300 подвигов Великой войны 19411945 - Андрей Григорьев 7 стр.

Блокада Ленинграда, страшный голод,
А рыжий кот Василий каждый день,
Кормил семью охотою своей,
И маме с дочкой был он очень дорог.

То мышь, то крысу приносил Василий,
Варила мама супчик, иль гуляш,
И говорила: «Ты кормилец наш»
В бомбоубежище с собой его носили.

Худущий кот отдельно не питался,
Сидел и ждал, когда ему дадут,
Кусочек, или супчика нальют,
И он всегда доволен оставался.

Втроём под одеялом вместе грелись,
Тепло семье Василий отдавал,
Когда мурлыкал, Мир весь замирал,
Как Ангелы в квартиру к ним слетелись.

После зимы они питались «дичью»,
Копила мама крошки для весны,
У Васи лапки были не сильны,
И силу применять пришлось девичью.

Слетались птицы, Вася прыгал точно,
А мама выбегая из кустов,
Хватала этот Васенькин улов,
В руках её сидела птица прочно.

Блокаду сняли, стало жить спокойней,
Но Васе так-же лучшие куски,
Как главному, дочь с мамою несли,
И не было для них кота достойней.

В сорок девятом умер кот блокадный,
«Бугров Василий»  диктовала мать,
Так крестик на могилке подписать,
Чтоб не был этот холмик безымянный.

Поздней похоронили рядом маму,
Ещё поздней и дочь же там легла,
Семья простого рыжего кота,
В один покров, как было и в блокаду.

Горно-стрелковый «Эдельвейс»
 Дивизия и с ней СС,
Вводили панику в войска,
Ещё не бились никогда.

Уничтожали на пути
Всё, руки по уши в крови.
Никто не мог остановить,
Но марш пришлось на бег сменить.

И у станицы Кущевской,
Казаки дали немцам бой,
Взмахнули шашки наголо,
И лавой воинство пошло.

Два километра в ширину,
Галопом, молча, ко врагу,
Неслись казаки, как орлы,
За благодать Родной земли.

Опешив видом «стаи» той,
Фашист не справился с собой,
Когда их лава нагнала,
Тогда лишь началась стрельба.

Пытались с воздуха бомбить,
Но казаков не отделить,
И самолёты полетав,
Ушли, почти и не попав.

Был страшный бой, жестокий бой,
Кровь по траве текла рекой,
Четыре раза час прошёл,
Пока фашист там смерть нашёл.

На километров пять вошли,
Разбив немецкие полки,
Смешались кони, люди, кровь,
Но сверху к Родине любовь.

Впервые «Эдельвейс» полёг,
Стал грудой трупов тот цветок,
Казаки мылись от крови,
В речушке, но Родной земли.

Был август, год сорок второй,
Впервые был успешный бой.
И дал начало казакам,
До Праги полк их доскакал.

Восьмой десяток лет идёт,
Кубань по мирному живёт,
Хвала Героям казакам
За то, что Мир создали нам.

Двадцать четвёртого августа, сорок второго,
За Сталинград, возле Малой Рассошки шёл бой,
После расстрела у нас рубежа огневого,
Танки пошли и пехоту вели за собой.

Наших всего тридцать три из живых оставалось,
От трёх взводов, что успели занять высоту,
Танков армада по полю к бойцам приближалась,
А бронебойщиков не было здесь на беду.

Связи со штабом, приказов и знания дела,
Не было с ними, в живых лишь один политрук,
Он приказал подсчитать, все, что там уцелело,
Сам с бронебойным ружьём обнаружился вдруг.

Взял у погибших уже бронебойщиков, рядом
Слазив во время подсчёта в соседний окоп,
Противотанковых ружей и их же зарядов,
Раньше из выживших, просто касаться не мог.

Танки уже на подходе, с ружьём разобрались,
Танков  полсотни, а наших бойцов  33,
Первыми залпами, можно сказать, обменялись,
Танк загорел, взрывы первые были вдали.

Немцы из танка, а наши по ним с пулемёта,
Стал политрук Евтифеев работать с ружьём,
Из автоматов расстреляна немцев пехота,
Следущий танк так-же лихо на мушку берём.

Те, что поближе могли подбираться к окопам,
Бутылки со смесью горючей не дали им жить,
Кружили на месте, сминая всё в танце жестоком,
Огонь автоматов фашистов успел усмирить.

Кончались патроны, ружья бронебойного тоже
А двадцать семь танков, горели бездвижно в ночи,
Захватчиков 150  наш отряд уничтожил,
Расстроились немцы и танки обратно ушли.

Так малой командой, всего тридцать три человека,
Громаду фашистов разбив и заставив бежать,
Бойцы показали, как можно добиться успеха
 За Родину насмерть лишь нужно всё время стоять.

