О-о, негодяи! Мерзавцы! сказал Канн, когда понял в чем дело, искоса поглядывая на Рима. И нет на Земле на них управы. Несправедливо! И как это можно терпеть? Уничтожение живой природы прямо у нас на глазах!
Канн! Помолчи, попросил Рим, о чем-то сосредоточенно думая.
Нет! Не могу понять, как ты это терпишь? не унимался тот.
Я прошу тебя, помолчи, ты мне мешаешь! сказал толстяк, поправляя золотой венок.
Конечно, как ска
Канн не договорил. И если секунду назад он мысленно интересовался, что предпримет Рим в отношении двух любителей природы, то теперь, сдвинув к кончику носа глаза, он задумался над тем, как оказалось во рту красное яблоко размером с кулак.
По очереди перебирая худыми волосатыми руками вверх по стволу дерева, Васек и Семен настойчиво клонили его к земле. Молодой орех отчаянно сопротивлялся, видимо, не желая гибнуть. Но силы не были равны, и постепенно дерево клонилось к земле, изгибаясь дугой.
Давай! кричал шепелявый. Тяни!
Тяну! отвечал, напрягая мышцы рук, Сема. Сил нет! Говорил, надо выпить!
Заткнись! Фу-футь осталось!
Крона ореха уже коснулась земли, как раз возле сумки, которую Семен оставил у костровой ямы. Одна из веток прошла под ручки этой сумки, и чем больше любители отдыха на природе клонили дерево, тем глубже заходила ветвь. Оставалось совсем чуть-чуть и молодой орех с хрустом боли падет наземь, как вдруг над парнями закружил большой шмель. Заметив его, мужчины замерли, а шмель, покружив, сел на нос Василию.
Его глаза сузились и часто заморгали. То ли от страха, то ли таким образом он надеялся сдуть незваного шмеля. Но тот, глядя в глаза существу-человеку, казалось, и не собирался улетать.
Забыв про дерево, шепелявый дернул головой и, крича, забегал по поляне, размахивая руками.
Семен не успел ничего понять, как ствол дерева выскочил из его рук и, качнувшись два раза, принял вертикальное положение. А вслед за деревом из-за спины Семена, что-то взлетело к небу и стремительно унеслось в гущу леса.
«Странная птица» пришла мысль парню в голову, но ее тут же сменила другая, от которой у него задрожали ноги. А «птица» опустилась и скрылась за деревьями метрах в тридцати. Семен глотнул подкативший к горлу ком, и в это время вернулся Василий.
Ты понял? Укусить меня хотел! А я ему, ух!
Он выглядел настоящим героем. Еще бы! Видя большого шмеля, он так испугался, что глаза его увеличились в два раза. И суметь убежать явилось для него настоящим подвигом. Но приятель, казалось, не слышал и не видел самодовольного товарища. В настоящее время его волновало совсем другое.
Ты видел, что-то полетело? сказал Сема скорбным голосом.
От этих слов у шепелявого снова появился страх в глазах. Да, он видел, как что-то похожее на их сумку метнуло в небо. Тогда ему было не до сумки, а теперь о нет! Нет! Не может быть.
Думаешь, это она? спросил он полушепотом, не решаясь обернуться.
Угу, ответил Сема, вынимая из карманов латаных серых брюк мятую пачку дешевых сигарет.
Глянь, может, она на месте?
Боюсь. Живу надеждой.
Парни молча закурили и продолжали смотреть в сторону улетевшей сумки.
Но ведь кто-то же в этой ситуации должен быть виноват? Просто нужно назначить виновного и все. И всем остальным будет легче.
У первого не выдержали нервы Василия. И он таки да нашел того, по чьей вине они не выпьют сегодня водки.
От скажи мне, только плавду! начал нападать с обвинениями Вася. Ты засеем отпустил делево?
Тише, ты. Возможно, бутылки не разбились? Звона стекла ведь не было?
Знасит, будет! уверенно, не подумавши, сказал Вася. И в ту же секунду послышался звон битого стекла.
Все, подытожил Семен, отдохнули.
Василий и Семен, опустив головы, стояли возле сетчатой сумки, источавшей запах водки. Их вид был жалок, и, казалось, носи они головные уборы, скорее всего сняли бы их. Словно провожая в последний путь дух зеленого змия.
Боги Рим и Канн, напротив, веселились, насмехаясь над нерадивыми любителями отдыха на природе, и радовались тому, что смогли уберечь от гибели молодое дерево.
Не было больше молний и грома. Все стало, как прежде светло и ясно.
Я же говорил, с людьми не соскучишься! разглагольствовал, смеясь, высокий бог, но, изменившись в лице, махнул рукой и развернулся к экрану. Все, брат, я занят. Не скучай.
