Синдром листа. Книга стихотворений - Антон Нечаев 3 стр.


стакан коньяка на смешном бульваре

под уговоры соратника иеговы

стать иеговой нет не хочу

саваофу свое свое же и артаксерксу

а мне еще орфографию повторять синтаксис предложения

строить разбирать по составу обратный самолетный билет

красной юбкой любуясь студентки мединститута

залечившей схему проезда до дыр

и все равно заблудившейся

в сквериках знакомясь с холодными мужиками

безучастно сидящими стоящими в позе

присвоенного величия

равнодушные к осени и ее красоте

зависть к книгам к их манящей дорогой автономии

имперское чувство вобрать все в себя сделать своим имуществом

не позволить передвигаться серым зеленым порою бесценным томам

уничтожить развалы у переходов

бабку в скромном пальтишке распять собранием блаженного августина

тебя тянет в вену индуса в лондон

меня в никуда пустота наша столица

метрополия наша узкий кружок

молодых поэтов ушедших поссать

объединенных белыми раковинами голубым кафелем

поэтическими золотыми дождями

аутизм нормальное состояние человека

он только и должен что заниматься собой

а участие в конференциях чрезмерная активность

мероприятия

необычный сценарий

акробатика на открытии вступительные слова

обручи вокруг горла

театр марионеток

ущемление главной роли

ссылка протагониста в кулисы

в гримерку подметать пол

вскорости мы уедем слишком дороги контрамарки

в императорский колизей

круглая замкнутая пирамида

неизвестная геометрии

с безразличным совиным лицом

подшептывает подсказывает

что и кому сколько куда

получая одну

сразу попадаешь в распространители

не успеешь опомниться

как уже идешь за зарплатой

жилплощадь в высотном доме

откуда обзор на содеянное на прошлое

за шторами не дает уснуть


в темном уголке смерть острога

приютилась мышь косоглазая зверь единый и

неделимый на всю тайгу

по днищу бочки хлыстовские пляски

о голой царевне о голой как осеннее дерево

анне ахматовой в руках амедео

под киргизским конем с воплем вечной виновности

с кровью сокола на губах с пеной речной

на кожаных мокасинах

пьяный от самовластия

трепещет завоеватель стерх победитель

безглавый орел

кольца ороговевшие танков

септенеры колес бэтээров

немецкая бравурная речь

по берегам сибирской реки

какой это фронт

что за наречие

все слова на бэ и на пэ

лающий рык оккупации

красное знамя вымоченное в белой крови

обернись зегзицею александром лебедем

белым лебедем утеки глазки в решетках крылья в наручниках

женка стылая пирожки несет

зубья желтые счастьем кажет

что воинственные напильники

отмычка крючок заточка

наше национальное наш герб

хриплая мурка в красном орнаменте

помогимн

опыт выживания в тоталитарных системах

бесконечный набор уловок приемов борьбы

с мерами всеместного контролирования

наше национальное достижение

вклад в копилку общечеловеческих подвигов

в рыло острога стальной снаряд

хенде хох динь шоу руки вхору

лобные доли стекаются в досочный пол

в траурный подпол

грохот горох

независимости предел и лоботомия


осень

никуда не пошла

просто плакала

как девочка

забытая мамой в троллейбусе

ты ее позовешь

сквозь стекло

бесполезно

она не слышит

она плачет и качает ребенка

страшненькую черную куклу

взрослея с каждой слезой


ничего точного

ничего приблизительного


не помню когда ты явилась

белое пламя над стареньким гаражом

лодыжки крупный хрусталь в ледяной траве

струи хрустящего молока

в кадку нашей деревни

жилистое предплечье плечо топор

игры девичьи в смех и умильный танец

воздух раскусывает иглами лиственниц

угрюмый в прошлом сарай

колет под ребра

шпильки природы

косметика зелени и ручьев

алый колодец межножный рот

клубящаяся от любви сестра

пасынки пастухов в новогоднем поле

кудлатых подарков

овчарок снеговиков

пурга в день рождения детское место

колыбелька дремучий лог

качающийся под ветрами

камешек смеха без малейших причин

