Мат в два хода, или В живых оставлять только мёртвых
Книга первая
Николай Rostov
© Николай Rostov, 2019
Все события в этой книге произошли в начале нулевых, но все они, за редким исключением, вымышлены, а вот герои настоящие.
Ход первый
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Бег трусцой от инфаркта до маразма
В кромешной темноте было холодно и мерзко. С каменного свода капало, под ногами хлюпало. Фонарик «сдох» сразу же, и Серёжка шёл на ощупь, ладонью касаясь склизкой, как жаба, стены подземного хода.
Вдруг он увидел полосу жёлтого электрического света, бьющую из-под двери.
Замер. Там, за дверью, кто-то был.
В этих сундуках на миллион зелёных не меньше! услышал он трубный бас.
А на миллиард не хочешь?
Да ну!
Голоса показались ему знакомыми. «Где я их раньше слышал? подумал он. Где?»
А вот где! прокричал кто-то над самым его ухом, и тяжёлая рука легла ему на плечо. Серёжка обернулся и судорожно взмахнул руками пытаясь поймать улетающее к потолку одеяло.
Вставай! смеялся Серёжкин дед. Вставай.
Дед, дай сон досмотреть, повернулся на другой бок Серёжка. Всего одну минуту.
Досматривай, а я побежал.
Нет, я с тобой! вскочил с кровати Серёжка, словно его окатили из ведра холодной водой. Я мигом.
Мигом не получится, а три минуты у тебя есть.
Три минуты это много. Три минуты это сто восемьдесят секунд или сто восемьдесят ударов Серёжкиного сердца. Считать замучаешься.
Ровно через сто двадцать секунд он одел темно-синие спортивные трусы до колен. Серёжкин дед почему-то их называл «семейными». Может быть, потому, что в них можно было запросто запихнуть ещё двух Серёжек?
Кроссовки он надел на босу ногу. Времени искать носки не было. На поиски «семейных» трусов у него ушло сто пятнадцать секунд.
К калитке, где ждал его дед, он подбежал на сто двадцать пятой секунде, но Серёжкино сердце сделало двести двадцать ударов. Ему было из-за чего так колотиться. Летний поход на байдарках, о котором Серёжка мечтал всю свою жизнь, мог накрыться! Накрыться из-за каких-то трёх минут. Накрыться из-за тех голосов в подвале!
Нет, они ему не приснились Но мы забегаем вперёд, так что проехали.
Что, запыхался? снисходительно спросил дед внука, и имел полное право.
Серёжкиному деду было ровно семьдесят лет, а выглядел он на все сто! Нет, не на сто лет конечно, а на все супер сто. Метр девяносто, голубые глаза, бронзовый загар, даже зимой, а под этим загаром литые мускулы.
Половина Серёжкиного класса завидовали Серёжке, а вторая половина, лучшая конечно, была просто влюблена в Серёжкиного деда. Доходило до смешного Но и об этом потом.
Проехали!
А Серёжка? Что Серёжка!? Дворовое и школьное прозвище Колобок. Понятно?
С тобой запыхаешься! ответил Колобок, переступая с ноги на ногу. Грудь его тяжело вздымалась, на лбу выступил пот.
А ты раньше вставай и меня буди. Вот Паша сам встаёт.
Так ему надеяться не на кого. Его бабушка спит и видит, что он проспит, и ты его в поход с нами не возьмёшь.
Возьму, даже если проспит. Его возьму.
А меня нет?
Нет.
А почему?
Не задавай тривиальных вопросов, внук.
А я не тривиальный вопрос задал, а риторический.
Браво! Делаешь успехи. Мат в два хода.
В один.
Бахвал, не задирай нос. Этот ход ещё надо сделать, а ты в вечном цейтноте, и твой флажок давно упал. Так-то. Руку давай! добавил серьёзно и стал считать Серёжкин пульс. В норме, сказал через минуты. А вон и Паша подгребает Доброе утро, Паша! помахал рукой бегущему к ним белобрысому мальчишке.
Доброе утро, Константин Константинович!
Ну что, готовы?
Готовы!
Тогда вперёд!.. трусцой от инфаркта до маразма. Но только, смотрите, не закипеть, чайники!
Не боись, дед, не закипим. И побежали они в тишине летнего дачного утра.
Хорошо!
Ни мух, ни комаров, ни назойливых глаз соседей, ни инфарктов. А до маразма раз десять вокруг земного шарика крутанёшь, может быть, и добежишь. Хотя нет. Земля же круглая!
ГЛАВА ВТОРАЯ
Любовь как и тараканов, пожалуйста, отдельно
С тем, что Земля круглая, Серёжка был категорически не согласен. Круглым был он сам, а Земля, извините и подвиньтесь, квадратная, да ещё вся в кочках и ямах. Так что от инфаркта до маразма шаг один. И шальная девчонка Ленка, гоняющая кроссы по дачному лесу, тому подтверждение.