Не было больше молний и грома. Все стало, как прежде светло и ясно.
Я же говорил, с людьми не соскучишься! разглагольствовал, смеясь, высокий бог, но, изменившись в лице, махнул рукой и развернулся к экрану. Все, брат, я занят. Не скучай.
Канн принялся вновь рассматривать пары людей, разного возраста. А Рим развалился в кресле, закинув ноги на пуфик, появившийся ниоткуда. Его венок скользнул по светлым волосам и снова прикрыл глаз. Но толстяк этого не заметил. Он вновь заскучал.
Эх, тоска.
Чтобы не маяться от скуки, можешь помочь брату.
Здравствуй, Амур! не оборачиваясь, сказал бог.
Здравствуй, Рим!
Здравствуй, Амур! поздоровался Канн, подплыв в кресле. Каким ветром тебя занесло в наши края?
Маленький мальчик подпрыгнул и опустился в кресло из облака. Он сложил золотой лук и колчан со стрелами на коленях и сказал:
От вас нет никаких вестей. А это на вас совершенно не похоже.
Что же ты хочешь от нас? Люди предпочитают по-настоящему мечтать о любви, нежели по-настоящему любить. Многие человеческие сердца закрыты, от этого поиск становится продолжительным. Многие предпочитают такую чепуху, как престиж, лидерство, поэтому чувства там глубоко закопаны. Это люди! Не требуй от них большего.
Все как всегда, сказал Амур.
Амурчик, дорогой, взмолился Рим. А давай ты кого-нибудь прострелишь, а я их разлучу. Вот потеха будет!
Рим! Ты же знаешь, я стреляю не для потехи.
Знаю, знаю. Но скучно же, сил нет!
На этом я прощаюсь. До скорой, надеюсь, встречи.
Амур исчез та кже внезапно, как и появился. Вслед за ним растаяло кресло, и братья остались одни.
Интересная, я вам скажу, вырисовывается картина. Один кого-то ищет, второй изнывает от скуки и с нетерпением ждет, когда первый добьется результата от поиска. Но напрашивается вопрос кого ищет первый и для чего результат поиска нужен второму? А возможно, и обоим?
Глава 3
По данным метеослужбы температура воды в море составляла не более семнадцати градусов. Иными словами не совсем теплая. Но несмотря на это отдыхающих на пляжах Аркадии имелось предостаточно. Это были и одесситы, и гости города. Большинство просто загорало, но были и те, кто с удовольствием плавал, радуясь прозрачной, бодрящей, солоноватой воде.
Сергей вошел в море, по колено.
«Вот почему плавают единицы, размышлял он, пятясь на сушу, вода достаточно холодная». Но окунуться хотелось. Особенно когда видно чистое дно.
Молодой мужчина постоял на берегу около минуты. После большими шагами вошел в воду уже по пояс и нырнул. Но долго плыть не пришлось. Здесь казалось гораздо холоднее. Поэтому он вынырнул, проплыл еще метров десять по поверхности, развернулся и поспешил к берегу. В горячие объятия возлюбленной. Во всяком случае, он надеялся, что попадет в эти объятия.
Таня, конечно же, в такую воду даже не окунулась. Только лишь она намочила ноги, как заявила, что купаться категорически отказывается. Зато ванны солнечные принимала с большой охотой.
Намазав себя кремом для загара, Татьяна лежала на спине, слегка раскинув ноги и руки и надев солнцезащитные очки.
Слегка подрагивая, Сергей прилег на покрывало.
Ну, как вода на глубине? спросила она, повернув голову и приподняв очки.
Холоднее, чем на берегу, ответил парень, протягивая мокрую руку к животику возлюбленной.
Ко мне не прикасаться, запретила девушка, возвращая очки на место, но продолжала смотреть на Сергея, так как знала, что запрет на него вряд ли подействует.
Не могу не прикасаться, ответил Титов, глядя на животик, которого едва касалась мокрая и холодная ладонь. Я долго плавал. Я соскучился.
Нет! вскрикнула Татьяна, смеясь, когда несколько холодных капель упали на горячее тело. Ты мокрый! Ты холодный, Сережа, пожалуйста, не трогай меня!
Сергей убрал руку, наклонился и поцеловал все тот же животик. После улегся и, повернув голову к девушке, взял ее хрупкую кисть.
Таня не возражала. Это был ее мужчина, и всякий раз, когда он брал ее за руку, она чувствовала и заботу, и защиту, и нечто большее. Гораздо большее.
Она смотрела на его крепкую спину, покатые плечи и сильные руки. Все его тело было покрыто каплями морской воды, которые отблескивали цветами радуги, словно это были чистейшие бриллианты, сверкавшие в любом луче света.