Каракули гениального графомана. Лучшее - Валентина Иванова (Спирина) 10 стр.

Ты коготками скребешься в окошко,
Сон прогоняя, мешаешь уснуть,
Мной не любимая девочка-кошка,
Ты же сама себе выбрала путь.
Ты же всё знала, что больше чем другом,
Мне быть не можешь, напрасно не жди,
Сквозь отчужденную снежную вьюгу,
Шла напролом не свернула с пути.
Тысячу раз посылал  возвращалась,
Я проклинал  ты смеялась в ответ,
И через боль всё-равно улыбалась,
Словно других мужиков больше нет.
Я привыкал, что незримою тенью
Рядом со мной ты всё время была,
Я принимал это с царственной ленью,
Ты каждым вздохом со мною жила.
Я улыбался  ты нежно мурчала,
Спинку прогнувши, лежала у ног,
Я понял  ты лаской меня приручала,
Чтоб без тебя я дышать не смог.
Я понял  теряю контроль над собою,
Ищу тебя взглядом, скучаю и жду,
Наверное, это зовется любовью,
Когда каждый час без тебя, как в бреду.
Однажды, устав от любви «понарошку»
Мяукнула:  Я же тобою жила
И гордой походкою девочка-кошка,
Выпрямив спину, просто ушла.
Оставила мне беспокойную память,
Тревожные шорохи, запах духов,
Не дав мне возможности что-то исправить,
А я оказался, увы, не готов.
И в шорохе веток за темным окошком
Мне чудится каждую-каждую ночь,
Что мною любимая девочка-кошка,
Вернется, печаль прогоняя прочь.
Вернется и будет мурлыкать мне снова,
Теплом согревая и нежность даря.
Как часто бываем к любви не готовы,
Живем принимая, не благодаря.
И только теряя ценить начинаем,
Вот только возврата назад уже нет.
И часто мы сами же разрушаем,
И гасим надежды таинственный свет.

Кап кап кап кап
Дождь за окном по крыше стучит  небо плачет.
Поздно что-то менять, уже не будет иначе.
Кутаюсь в теплый халат совсем не новый.
Мысли в такт дождю стучат  любимый на всё готова.

Только не молчи, скажи хоть слово.

Ночь накрывает тоской словно покрывалом.
Сколько мы знакомы с тобой  боже как-же мало.
Перебираю в бреду осколки острые памяти.
Ногами босыми иду и больно падать мне.

Ну почему ты молчишь, ведь ты совсем не каменный!

Письма твои храню и всё, что с тобою связано.
Глупые мысли гоню, сама собой наказана.
Сердце устало стучит  зачем ты дура поверила.
Прячусь от глупых обид за толстыми стенами, дверями.

Всё это тоже пройдет, пройдет, конечно, со временем.

Ты где-то там далеко не знаю чем занимаешься.
Не вспоминая про нас и позвонить не решаешься.
А, может, просто не хочешь и номер мой удален уже.
А, может, в чувстсвах к другой на новом ты вираже.

И всё-равно, что давно моя душа в неглиже.

Забуду всё, словно сон, кошмарный бред неосознанный.
Спасибо за счастье с тобой, за миг короткий и розовый.
А дождь конечно пройдет, не может дождь идти вечно.
И теплый халат упадет на пол в мерцании свечном.

Я встречу новый рассвет с другим в любви быстротечной.

По капле, по слову, по буковке,
Осколочки счастья складывать.
На нитку судьбы, как бусинки,
Минутки нанизывать сладкие.

Чтобы в момент одиночества,
Перебирая их пальцами,
Шептать  ты моё высочество.
Так было. Есть. И останется.

И верность хранить неиспачканной,
Чище наряда свадебного,
Пока он подружек пачками,
Дарует счастьем украденным.

Он даже не помнит их имени,
Сколько их было  не считано,
Неспешной походкой ленивою,
Эмоции спят забытые.

Холодные губы растянуты,
В улыбке змеиной, каверзной,
Бесчувственный и беспамятный,
С обличьями, каждый день разными.

Живущий в своё удовольствие,
Чужою питаясь слабостью.
С присущей всем демонам вольностью.
С обманчиво  лживой сладостью.

Мой демон. Моё пророчество.
И мне от тебя не спрятаться.
Шепчу  ты моё Высочество.
Так было. Есть. И останется.

Роняя холодные слезы, проснулось осеннее утро.
Дождем бесконечно грустным сознание грубо будит.
И вроде, всё как обычно, и всё как всегда как-будто.
Но черное-черное сердце любить уже больше не будет.

Оно, как и все хотело любви бесконечно нежной.
Стихи в пустоту дарило словами давно избитыми.
В ответ получало только бури холодные снежные.
И черное-черное сердце покрылось корой антрацита.