кубарем льнет с горы прорезая ветер

и бледные соленые огурцы глаз

и бледные соленые огурцы глаз

капустные листья век

скрижали завета стеклянных банок

пахучих бочек

с заповедями от прежних владельцев

впервые почувствовал боль и счастье

одновременно

махая рукой в ясеневый беспросвет

в след стрекозиному платью

за миг до исчезновения


растрепанная рубашка случайного сна

ты гладишь по волосам заблудившегося человека

стираешь движеньями круговыми

восхваленья недавних дней

и всхлипываешь глядя как удаляется

в ледяной туннель коридора

проснувшийся после спячки мальчик


храм

утлое тело жертвы

фиглярствует подрагивая плечишками

в тщедушном пальто

а плоти-то

что у столпника

и туда же как и все в очередь

если очередь значит святыня рядом

не бывает святилищ в свободном доступе

без толчеи без отбитых боков

рваных тканей платочков колеблющихся

свечками поминальными по добру

очередь это и есть святыня

милосердие 999 пробы

переверни число чтоб услышать о себе правду

благословен нищ ты и наг

без глаз и без ног

тих и благ

плох бог

как вздох плах

сдох ссох

абырвалг

всем пох

а потом все же

к столам

к черному морю

к икры губам

коньяку стихам

тело плоское уминая

сворачивая в пальто

холодного воздуха

утекая за кладбище

за грустный монастырский погост

где среди звезд

бродит взбалтывая абракадабру

памяти словно пахучий спирт

храмик на тоненьких ножках

с болтающейся головой

сумасшедший немножко

твой


а в африке

что так далеко

сильный предок мой

кокосовое молоко

пил из яшмово-золотых грудей

космической кобылицы

прирученной еще тогда

древним предком в те времена

когда камень песок вода

не использовались как страницы

лишь как камень вода песок

чтобы сделать шажок глоток

или дерзким предстать убийцей


а желанья стихи статьи

и расширенные доклады

сообщались молчанием глаза в глаза

и женщины

были рады


леверкюн

смычок железнодорожного полотна

отвратительно темперированный клавир

десна перронов

кепи мелькающих станций

много черепов посшибал

настрогал из людей покойников

псов питал человечиной

ордена кровавые одобряя

в окопы сыпал профессоров

чернь и челядь вырисовывая на плакатах

а ты записался в огпу леверкюновское

нормы леверкюновского гто сдал

в каждом доме турник в каждом дворе каторга

след на след в смерть ушедших тихому океану поющих

океану что тихим стал от увиденного онемел от кормежки кровавой

камни вместо ботинок кайла вместо кружавчатых рукавов

смертью смерть поправ и сущим во гробех

даже песенку не пропевши

нету слуха музыкального у леверкюна

звон один колокольный по звону он мастер

старый русский маэстро

поминальный предпочитается и тревожному и прощальному

один за одним ранец к ранцу ствол к стволу стон к бедру

под расстрельные дни борщами давясь

рощами усыхая вшивый язык уча

плесенью соприкасаясь

запрещенных ненастных мыслей

дремлет после трудов праведных леверкюн

чую уже пора

спать была пора

а теперь пора

пробуждаться


траян

на бетонной дорожке

остались следы

давно умершей собаки

Траяна


глупый

он бегал здесь

минуя деревянную загородку

не зная правил людей

их обычая все огораживать

доверчиво взирал снизу вверх

на выползающих к своим машинам жильцов

отправляющихся на дачи

на тщедушных детей

ловящих крысу в песочнице

наблюдал за движениями скользких тучек

пронзительным росчерком самолета в густой синеве

одобрительно помахивал хвостиком на тарахтящего в небе над лесом

немолодого уже чудака

на смешном параплане

и не покорял царств

Траян

колонн помпезно не устанавливал

не раздавал должности и венки

даков косматых даже во сне не видел

лишь каждого проходящего

сопровождал до подъезда

с каждым выходящим проходил до угла

а то и до остановки

дружелюбно и ненавязчиво

полон тонкого симпатичного воспитания

на бетоне дорожки

как на императорской арке

отпечатаны

скромные собачьи следы

Назад Дальше