Специальный батальон особого реагирования, прочитала Дана, с трудом разбирая буквы в скудном свете тусклого фонаря. Ого! Какая честь для меня быть обогретой офицером-СБОРовцем, она впервые улыбнулась за это утро.
Ну, я не позволю этой улыбке пропасть, ответил молодой офицер, распахивая перед ней дверцу. Садитесь! он подал ей руку, усадил в машину и помог пристегнуть ремень, после чего захлопнул дверь, позволив насладиться покоем и теплом, разлитым по салону.
Хотите, ждите того, кто вас тут мучает на холоде, а хотите я отвезу вас, куда прикажете, предложил он, садясь за руль. Итак, что скажете? он повернулся к ней.
Ну, я бы сказала вам: «Везите меня на край света», но позволю себе лишь попросить довезти меня до офиса, и черт с ним, с этим человеком, который все никак не может приехать, вздохнула Дана.
Молодой человек тихо рассмеялся приятным смехом и включил зажигание.
Дана все же заболела, причем сильно. Вечером, выходя из офиса, уже едва держась на ногах из-за высокой температуры, она увидела знакомую машину. Роман вышел к ней навстречу. Его улыбка погасла, как только он понял, как ей плохо. Без слов усадил в машину и повез в больницу. Дана пролежала в центральном военном госпитале десять дней с воспалением легких, и ее персональный рыцарь навещал ее каждый день.
Вся палата угощалась сладостями и фруктами, которые Роман не уставал таскать ей каждый день в больших количествах. Он развлекал ее забавными историями, не сводя улыбчивых добрых глаз с бледного лица, и Дана грелась в лучах его заботы, пробуждаясь от многолетней душевной спячки.
В день выписки Роман взял на работе выходной, чтобы лично отвезти девушку домой, и был отпущен под дружное улюлюканье коллег-бойцов, с хлопками по спине и плечам, с двусмысленными пожеланиями силы и выносливости. В тот вечер он впервые остался у Даны на ночь.
Все было красиво, романтично, мило. Розы, свечи, вино, нежность, шепот невпопад, сбивчивое дыхание, сумасшедшие объятия, неожиданное падение с кровати под общий хохот, совместный душ, кофе утром в постель, долгие поцелуи у двери перед расставанием.
Так вскоре в ванной прописались новая зубная щетка, бритва и лосьон для бритья. В шкафу прибавилось одежды, для чего были куплены новые плечики, а в прихожей поселились мужские тапки сорок третьего размера.
Иногда Дана ходила по квартире, раздвигая панель шкафа, чтобы провести рукой по пиджакам и рубашкам, хранящим легкий нежный аромат одеколона, заглядывала в ванную, чтобы вдохнуть смешение запахов и ароматов, влезала в большие тапки или с трепетом прикасалась к его расческе, и никак не могла поверить, что теперь не одинока.
Роман поразил ее своей добротой и заботой. Все в нем казалось правильным и единственно верным. С ним было спокойно и легко.
Сейчас она думала, что ей просто льстило то, что этот глубокий честный человек так дорожил ею. Впечатляло его особенное отношение к ней и повышенное внимание. И она видела, как у него кружилась голова от одной ее улыбки.
Каждый раз после опасных заданий с риском для жизни, он возвращался к Дане, такой теплой и уютной, и чувствовал себя счастливым. У него появилась тихая гавань. Появился повод задержаться в этом мире, и он перестал безрассудно геройствовать, почувствовав ответственность за человека, который однажды доверился ему, стал нуждаться в нем, в какой-то мере стал зависим от него.
Может, она и не любила Романа, просто принимая обожание, наслаждаясь светом его чувства, когда и не требовалось ее участие. Одно ее присутствие делало его счастливым, таким образом, ее собственные чувства оставались невостребованными. Тогда это как-то не замечалось, но, как оказалось, сердце оставалось свободным.
А разве Андерсону дороги ее чувства? Если Роман наслаждался своей любовью к ней, то Андерсон упивался ее любовью к себе. Все, что ему было нужно это ее преклонение, и он сполна его получал. Взамен ей позволялось прикасаться к его божественному телу, вдыхать его аромат и умирать от его магнетизма, растворяться в жгучей страсти, так до конца никогда и не утоленной.
Дана легко и не раздумывая променяла Романа на этого мужчину. Несколько месяцев с Андерсоном пролетели как одна длинная ночь, с болью и счастьем, со слезами и рваным дыханием. Дана не помнила себя, отдаваясь новому чувству, посвящая себя своему кумиру, отдавая всю себя до капли, до вздоха, до стона.
Но то же самое одиночество занозой сидело в сердце, и время от времени саднило, когда что-то задевало ее по неосторожности. Какая-то фраза, небрежно оброненная, какой-то жест, без почтения и уважения, странный взгляд, пробирающий до дрожи.
