Батько не хтів погодитись з думкою, що я буду позбавлений вищої освіти. Він почав енергійно клопотатись за мене. Клопоти закінчились успішно. В кінці літа мені дозволили повернутись до Одеси (для лікування на лимані!), а восени мене прийняли знову до університету все на той же перший курс.
Я вирішив цей рік не брати участі ні в яких організаціях, не бував на сходках, а коли в кінці лютого-березня почались, як звичайно, «студенческие волнения», я сидів дома і не брав участі ні в демонстраціях, ні, тим більше, в обструкції. І тим часом мене чекало повторення тогорічних пригод. Мене знову закликано в кабінет ректора. Мене звинувачували в тому, що з палицею в руках я, на чолі юрби забастовщиків, ходив по авдиторіях, силою викидаючи звідти «достойних студентів». Це була цілковита неправда, я сидів в ті часи дома. Так я і заявив на допиті у ректора. Мені не повірили і поставили в особливо тяжку провину, що я хтів «утаить истину». Я був виключений по ст. 3, себто без права вступу в який будь університет Російської держави.
Я не знаю, як могло статись таке. Пізніше товариші студенти догадувались, як це сталося. Студент Г., дуже схожий зі мною фігурою і тим, що носив, як і я, велику бороду і ходив, як і я, з палицею, справді був в числі обструкціоністів. Певно його прийняли за мене. Можливо.
В кожному разі вночі того дня, коли я був на допиті, пролунав у нас в помешканні дзвінок, знову обшук, знову: «Оденьтесь! Возьмите постель!», знову далекий шлях до «тюремного замку», знову заслання. На цей раз до міста Літина на Поділлі. Весь цей час з осені 1901 р. до березня 1902 р. пройшов для мене в якомусь тумані. Уважно і докладно переглянути і описати цей період у мене не вистачає ні памяті, ні охоти.
Ленінабад, 28.10.68
Борис Житков
(18821938)
Писатель, путешественник и исследователь, друг и однокашник Корнея Чуковского. Родился в Новгороде, детство и юность провел в Одессе. Закончил Новороссийский университет, потом Петербургский политех. Был штурманом, служил в морской авиации, работал инженером. Скончался в 1938 г. в Москве. Наибольшую известность получили его книги для детей. Самое значительное произведение роман «Виктор Вавич», описывающий революцию и погромы 1905 г. в Одессе, был осужден советской критикой и при жизни писателя полностью так и не увидел свет. В полном объеме роман был издан в 1998 г.
Виктор Вавич
(главы)52Санька Тиктин стоял на посту. На главной улице, против городского сада. Ходил мерно по асфальтовой черной мостовой. Пустые тротуары замерли по бокам, и укатывал в темноту черный асфальт. Санька вслушивался тишина, покойницкая тишина будто выдула все звуки из темных улиц, и замерли глухие фонари. Санька ходил против высокой «Московской» гостиницы два окна еще светились в пятом этаже. Санька глянул вверх уж один только огонь остался.
«Ну и тухни, что, я боюсь, что ли? Пройду вот в переулок, и ничего».
Санька нахмурил брови и крепким шагом пошел в узкий, как щель, проулок. Прошел до угла. Каменно, не по-жилому, стояли дома, и злой губой выставился балкон на углу. Санька свернул по тротуару. Потухло последнее окно в гостинице, и весь темный фасад черными окнами глядел вверх, туда, за городской сад. Мелкий дождик неслышно засеял, шепотком, крадучись, мочил асфальт.
Санька глянул на большие часы, что торчали на кронштейне над часовым магазином, половина четвертого. Санька стал читать стеклянные блестящие вывески, и тупо смотрели слова, без зазыва, как в азбуке: серебро, камни Санька огляделся и плюнул в стеклянную вывеску.
«Тьфу! И на всякие фигели-мигели! в шапке не входят да-с. И вот, в шапке выходят и в этой же шапке на посту стоят».
И Санька вышел и стал посреди мостовой Едут! Санька услыхал далекий стук по мостовой. Вот ясно, громко подводы, в проулке. Санька двинулся навстречу. Ломовые остановились на углу в проулке. Кто-то соскочил и дернул звонок у ворот. Санька подошел.
Э, не беспокойтесь, господин студент, еврейский голос, я управляющий. Могу показать, хотите, документ с ювелирного магазина. Да вот дворник, так пусть он скажет.
Дворник уж ворочал ключом.
Это управляющий Брещанского? Санька сделал твердый голос.
Дворник не отвечал, он пропускал управляющего, пропускал возчиков.
Да я спрашиваю, крикнул Санька, управляющий прошел?
«Тьфу! И на всякие фигели-мигели! в шапке не входят да-с. И вот, в шапке выходят и в этой же шапке на посту стоят».
И Санька вышел и стал посреди мостовой Едут! Санька услыхал далекий стук по мостовой. Вот ясно, громко подводы, в проулке. Санька двинулся навстречу. Ломовые остановились на углу в проулке. Кто-то соскочил и дернул звонок у ворот. Санька подошел.
