Айвен проглотил кусочек хлеба и прильнул губами к стене, из которой тонкой струйкой сочилась вода. Потом, прижавшись, он спрятал хлеб за спиной и увидел, как волк следит за ним, подогнув под себя лапу.
«Наверно он ударился ей, когда учитель бросил его», подумал Айвен и заглянул зверю в глаза. Волк зарычал. Он не шевелился, его морда раскрылась, обнажив подросшие клыки. Айвен отвёл взгляд, вдавив спину в мокрую стену.
«Если он набросится на меня, я не сумею отбиться», размышлял Айвен, теряя сознание. Его клонило в сон и, бросив на волчонка лишённый сил взгляд, он отключился.
Он проснулся. Во сне он невольно вытянул ноги, и теперь зверь старательно вылизывал его пальцы шершавым языком, иногда покусывая их. Было не больно, но жутко неприятно. Волк почувствовал его пробуждение и оторвался от его ноги, вытащив клыки.
Айвен медленно подтянул к себе ноги, не сводя глаз с неприятного соседа. Волк потянулся за ними, и через мгновение его морда оказалась напротив его измученного лица. Айвен с замиранием сердца слушал его дыхание, и горячая слюна, стекая из зубастой пасти, капала на его грудь.
Мастер Кирт сказал ему однажды: хочешь победить, сначала покажи врагу, что не боишься. Айвен страшно боялся, и сейчас у него не было сил, чтобы показать что-либо или в исступлении броситься на стену, пытаясь выбраться наружу. Это он делал на второй день испытания. Однажды ему почти удалось, но слабые пальцы, которыми он цеплялся за стены, снова и снова теряли хватку, и он падал вниз.
Волк изучал его, царапая когтями мягкую почву. Он, как и Айвен, был недостаточно окрепшим, чтобы напасть. И так же, как и Айвен, потрёпанный и слабый он постоянно прижимал к себе повреждённую лапу, при этом, не спуская с мальчика своих молодых, но хищных глаз.
Айвен глубоко вздохнул и закричал на зверя. Он вложил в этот крик всю злость и обиду, которые накопил за время пребывания в сыром колодце. Он ненавидел отца, который при жизни ни разу не взглянул на него. Мысли о матери вызывали у него горькую обиду за то, что оставила его маленьким ребёнком. Он даже презирал своего брата, который всегда заступался за него и тайком приносил еду, когда учитель наказывал Айвена за проступки. А больше всего, он ненавидел неистового мастера мечей Кирта, видевшего в нем сопливую девочку.
Потому, этот дикий визг, обретая ноты отчаяния и гнева, перетёк в неистовый рёв, страшный настолько, что даже мастер Кирт, вздрогнул от неожиданности, проводя тренировку на улице. Волк замотал головой, отступая. Уткнувшись хвостом в стенку колодца, он зарычал, оскалив верхние клыки. Айвен же, покрасневший от напряжения, начал задыхаться.
Сверху показалась голова мастера Кирта. Он оглядел подопечных безжизненными глазами и проворчал себе под нос.
Упрямый глупец, потом добавил, значительно повысив голос. Что ты разошёлся? Сиди тихо, не то спущусь и суну в твою глотку вонючую тряпку.
Но Айвен его не слышал. Он снова отключился.
Когда он открыл глаза, было темно. Третья ночь или уже четвертая? Айвен перестал считать. Он с трудом нащупал остатки хлеба, что держал за спиной. Надо поесть. Хлеб отдавал кислятиной, но Айвен проглотил кусочек, безнадёжно мечтая о воде. Он попытался приподняться, но не сумел. Куда подевался его друг? Айвен прищурился и в темноте разглядел тёмный комок.
«Спит, наверное», подумал он, закрывая глаза. Во сне он увидел волчонка, который бежал за ним по Морозному лесу. Он не хотел загрызть его, нет. Они были лучшими друзьями. Он хотел показать его матушке, попросить, чтобы разрешила ему оставить его у себя. Он будет заботиться о нем, играть с ним и кормить его.
Айвен очнулся, когда солнце стояло уже высоко. Над головой раздавались голоса мальчишек, с которыми он проходил обучение. Неповторимый мастер Кирт, склонив голову, разглядывал Айвена, сидящего спиной к стене.
Эй, закричал он. Кто ты у нас?
Айвен не слушал его. Он смотрел на, свернувшийся у ног, клубок шерсти. Волчонок не двигался. Айвен достал из-за спины хлеб и, насколько хватило сил, бросил его зверю.
Волчонок, прошептал он, еле двигая губами. Поешь хлеба.
Что ты там бормочешь? прокричал сверху учитель. Он сдох ночью. Вонь нестерпимая, ты, что там совсем помешался?
Волчонок, опять позвал его Айвен. Комок шерсти, лежащий перед ним, не шевелился.
Ты слышишь меня? повторил мастер Кирт. Даже дикий зверь подох, связавшись с тобой. Никуда не уходи, я сейчас достану тебя оттуда.
