А я почему-то стою виноватой.
Я женщину эту с лицом молодым,
В тёмной и бедной одежде печальной
Не знала! Но женщина снова твердит,
Что я много раз её в жизни встречала
Но вспомнить её я никак не могла!
Ведь если б встречала, запомнила б точно,
Как боли безмерной черта пролегла
На скорбном лице, возле губ непорочных.
Что знаю её, вновь твердила она,
Мне напомнить взялась все (небывшие?) встречи:
«Вспомни, тогда ты ребёнком была.
Но день тот тобою навеки отмечен
Таких же детей, но сирот, привела:
Я двух музыкантов за хлебом водила.
За то, как о них долго слёзы лила,
Я на губы твои поцелуй возложила,
Чтобы Правда, ожившая в сердце твоём,
Через эти уста людям бедным звучала.
И у ложа пропившего жизнь мы вдвоём
Его Ангела Смерти встречали
И у бедной вдовы. Для которой бедой,
Для которой проклятием выросли дети
Ты не помнишь отверженки той молодой,
Что в гробу получила два наших привета?
Всё не помнишь меня?»
Но я знала теперь!
К Ней одной я летела в бессолнечных думах,
Ей молилась, когда раем виделась смерть!
Но ни разу о Ней не сумела подумать
Я рванулась пред Ней на колени упасть!
Но сдержала меня. И печально сказала:
«Всем стараюсь помочь. А никто ведь не спас:
Я стояла одна: там, где Сына распяли!..»
И умолкла на миг, и закрыла глаза,
И сказала потом: «Я должна торопиться
Ради Правды, Любви, ради всех, кто в слезах»
И исчезла Но словно дала мне напиться!
И пропала тоска, и все силы собрав.
Я с Любовью, в которую люди не верят!,
Как восход, приближаю победу Добра
Одного лишь боюсь: Её горе измерить
АНОНС
Как различаем лишь по цвету мы лебедей,
Не оставляйте без ответа слова людей.
Не красотою мерьте лица, а ширью душ.
И улыбнитесь тем, кто злится, узрев беду.
Любой достоин: из трясины да по ковру.
Ведь каждый в гости зван был Сыном: сесть на Пиру.
Так нам судить ли, нам ли мерить и избирать?
Когда и нам дурной химерой Святая Рать,