Забытый рубеж - Владимир Голубев 6 стр.

 А что ты про «ответим-то» имела в виду. Не разберу что-то я.

 Да что ж понимать-то, дело-то дурное  нехитрое. Ту церквушку-то, во имя Рождества Пресвятой Богородицы, закрыли и сперва под артельный склад устроили, а после на колхозном собрании решили устроить клуб, значит, для молодёжи. Мой Коля-то был в первых рядах, всех растолкал, мол, отдайте нам, старичье, ненужную храмину. Народ не желал, но тут, как назло, прикатил из города какой-то начальник, и верещит на всё правление: «Правильно, Николай! Молодым везде у нас дорога, забирайте, всё ваше!» Ну а детки-то наши что учудили: вытащили иконы из иконостаса и с ними на пруд, значит, плотов али лодок им мало, и давай на них кататься. Вот хорошим это и не закончилось. Что-то зимой у них там полыхнуло, вот так и не стало божьего дома, и нету теперь в живых-то Николеньки моего.

Студенты молчали, отложив картофелины в сторону. Сапёр наклонился к женщине и забубнил:

 Ты, Любовь-то, пожалуйста, такие речи со всеми не веди, да и с нами не стоит. Ребятки молодые, неизвестные, кто знает, что у них на уме. Видишь, какие времена-то на дворе, лютые.

 А что мне теперь бояться? Да вот, я вся перед вами  обыкновенная русская баба, каких тыщи, что со мной сделаешь-то? Коленьку моего ведь не вернёшь, ну а смерти мне и так не миновать, чай не разминуться нам на тропке-дорожке.

Желая как-то развеять атмосферу, Саша спросил:

 А как у вас в деревне сейчас, после ухода мужиков на фронт, жизнь-то как-то налаживается?

 Да что говорить-то, сами видите, в нашем колхозе «Путь к коммунизму» остались одни бабы, подростки да старики. Почитай вся уборка урожая легла на наши плечи. Но вы посмотрите в округе: у нас не пустует ни одного клочка земли, все долочки и неудобицы выкошены, да не косилками, а косами, на сено для колхоза. Я вот сегодня с утра косила пшеницу косой, к которой приладили грабли, чтобы колосья ложились в одну сторону. А девки помоложе вяжут снопы и свозят их для обмолота. Вот такая настала счастливая жизнь на земле  я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик.

 Вам очень тяжело.

 Тяжело детей терять, а работать мы привычные, пока жилы не порвём.

 Тётя Люба

 Что, сынок?

 А хотите мы вам по хозяйству вечером поможем? Дрова наколем или ещё что поделаем. Может, крышу надо починить или какую сараюху?

 Да какое у меня хозяйство-то: пяток кур и общипанный петух. А насчёт дров даже и не знаю, пригодятся они мне ныне или нет. Вы-то по ночам ничего разве не слышите?

 Да нет.

 Понятно, за день умаетесь и дрыхнете без задних ног, а я вот сплю плохо, и там за дальним лесом иногда грохочет. Потому думаю, как бы мне вскорости колоду дубовую мастерить не пришлось.

 Думаете, фронт доползёт до вас?

 Я ж не гадалка, не знаю. А тебе, милок, спасибо за добрые слова.

 Хотите я вам письма писать буду?

 А что, дело говоришь. Мой-то ведь всего две весточки с фронта прислал, больно не любил марать бумагу, всё куда-то спешил как ошпаренный, рвался, боялся опоздать.

Разговор стих, ребята съели всю картошку и хлеб, и Мать-Люба стала собираться в деревню. Полдень. Августовское солнце приятно припекало. Но тут со стороны вырытого рва раздался грохот чего-то рухнувшего. Следом женщины истошно заголосили:

 Беда-беда! Скорее сюда!

Студенты и сапёр бросились в ров. В ста метрах от блиндажа сверху оторвалась огромная глыба земли и засыпала половину рва.

 Что орёте, дурёхи,  весело крикнул сапёр.  После обеда раскопаем наш ров, станет ещё лучше, чем был.

 Окаянный, мать твою, только и думаешь, как брюхо набить! Там привалило трёх девчонок.

 Студенты, бейте в набат и с лопатами за мной!

Вокруг поднялся невообразимый крик. Первым вниз спрыгнул Сашка и принялся откапывать грунт. Как белый день было ясно, что счёт идёт не на минуты, а на мгновения, а на весах очутились человеческие жизни. Сорвавшаяся почва давалась тяжело, да и больше чем втроём с одной стороны встать не удавалось. Вскоре наконец-то показалась бледная рука.

 Скорее, скорее!

 Позовите фельдшера!

