За пессимизм и пораженчество карали, не взирая на должности и звания. Не были исключением и судьи, проводившие в жизнь карательную практику.
5 января 1942 года военный трибунал войск НКВД Ленинградского округа осудил за контрреволюционную пропаганду председателя военного трибунала 11-й стрелковой дивизии военного юриста 3-го ранга Федора Ивановича Мосина.
Фабула обвинения в приговоре суда лаконична: в сентябре 1941 года, во время прорыва немецкими войсками нашей обороны под Ленинградом, Мосин в разговорах с работниками трибунала допускал высказывания пораженческого характера.
Вину свою Федор Иванович не признал ни на следствии, ни в суде. Тем не менее, он получил 8 лет лагерей и бесследно исчез. Дальнейшая его судьба до сих пор не известна.
Дело Мосина было истребовано из Управления КГБ по Орловской области только в декабре 1969 года по личному указанию заместителя председателя Военной коллегии Верховного суда СССР генерала Д. Терехова. Вскоре был подготовлен протест, в котором ставился вопрос об отмене приговора по этому делу. В протесте приведены «контрреволюционные» высказывания Мосина о том, что положение 8-й армии и города Ленинграда тяжелое, части армии отрезаны от основных сил, и, возможно, придется переправляться через залив.
Мосин в суде не отрицал, что пессимизм у него был, и что он говорил о тяжелом положении на фронте своим подчиненным. Но при этом утверждал, что не находит здесь ничего контрреволюционного. Не нашла этого в его действиях и Военная коллегия. В феврале 1970 года она прекратила дело за отсутствием в словах Ф. И. Мосина состава преступления.
На том же Ленинградском фронте были жестко пресечены «антисоветские разговоры» заместителя начальника штаба фронта генерал-майора В. В. Семашко с начальником Ленинградского гарнизона и командующим войсками внутренней обороны г. Ленинграда генерал-майором Ф. С. Ивановым. Оба они весной 1942 года также оказались на тюремных нарах.
Обвинение типовое проведение антисоветской агитации, выразившейся в разговорах о том, что неудачи Красной Армии явились результатом неправильной политики партии и советского правительства, а также неумения руководства Красной Армии руководить войсками. Конкретно, по информации, изложенной в секретном донесении В. С. Абакумова от 21 декабря 1945 года, Иванов «сознался в том, что вёл среди своего окружения антисоветскую агитацию о том, что неуспехи Красной Армии в первые месяцы войны явились результатом якобы неправильной политики партии и Советского правительства по вопросам коллективизации сельского хозяйства. Утверждал, что крестьяне, составляющие основной контингент Красной Армии, не заинтересованы в дальнейшем ведении войны и, будучи лишены частной собственности, защищать Советскую власть якобы не хотят»34.
Оба «антисоветчика» содержались в заключении до конца 1945 года. В январе 1946 года Ф. С. Иванов и В. В. Семашко на основании постановления следственного отдела ГУКР «Смерш» НКО СССР были освобождены из-под стражи «согласно специальному указанию» и восстановлены в воинских званиях. При этом, срок нахождения под стражей был засчитан им в срок воинской службы. То есть, косвенным образом была подтверждена незаконность их ареста.
Тот же алгоритм действий был применен и в отношении некоторых других генералов, которые всю войну провели в тюремных застенках без суда и следствия.
20. «Пытка ожиданием» (дела Г. А. Армадерова, В. С. Голушкевича и др., 19411952 гг.)
Генерал-майор Ф. Н. Романов, о деле которого мы рассказали, образно назвал свое многолетнее заточение без суда и следствия «пыткой ожиданием».
Сколько же генералов подвергли такой пытке?
Согласно секретному письму в Президиум Совета Министров СССР, подписанному 11 июля 1953 года Министром Вооруженных Сил Н. Булганиным, прокурором Р. Руденко и председателем Военной коллегии А. Чепцовым, в период с 1941 по 1952 год был арестован 101 генерал. Многих из них признали «диссидентами» и осудили по ст. 5810 УК РСФСР
По подсчетам автора, всего в 19411949 годах было арестовано и обвинено в проведении антисоветской агитации 54 военачальника (от генерал-майора и выше). Причем, половина из них была арестована еще в 19411942 годах, а репрессировали большинство в 19501952 годах35.
Как правило, сотрудники «Смерша» действовали трафаретно. После ареста «вешали» на очередную жертву самую тяжкую статью 581 п. «б» УК РСФСР (измена Родине). Несколько недель проводили интенсивные допросы, а затем об арестованных «забывали». Для них начиналась «пытка ожиданием», растягивавшаяся на десятилетие.
