширенные
Как такое может быть? Ему же свет бьёт прямо в глаза, а рефлексы нельзя подделать.
Сам посмотри.
И вдруг парень моргнул, зрачки приобрели нормальный размер, а затем резко сузились. Он часто заморгал, сощурился от слепящего света, из-за которого ничего было не разглядеть, и повернул голову вбок, натыкаясь взглядом на врача.
Кто вы? спросил он изумлённо, снова повертел головой, разглядывая пространство вокруг себя. Где я?
Доктора пересмотрелись. За это время пациент успел опустить взгляд и увидеть сковывающие его ремни.
Почему я привязан? голос дрогнул, надломился от неприятного непонимания. Он закрутился, пытаясь высвободиться, но куда там. Что происходит?!
Ты не понимаешь, где ты? наконец-то подал голос доктор.
Нет!
Тише, не нервничай, вступил второй врач. Всё в порядке, тебя никто не обидит. Скажи, какие у тебя имя и фамилия?
Том Каулиц, с долей непонимания от того, почему его спросили об этом, ответил юноша.
Врачи вновь обменялись взглядами. То, что они сейчас наблюдали, тянуло на победу.
Где я? повторил Том свой вопрос, на который так и не услышал ответа. Где мой отец? И почему я привязан? Отвяжите, пожалуйста, мне давит!
Доктора кивнули санитарам, один из них подошёл к Тому и расстегнул ремни. Он сел; несколько электродов с лёгким чпоком отсоединились. Том непонимающе взял в руку проводок с присоской, затем поднял взгляд к медикам. Глаза у него тревожно бегали, вид был испуганный, совершенно растерянный.
Том, ответь на несколько вопросов, проговорил доктор и подошёл к парню.
Зачем? Я ничего не понимаю Почему я здесь? И где это «здесь»? Где мой папа?
Чтобы мы могли ответить на твои вопросы, сначала это должен сделать ты. Договорились?
Нет, Том мотнул головой, отодвинулся от мужчины. Я не знаю, кто вы.
Мы доктора. Ты же можешь доверять докторам?
Том подумал секунды две и кивнул.
Хорошо, Том, продолжил эскулап. Скажи, какое сегодня число?
Двадцать пятое.
Какого месяца?
Октября.
А какой сейчас год?
Вы задаёте странные вопросы Том поёжился, обнял себя за плечи.
Ещё парочка электродов отпала от его движений. Доктор указал санитарам убрать их полностью. Том настороженно следил за действиями медработников, но молчал и не мешал.
Когда санитары закончили, доктор, на бейдже которого значилась фамилия Шерези-Шико, произнёс:
Может быть, наши вопросы и кажутся тебе странными, но нам важно знать на них ответы.
Сейчас две тысячи двенадцатый год, ответил Том. Разве вы сами не знаете?
Знаем, кивнул месье Шерези.
Нужно пригласить мадам Айзик, сказал второй врач и удалился в комнату, где был телефон.
Том провёл его взглядом, затем вернул его к оставшемуся доктору. В голове роились десятки простейших и всё равно безответных вопросов, что делало взгляд загнанным, потерянным, давило на плечи. Том украдкой оглядывался по сторонам, пытаясь хоть что-то для себя понять, но тщетно. Того, кто давал ему ответы на все жизненные вопросы, почему-то не было рядом.
В кабинет зашла встревоженная мадам Айзик, коллега ей уже обо всём рассказал. Запрятав волнение подальше, она села напротив Тома, улыбнулась ему лёгкой, располагающей улыбкой.
Кто вы? в который раз, уже у неё спросил Том.
Идея посмотреть на бейджики на груди непонятных незнакомцев не приходила ему в голову. И написанная на них информация ровным счётом ничего бы ему не сказала.
Меня зовут Долорес Айзик, представилась женщина.
Том Каулиц.
Том, как ты себя чувствуешь?
Нормально. Только я не понимаю, где я и мне никто не объясняет этого, по-детски пожаловался парень.
Доктор Айзик бросила на коллег укоризненный взгляд и вернулась к Тому.
Том, пошли со мной. Мы поговорим, а потом я тебе всё объясню.
Том послушно слез со стола. Мадам Айзик взяла его под руку и повела к выходу. Теперь уже коллеги-мужчины осуждающе смотрели ей вслед. Как бы беспомощно пациент не хлопал ресницами, нельзя входить с ним в столь близкий контакт. А во всём материнский инстинкт виноват.
За ними следовал охранник. Том вертел головой и, заметив его, тихо спросил у доктора Айзик:
Почему этот мужчина идёт за нами?