Э, не беспокойтесь, господин студент, еврейский голос, я управляющий. Могу показать, хотите, документ с ювелирного магазина. Да вот дворник, так пусть он скажет.
Дворник уж ворочал ключом.
Это управляющий Брещанского? Санька сделал твердый голос.
Дворник не отвечал, он пропускал управляющего, пропускал возчиков.
Да я спрашиваю, крикнул Санька, управляющий прошел?
Знаю, кого пускаю, буркнул дворник и хлопнул калиткой.
Санька неистово задергал звонок.
Сейчас сказать, кого пустил, кричал Санька. Сейчас же дам знать в комитет! А черт тебя! и Санька с яростью дергал звонок.
Тс! Тс! Не шумите! и снова управляющий выбежал на улицу. Санька бросил звонок. Андрей, Андрей! звал управляющий. Дворник нехотя шагал. Вот скажите им, кто я. Скажите! Что? Вам трудно?
Да говорено управляющий. А он кто здесь, нехай скажет.
Тс! Тс! управляющий присел, прижал ладони к уху. Он быстро взял Саньку под руку. Слушайте, все может быть. Мне сказали, что все может быть. Одним словом, надо перевезти немного товару на склад. И не надо шуму, не надо из этого делать тарарам.
Почему тайком? Санька стал, они были на углу.
Ой! вздохнул управляющий. Он снял котелок, обтер лоб. Ну, вы не знаете, так я удивляюсь. А я не могу говорить. Идемте, я покажу документ, и ей-богу же я не имею времени, там товар. Вы же понимаете, какой наш товар? Раз в карман! и я знаю? Тысяча рублей! и он тянул Саньку назад к воротам.
Возчики уж носили забитые ящики, тихо ставили на подводы. Еще какие-то люди в шляпах суетились около подвод. Подводы отъезжали не гремя, шагом, в воротах с фонарем стоял дворник. Санька глядел с угла на работу.
«Черт его знает, а вдруг кража? Спросить, спросить документы? Непременно».
Санька сунулся в ворота.
Куда? и дворник взял Саньку за рукав. Санька вырвал руку.
Да ты!..
Тс! Ша, ради Бога, и управляющий бегом подбежал к Саньке. Что? Что скажете? Документ? и он бросился рукой в карман. Вот, вот! и он тыкал под фонарь паспортную книжку Гольденберг.
Да на черта вы стараетесь, квартальный какой, самого в участок
Тс! Гольденберг замахал руками.
Пятьдесят два! мазнул дворник фонарем у Санькиного лба. Скольки вас на фунт? ворчал дворник.
Только не надо шуму! шептал управляющий, и он побежал в глубь двора к освещенной двери.
Было уже почти светло, когда тронулась последняя подвода. Санька прислонился к стене, глядел, как дворник приподнял шапку, поклонившись управляющему. Потом обернулся к Саньке, глядел сощурясь и накосо погрозил толстым ключом, как палкой. И вдруг Гольденберг соскочил с подводы, побежал, придерживал на бегу котелок. Он схватил за руку Саньку:
Покойной ночи! Я говорю идите спать! Идите спать, дорогой студент. Ради Бога, идите скорей спать. Ой, честное слово вам говорю. И он повернулся и быстро засеменил, догонял подводу.
Совсем рассвело, проснулись вывески, заговорили слова. Из большой двери, из «Московской», вышел швейцар. Глянул, сморщась, на небо и перевел глаза на Саньку.
За городового! крикнул швейцар через улицу и улыбался, пока Санька кивал головой, что да, да, за городового. Швейцар в пиджаке поверх ночной рубахи, с галунами на фуражке, вот идет к Саньке, стал на краю тротуара, Санька зашагал навстречу.
А что, ночью тихо было? швейцар ежился на холоде, совал руки все глубже в карманы. Тихо, значит. Надрались- то за день. Иди греться, и швейцар кивнул на дверь. Аль проверки ждешь? Ну, посля заходи. И швейцар бежком поспешил к дверям.
Санька бодро зашагал по мокрому асфальту, шлепал в лужи полной ногой. Вот просеменил по панели какой-то в пенсне, спешит куда-то, шеей на ходу вертит. Мальчишка вон какой-то почти бежит. Санька смотрел вслед. Мальчишка оглянулся еврейчик кричит что-то Саньке, завернул голову назад. Не понять. Санька улыбался ободрительно, кивал головой. Помахал рукой вали, вали, мальчик! Мальчишка побежал, заработал локтями. Подвода с грохотом пересекла улицу, ломовой нахлестывал лошадь та задробила мохнатыми ногами. Было восемь часов, Санька ждал смены. Вон бегут какие-то. По тротуару. Душ пять. Сюда, сюда бегут. Санька остановился, смотрел им навстречу. Они махали руками и запыхавшимися голосами кричат что-то. Сворачивают за угол, кричат что-то Саньке и машут, машут. И вдруг из дали улицы флаги, толпа