Молва о бойцах пролетела по нашему фронту,
Да так зарядила бойцов, что фашист был не рад,
Вцеплялись зубами солдаты в фашистскую морду,
И был отвоёван наш город Герой Сталинград.

Помощник ком-взвода разведки,
Разведчик пехоты морской,
Раздвинув колючие ветки,
Взял тридцать матросов с собой.

Румыния, Сулин, фашисты,
Стоит впереди гарнизон,
Штаб взяли без грохота, быстро,
И всех офицеров в полон.

Без боя заняв оборону,
Вождей у фашистов скрутив,
Отдали приказ гарнизону,
«Кто сдастся  останется жив».

Двенадцать орудий забрали,
И тысячу с лишним бойцов,
Пленив, нашим «Органам» сдали,
Оставив Сулин без оков.
26.09.2017г. Андрей Григорьев
ВОСПОМИНАНИЕ ПОЛЯКА
«Внезапно чистые, ухоженные немцы,
Запрыгали, как вши от полотенца
Вскочили на свои грузовики.
Умчались, оставляя нас в пыли.

Толпа солдат Советских, полустроем,
Бредёт в село, усталою гурьбою,
Малец у деда спрашивает: Как?
«Чистюли» убежали от вояк?

Ответил дед: «В глаза взгляни им, внучек,
Нет в Мире никого, кто их могучей,
Никто не остановит до победы»
 То были наши Прадеды и Деды.

Стоял, заросший бородой, в лохмотьях,
Кровавый ватник затянув ремнём,
На плечи падали, волос белёсых хлопья,
Глядел вперёд и думал о своём.

Ослепший взгляд пронизывал до боли,
Он из подвалов крепости взошёл,
Глаза не видят небо голубое,
Солдат наощупь выход тот нашёл.

Боец последний, защищавший Крепость,
Стоял перед толпой немецких «бонз»,
Те, видели в нём мужество и дерзость,
И что сломить его не удалось.

«Ты кто такой? Фамилия и званье»,
 Спросил бойца немецкий генерал,
Тот сплюнул, отвергая состраданья,
«Солдат я Русский»,  он в ответ сказал.

Подъехала машина, санитары,
С носилками к нему наперевес,
Он отодвинул, чтобы не мешали,
И голову подняв, раскрылся весь.

Шёл медленно он к рокоту мотора,
Отдал команду встречный генерал,
И немцы Честь отдали для Героя,
Который их совсем не замечал.

Он шёл качаясь, ничего не видя,
Он выше этих почестей летал,
И был он не «заросшим инвалидом»,
А тем, кто ВЫШЕ СМЕРТИ в жизни стал.

Танкист  разведчик Подгорбунский,
Герой войны, бесстрашный, Русский,
В Чите, в шестнадцатом году,
Родился, немцам на беду.

Детдом и голод закаляли,
На преступления толкали,
Прошёл Владимир и тюрьму,
Но изменил свою судьбу.

Вся, от бойца, до капитана,
Его дорога удивляла,
Смекалка била немцев в глаз,
Что только им он не припас.

Он не снимал с себя погоны,
И шёл в немецкие заслоны,
Без страха с тыла бил врага,
Брал гнев фашиста на себя.

В боях за город Казатин,
На танках в тыл врагу входил,
На двух своих тридцать-четвёрках,
И три десятка на «закорках».

С пехотой на своей броне,
Тепло одетых, по зиме,
Помчались с тыла по фашистам,
Не удалось сбежать нацистам.

Оставив город те, кто живы,
Ушли без пленных и наживы,
Вокзал танкисты расстреляли,
Штаб офицерский в плен забрали.

Военнопленных наших Русских,
Освободил сам Подгорбунский,
Их эшелон стоял к отправке,
Не дали, расстреляли балки.

Весь Казатин в огне пылает,
Фашист от страха удирает,
Войска подходят, основные,
А наши воины живые.

Уже приказы не давали,
А только помощи желали,
И командиры удивлялись,
К нему все просьбы  исполнялись.

«Понтонов парк угнать бы Вова,
Днестр впереди шумит сурово».
А поутру понтонный мост,
На берегу реки возрос.

То тёмной ночью Подгорбунский,
Прошёл в деревню тропкой узкой,
Перепугал пантонный взвод,
Пришёл, когда ни кто не ждёт.

С командой перебили фрицев,
Стянув пантоны на границу,
Когда рассвет в зенит вошёл,
Полк через реку перешёл.

Был август, год сорок четвёртый,
Разведка в тыл и ранен взводный,
Засада немцев их ждала,
И битва страшная пошла.

В броневике горящем, ранен,
В бою добрался до окраин,
С трудом покинул броневик,
И замертво к земле приник.

Его останки по медали,
Звезде Героя, опознали,
Он прижимал её к земле,
И память Вечную себе.