Но то же самое одиночество занозой сидело в сердце, и время от времени саднило, когда что-то задевало ее по неосторожности. Какая-то фраза, небрежно оброненная, какой-то жест, без почтения и уважения, странный взгляд, пробирающий до дрожи.
Насколько нежным и внимательным был Роман, прикасаясь к ней, наслаждаясь ее близостью, настолько небрежным был Андерсон. Дана часто ловила себя на мысли, что ей хочется сжаться, словно она оказалась на легком сквозняке, и чем-то прикрыться.
ГЛАВА 3
Поднявшись на свой этаж, Дана остановилась с улыбкой на усталом лице: под дверями ее ждала Инка. Дремала, прислонившись к двери квартиры, смешная. Неожиданное появление подруги очень обрадовало Дану: только та сейчас могла спасти ее от мучительных воспоминаний и страхов настоящего.
Инка, ты что тут делаешь? Дана копошилась в сумке в поисках ключа.
А тебя-то почему нет? Я ее, понимаешь, предупредила, что вечером обязательно захочу узнать подробности славного восхождения на Олимп. Ну и где виновница моей радости? Где та самая победительница, моя гордость, практически моя протеже? Ее нет! Я ее жду! А ее нет!
Инка зашумела и затараторила, не изменяя своим привычкам. Ее энергичность всегда восхищала Дану, инертную и медлительную от природы. И конечно, веселая подружка не забыла захватить сладости на полу у ее ног притулилась коробка из пекарни за углом. Ну конечно! Кто еще может трескать столько сладкого и при этом оставаться дюймовочкой, хрупкой, изящной, тонкой и почти невесомой? Только она.
А позвонить сначала не могла? Дана уже справилась с замком, толкнула дверь, пропуская подругу вперед, и нащупала рядом с дверью выключатель.
И ты бы все бросила и переместилась в пространстве в один миг? девушка прищурила карие глаза. У меня батарейка села, сообщила она. И я хочу есть, она резво сбросила сапоги, куртку, и уже неслась на кухню ставить чайник.
Девушки устроились за круглым кухонным столом, погасив верхний свет и оставив настольную лампу. Красивый чайный сервиз, хрустальное блюдо с пирожными, ароматические свечи они любили украшать свои встречи. Грязную посуду аккуратно сложили в раковине.
Данка, я рада за тебя. Адрес пришлю завтра. Спрошу у своей Ларисы Ивановны и эсэмэской скину. И на «корову» не обижайся, она снова весело рассмеялась, вспомнив рассказ подруги, это же шутка была. Кому бы понравилось, если бы с утра ему в трубку мычал какой-то незнакомый человек.
Хотела бы Дана так легко относиться к жизни. Быть такой же безупречно красивой, бесконечно доброй и так любить жизнь. И чтобы вокруг толпились поклонники и воздыхатели, готовые носить на руках за одну только улыбку.
Чтобы ее взяли на руки, ей пришлось предать себя, Романа и свою мораль. Опуститься в грязь, чтобы вознестись на вершину блаженства. И вершина ли это? И блаженство ли? Нет, тот сон, все же, был в руку. Подлая судьба пришла забрать свое эту ее вымученную любовь. Нельзя так зависеть от человека, нельзя мужчину делать своим кумиром. Но как быть, если для нее это так и есть, и она хоть на костер за него, хоть в петлю? Хоть за него, хоть вместо него и даже ради него
Данка, ты уже спишь? Ты меня не слушаешь! подружка тряхнула ее за плечо. Говори теперь ты, что произошло с твоим красавчиком.
Да что говорить Я не знаю, даже, веришь? Дана вынырнула из своих грустных размышлений. Может, и не произошло ничего, а может, все уже и закончилось, она тяжело вздохнула.
То есть как это не знаешь? Он вообще где? Где его носит нечистая сила?
Если бы я знала Он просто пропал. Весь день не брал трубку, а потом отключил телефон, опять предательские слезы на глазах, и губы дрожат, и голос изменился в сдавленном горле.
Вот гад! Инка, как всегда, была искренна в своем возмущении, и так же бессильна в желании хоть чем-то помочь.
Я не знаю, на что подумать, может, у него батарейка села
Конечно, села батарейка в единственном на весь город телефоне! И позвонить больше не откуда и не от кого, чтобы сообщить, что с ним все с порядке, чтобы за него не беспокоились и спокойно ложились спать! Инка возмущенно откусила очередное пирожное.
Пожалуйста, не делай так, чтобы я себя стыдилась за свою ничтожность, тихо попросила Дана. Мысль, что я не стОю его заботы и беспокойства как-то уничижает
Ты-то стОишь, и забот, и переживаний, и любви. Поверь мне, ты очень даже дорого стоишь, только сама себя задешево отдаешь, Инка раздухарилась. И так бездарно распоряжаешься своим богатством! Аппетит даже пропал из-за этого гада, буркнула она, отложив недоеденное пирожное.