Волчонок, прошептал он, еле двигая губами. Поешь хлеба.
Что ты там бормочешь? прокричал сверху учитель. Он сдох ночью. Вонь нестерпимая, ты, что там совсем помешался?
Волчонок, опять позвал его Айвен. Комок шерсти, лежащий перед ним, не шевелился.
Ты слышишь меня? повторил мастер Кирт. Даже дикий зверь подох, связавшись с тобой. Никуда не уходи, я сейчас достану тебя оттуда.
Айвен с надеждой задержал взгляд на волке, пытаясь разглядеть хоть какое-то движение. Хоть немного. Пусть он дышит, Айвен сейчас хотел только этого.
Вместо этого он увидел перед собой учителя, который спустился к нему. Зажав нос рукой, он ногой отодвинул труп зверя в сторону и взвалил Айвена на плечо.
Он не помнил, как выбрался из ямы. Похоже, он отключился, ударившись головой. Он помотал ей в стороны и отряхнулся. Все нормально. Земля покрылась тонким слоем снега, будто намерено скрывая от него следы. Стоя на краю ямы, он снова услышал голос леса, который насмехался, угрюмо качая перед ним склонившимися до земли ветками. Стиснув зубы, он подошёл к ближайшему дереву и коснулся его ладонью.
Айвен, услышал он протяжный отдалённый зов, доносящийся изнутри дерева, словно запертая в нем душа просила выпустить её на волю. Он прислушался к голосу.
Я слышал собачий лай, тихо произнёс он. Раз ты говоришь со мной, скажи, куда мне идти?
Душа, живущая в дереве, резко замолкла, но лёгкий порыв ветра, всколыхнувший его капюшон, донёс до него еле слышный свист. Айвен прислушался. Через несколько секунд свист повторился, уже отчётливо сложившийся в неизвестную мелодию. Когда он услышал его в третий раз, то уже точно знал, куда ему идти.
Глава 12. Человек со странным именем Провидение
Человек со странным именем Провидение распахнул пыльный фолиант. Водя указательным пальцем по грязным, изъеденным тленом, страницам, он жадно пробегал глазами древние легенды, периодически качая головой в знак несогласия. Он что-то искал. Не знал, что именно, но верил: как только увидит, сразу поймёт. Когда свеча, устало покосившись, и нервно тряся язычком пламени, приготовилась погаснуть, его палец, наконец, остановился.
«Древнее предание, о котором пойдёт речь, рассказывает увлекательные истории, что приключились очень давно, когда по земле ещё не ходили наши предки. Да что там не ходили, их просто не существовало. Не было ничего того привычного, что окружает нас сегодня и ты, мой терпеливый читатель, можешь возразить мне, громко захлопнув книгу, но я лишь вежливо передаю то, что слышал сам.
Нашу плодородную и необъятную землю населяли некие существа, необычайно сильные и статные. Эти «люди» обладали тонким умом и спокойным нравом. С позволения доброго читателя, возьму на себя смелость и буду называть их так, чтобы было понятнее, ибо никто не уточняет, как они звали себя. В общем, как у любого стада есть пастырь, а у королевства король, так и у этих древних людей был свой предводитель. Имя его неведомо, но известна его бесконечная мудрость и всеведение. Таких людей не бывает, воскликнет невнимательный читатель, но я напомню ему смиренно о том факте, что это были не те, как мы с вами, люди, прошу простить за отступление. Этот светлый повелитель имел троих детей. Как они размножались, никто не уточнял, но то, определённо, были его дети. Они появились на свет в один день, но отличались друг от друга как внешне, так и манерами поведения, и, в особенности, интересами, что заселяли их головы. Один был очень добрый и жизнерадостный. Освещая всех вокруг своим присутствием, он мог заставить цветок, увядший среди прочих в королевском саду, заставить сызнова расцвести, чем вызывал восторг окружающих и гордую улыбку на лице старика отца. Второй, напротив, обладал даром, способным обратить распустившиеся лепестки того самого цветка в тлен, одним лишь небрежным касанием. Сделав это, он с вызовом бросал дерзкий взгляд на брата, ожидая от того всплеска восторга и одобрения. Третий же не владел каким-то особым волшебным даром. Он лишь обладал частичкой мудрости отца и обострённым до предела чувством справедливости, с каким он разнял, сцепившихся из-за несчастного цветка братьев.
Шли годы, превращаясь в столетия, и много ещё выросло цветов, впоследствии неминуемо увядших. Отец, все также, с высоты златоглавой башни, возвышающейся над бескрайним простором королевства, наблюдал за детьми, которые продолжали беспощадно спорить о своей значимости. Здесь, мой преданный читатель, явно, бросит книгу о стену, недовольно ухмыляясь. «Да», уверенно скажу я, «Именно». Эти древние создания не знали старости. Поэтому, дорогой читатель, бережно подними мой труд, немало потрёпанный временем, ибо мне есть, что ещё сказать».