Наивное, нежное, хрупкое горячими красными буквами.
Писало повесть нелепую, не зная, что пишет пророчество.
Оркестр оглушительно траурный туш исполняет трубами.
А черному-черному сердцу любить уже больше не хочется.

Капельки крови отчаянно корчились в ярком пламени.
Сжигая всё то, что помнило и то, что так долго любило.
В последний раз чувства ненужные взвились погребальным заревом.
И черное-черное сердце теперь навсегда остыло.

Мой ангел стар и вечно пьян,
Бубнит всегда: «Не плачь, прорвемся,
Не страшно, жизнь не океан,
А значит мы не захлебнемся».
И свесив голову на грудь,
Мой ангел с храпом засыпает,
У нас один с ним в жизни путь,
Но он меня не охраняет.
Уже давно ослеп от слез-
Так много за меня он плакал,
Он много боли перенес,
И я как поводырь-собака
Его теперь веду с собой,
Везде, куда бы ни случилось.
Мы крепко связаны судьбой.
Ну да, вот так у нас сложилось.
А был он молод и силен,
Меня всегда от бед спасая,
Мечтали вместе  я и он,
Что вот придем к воротам Рая.
Всегда смеялся и шутил:
 Ну что расклеилась, старушка!
Но, видно, выбился из сил,
Моё плечо  его подушка.
Когда-то пили с ним вино,
Когда-то в прятки с ним играли,
И словно мы в немом кино,
Без слов друг друга понимали.
В болезни рядом день за днем,
В моём приткнувшись изголовье,
Он ангельским своим теплом,
Хранил меня своей любовью.
Но, видно, исчерпав лимит
Тепла, добра, любви и света,
Сказал:  Морально я убит.
И сгинул прочь с порывом ветра.
Оставил два своих крыла:
 А вдруг А может, пригодятся,
Спасибо, что со мной была.
Прости безумного паяца.
На крае пропасти сижу,
И в бездну перышки бросаю,
И белым точкам вслед гляжу,
И тихо-тихо повторяю:
 Чудные люди Каждый раз,
Когда дела свои вершите,
Не забывайте, что за вас,
В ответе ангел ваш  Хранитель.

Она просила:  Сердце в дар прими.
Он улыбнулся:  Что же в нем хорошего?
Такое хрупкое, легонечко сожми
И нет его. Лишь кровяное крошево.

И сжал. И улыбаясь наблюдал,
Как мимо пальцев осыпалось сердце,
Потом струей холодной отмывал
Остатки той, что не смогла согреться

Мне надоело любовь выпрашивать,
Глупой надеждой одиночество скрашивать,
Чужую ласку за другими донашивать,
Нужна ли тебе  бесконечно спрашивать.

Не на помойке себя отыскала.
Сколько сама себя в ноги бросала,
Хватит. Предел. Я смертельно устала.
Лучше одной, чем той, кем я стала.

Нежность? Кому оно нужно, скажите?
Верность? В другом её теле ищите.
Ласка? Вообще незнакомое слово.
Псих-одиночка к полету готова.

Злость  вот и всё, что во мне остается,
Ехидство, особенно мне удается.
Шаг до безумия. Песня над бездной.
Может, такой буду я интересна.

Давай ударим бытом по любви,
Начнем скандал из-за немытой кружки,
И планы все, надежды все свои,
Из обоюдной вредности разрушим.

Амбиции свои на первый план,
И сомн желаний  песня эгоизму.
И вот итог  один назавтра пьян,
Другая прячет страсть за пофигизмом.

В своих обидах обо всем забыв,
Друг друга бьем по самым главным точкам,
И разбегаемся друг друга не простив.
И воем по ночам по одиночке.

И только лишь, когда упали вниз,
Достигнув пика, апогея боли,
Когда из-под опущенных ресниц,
Слеза стекает горькая невольно

Мы понимаем, как же мы глупы,
В своих амбициях других не замечая,
В величии своем глухи, слепы.
И лишь любовь одна за всех прощает.

Слезы Горьким соленым жемчугом,
По щекам, по губам рассыпались,
Не пойму сама  было ль, не было.
Может, просто друг другом насытились.

Может, просто сама всё придумала,
Может, нужно умерить фантазию,
И прошу я для сердца глупого,
Примените ко мне эвтаназию.

Чтоб не мучилась и не маялась,
Чтоб других стихами не мучала,
Сотни раз я уже покаялась,
Что доверила сердце случаю.

Перепутала жизнь реальную,
С глупой сказкой, наивная женщина,
И душа моя ненормальная,
В паутине..как в мелких трещинах.

И не важно совсем  было ль, не было,
Бей больнее, чтоб уж не рыпалась,
Чтобы боль моя горьким жемчугом,
В придорожную пыль осыпалась.