Как правило, сотрудники «Смерша» действовали трафаретно. После ареста «вешали» на очередную жертву самую тяжкую статью 581 п. «б» УК РСФСР (измена Родине). Несколько недель проводили интенсивные допросы, а затем об арестованных «забывали». Для них начиналась «пытка ожиданием», растягивавшаяся на десятилетие.
Характерный в этом отношении пример дело бывшего начальника 2-го отдела Артиллерийского комитета Главного артиллерийского управления Красной Армии военного инженера 1-го ранга А. А. Гюннера. Его арестовали 19 сентября 1941 года. Непосредственным поводом для его задержания, также как и для генералов А. А. Вейса, А. Г. Ширмахера и других, стала, вероятно, нерусская фамилия.
Как видно из приобщенной к личному делу автобиографии, Гюннер писал, что его родители были чехами, принявшими российское подданство в 1914 году. Подозрительным «особистам» показалось то, что в 1912 году тринадцатилетний Артур зачем-то ездил с отцом на историческую родину. А в октябре 1939 года вообще побывал в фашистском логове вместе с арестованными позже «за дезинформацию советского правительства о состоянии вооружения германской армии» руководителями Главного артиллерийского управления Красной Армии. В Берлине А. А. Гюннер, как установило следствие, занимал в гостинице отдельный номер, а, значит, мог общаться с представителями германской разведки36.
И все же, судя по всему, доказательств, изобличающих Гюннера в измене Родине, было собрано недостаточно. Поэтому 19 сентября 1950 года ему было предъявлено обвинение только в проведении антисоветской агитации и пропаганде. «Преступление» выражалось в том, что Гюннер во время Отечественной войны среди сокамерников высказывал пораженческие взгляды и возводил клевету на советскую действительность37.
А. А. Гюннер был осужден в конце 1950 года во внесудебном порядке на 15 лет лишения свободы
Генералы, подвергнутые «пытке ожиданием», находились в полной изоляции, не зная, когда состоится и состоится ли вообще суд. Они не знали, что происходит на войне, живы ли их близкие. Об их судьбе родственникам тоже ничего не сообщали.
В начале 50-х, когда руководители МГБ в очередной раз «вспомнили» о генералах-«антисоветчиках», грифом «сов. секретно» стали сопровождать не только все следственные и судебные документы, но даже все материалы по их реабилитации?! Видимо, была дана соответствующая команда, поскольку произвол и беззаконие буквально выпирали наружу. Выходом из этого положения стало вменение статьи 5810 УК РСФСР.
Мы расскажем всего несколько историй генералах-диссидентах из длинного списка, составленного в МГБ СССР.
В октябре 1941 году преподаватели военной академии имени Фрунзе, следуя в эвакуацию в эшелоне, много спорили о том, как могло случиться, что гитлеровцы за четыре месяца войны дошли до столицы. А по прибытии в Ташкент последовали аресты. К числу наиболее активных «заговорщиков» НКВД отнесло генералов Н. И. Плюснина, Г. А. Армадерова, А. А. Глазкова, А. Я. Соколова, Ф. С. Бурлачко, Г. С. Дьякова и Ф. К. Кузьмина38.
Последний, например, обвинял в неудачах командующих фронтами, которых знал, как плохо подготовленных генералов, многие поражения связывал с крайне слабой оперативной подготовкой К. Е. Ворошилова. С ним соглашались, спорили, высказывали свои соображения. Все было в этих беседах боль и отчаяние, гнев и раздражение. Не было лишь «антисоветчины». Но присутствовавшая при разговорах сотрудница политотдела так не считала. Она написала донос. А дальше события развивались по известному сценарию. Застенок, беспрерывные допросы, издевательства и пытки. Общий для всех пункт обвинения «пораженческие настроения» у каждого генерала имел довесок, в зависимости от того, что у кого смогли выбить. Плюснин, например, «выражал несогласие с политикой индустриализации и коллективизации, заявлял, что в войне с Финляндией Советская армия показала свою небоеспособность». Кузьмин «с вражеских позиций оценивал карательную политику» и т. п.
До суда дожили не все. Из двенадцати арестованных в Ташкенте генералов-преподавателей академии имени Фрунзе, пятеро скончались39. Генерал-майор Армадеров, сын инвалида русско-турецкой войны, за 12 лет тюрьмы и лагерей заработал тяжелую форму туберкулеза. В одном из своих заявлений в ЦК КПСС он писал: «Физические методы воздействия довели меня до полного безразличия, до полного морального уничтожения».