Саня руками разгрёб суглинок, секунды стучали в висках курантами, и наткнулся на голову с прикрытыми рукой синюшными губами. Девушку выдрали наружу из объятий земли. Сапёр подхватил тело, перевернул его и сразу, очищая от грунта рот, завопил:

 Янку кликните, с аптечкой.

Седая женщина без платка только и ответила:

 Янку кликните, с аптечкой.

Седая женщина без платка только и ответила:

 Не жди. В земле твоя Янка.

Саша кошкой в два прыжка перескочил насыпь и оказался с другой стороны обвала. Вырвав лопату у студента, он принялся с остервенением расшвыривать песок, который едва-едва замер. Что творилось за его спиной, он не видел и не слышал, мир скукожился в картинку перед ним и не звучал ничем в его ушах, только размеренное дыхание  «раз-два»  и гулкие удары сердца в ходуном ходящей груди. Вскорости штык наткнулся на что-то мягкое

Из вечернего сообщения Совинформбюро за 1 августа 1941 года:

«В течение 1 августа наши войска вели бои с противником на Порховском, Невельском, Смоленском и Житомирском направлениях. Существенных изменений в положении войск на фронте не произошло.

Наша авиация во взаимодействии с наземными войсками продолжала наносить удары по мотомехчастям и пехоте противника и по его авиации на аэродромах. В Балтийском море нашей авиацией потоплены сторожевой корабль и танкер противника в 5 тыс. тонн водоизмещения, четырём кораблям противника нанесены серьёзные повреждения.

В воздушных боях 31 июля сбито 15 немецких самолётов. Наши потери  7 самолётов.

Соединение, которым командует тов. Ткаченко, наголову разбило фашистский полк. На поле боя осталось до 500 убитых немецких солдат и офицеров. Захвачены пленные, шесть танков, две бронемашины, девять пушек, восемь пулемётов, восемь транспортных машин со снарядами, 18 автомобилей, 50 велосипедов и другие трофеи.

Против фашистских воздушных бандитов мужественно борется население не только наших городов, но и сёл. Один гитлеровский бомбардировщик пытался прорваться к Москве. Заградительный огонь зенитчиков преградил ему путь к нашей столице. Тогда фашистский лётчик сбросил бомбы на деревню Михалково, Кунцевского района. Одна зажигательная бомба упала на чердак дома Татьяны Новиковой. Ни на секунду не растерявшись, колхозница быстро вышвырнула бомбу на землю. Колхозники Илья Герасимов и Алексей Алексахин также обезвредили бомбы, упавшие на их дома. Всего на деревню Михалково было сброшено 20 зажигательных бомб, но ни одна из них не вызвала пожара.

В немецком концентрационном лагере в Освенциме (Польша), где томятся тысячи польских патриотов, произошли серьёзные волнения. Не выдержав систематических избиений и голода, группа заключённых, отправленных на дорожные работы, забросала конвой камнями и разбежалась. Озверевшие фашисты учинили кровавую расправу над остальными заключёнными: все поляки были избиты палками. Десять заключённых не перенесли палочных ударов и умерли. В одном из концлагерей, расположенном в районе Плонска, только за последние две недели умерли от цынги и пыток 240 заключённых

Круг второй.

Любовь

День выдался душным. С раннего утра во дворе больницы имени Семашко, ещё нарекаемой местными по старорежимной памяти Солодовниковской, по фамилии выстроившего её купца, крики и скрип подвод. Несколько раз подъезжали машины, гудя на всю округу и нервно сигналя сторожу, чтобы он поскорее раскрыл ворота.

Анна отвернулась на очередной рёв клаксона от крашенной белой краской двери перевязочной и подошла к больничному окну, которое после мелких деревенских окошек ей казалось колоссальным. За мутным стеклом она разглядела кусты сирени, клумбы с цветами в виде звёзд, а во дворе две санитарные камуфлированные машины прижались к входу. В настежь распахнутые створки дверей заносили носилки с ранеными. Она, насколько это было возможно, принялась вглядываться в бледные от потери крови лица, словно выискивала среди красноармейцев кого-то близкого или даже родного.

За спиной, в перевязочной, вновь заревела дочка. Анна вздрогнула, но та вскоре умолкла, будто глотала слёзки, и после опять-таки тоненьким голосом заголосила, скорее даже по-собачьи заскулила. Мать закрыла глаза.

«Ой намучилось-то бедное дитятко»,  подумала Анна и оглядевшись по сторонам  не смотрит ли кто  быстро перекрестилась. Но в широком коридоре никого не оказалось. Врачи и медсестры принимали раненых, даже ходячие пациенты старались помочь, кто чем мог. Только один хирург задержался, чтобы снять швы и напоследок, перед выпиской, самому обработать раны у прооперированной неделю назад малышки.