А ведь до этого лета бала нормальной девчонкой и своим в доску парнем! А как вымахала за зиму в коломенскую версту, да как стала гонять свои сумасшедшие кроссы, так и свихнулась.
Правда, прежде чем Ленка свихнулась, она с ним вдрызг разругалась. Узнала, что Серёжка с Пашкой в поход идут, а её в поход забыли пригласить и приглашать не собираются, ну и понеслось!
Круто с ней тогда Серёжка поговорил.
Зачем ей наша комариная Карелия? У неё отец миллионер, а может быть, даже миллиардер. Ему легко ей кругосветное путешествие на собственной яхте устроить! Ничего, что она с ним не живёт. Она и со своей мамой не живёт! Взбрыкнула, когда её родители развелись. Видите ли, она не вещь, чтобы за неё решали, с кем ей жить. И сама решила. С бабушкой теперь живёт, по четвергам родителей принимает. И не врозь чтобы, а непременно чтобы вдвоём были. По отдельности она их терпёть не может, не мыслит, не воспринимает. Полнейший бред! А мама у неё третий год в Штатах работает в какой-то лаборатории. Занимается проблемами бессмертия. На нобелевку тянет.
В общем, в толстом-претолстом слое шоколада девка! И чего ещё ей надо?!
Ленка в долгу не осталась. Недаром же когда-то своим парнем в доску была. Получил от неё Колобок всё сполна, по самые гланды! А напоследок такое выдала, что Серёжка даже глаза зажмурил.
«Я тебя, Колобок, в блин раскатаю!» сказала она и покачнулась на своих фотомодельных ножках, повела худеньким плечиком. И жмурься не жмурься, а и с закрытыми глазами всё равно видно, что там под белой её, в обтяжечку, маечкой. И голова у него закружилась-закружилась, пересохший язык к нёбу прилип.
После этого разговора Ленка и стала гонять свои сумасшедшие кроссы. Гонять с такой скоростью, что Колобок не успевал от неё увернуться и сметённый в очередной раз Ленкиным плечом с лесной тропинки (Пашку и Константина Константиновича она аккуратно обегала), не успевал крикнуть ей в спину ничего ехидного и обидного. «Ну да чёрт с ней, убогой, говорил он сам себе, выбираясь из кустов. Добегается она у меня голоногая! Надо терпеть». Очень ему в поход хотелось пойти! Почему? А кто его знает. Наверное, потому, что всем всегда чего-то хочется. Кому пирожных с мороженым, а кому и яду.
Серёжке, определенно, хотелось последнего. Но яда особого. Яда приключений. Но кто им не отравлен в тринадцать лет? И Серёжка был им отравлен по самую макушку. Но ему всё было мало. «Яду мне, яду!» кричало всё в нём.
Этот яд приключений и понёс его с Пашкой в Москву после утренней пробежки. И колёса подмосковной электрички выстукивали ехидно: «Яду им, яду и побольше!» Колёса тоже, видимо, были квадратными.
А Серёжка уплетал за обе щеки пирожные. Перед приключениями нужно было подкрепиться. А они были не за горами. И это он чувствовал пузом! И оно, «пузо», никогда его не обманывало.
И Пашка чувствовал приближение этих приключений. И, конечно же, не пузом его у него просто не было, а чем-то другим. Но был грустным. Сидел напротив Серёжки и смотрел печально в окно.
Ты чо, Паш, в натуре, что ли, обиделся? не говорил, а чревовещал Колобок. Говорить он не мог, так как рот у него был забит очередным пирожным, а чревовещать он научился ещё в прошлом году, прочитав старинную книгу «Магия и фокусы без проблем», переведённую с арабского приват-доцентом Московского университета Бергом Г. Н.
Отстань! И Пашка ещё печальнее стал смотреть в окно.
Обиделся, вздохнул Серёжка, прожевав пирожное. Из-за Ленки?
Нет! отмахнулся Пашка всё так же печально, но уже с металлом в голосе. Отстань!
Из-за Ленки, не отстал Серёжка. Ну извини, Паш, позабыл поговорить с дедом. На дачу из Москвы вернёмся поговорю.
Ты только обещаешь!
Да ты и сам бы мог поговорить.
Не мог!
Почему?
Вот это вопрос Серёжка зря задал. Пашке нравилась Ленка. И просить ему Серёжкиного деда, чтобы он взял Ленку в поход?! Лучше расстрелять его, Пашку. А ещё лучше звездануть этого Колобка по его макушке и добавить в пузо, чтобы такие вопросы больше не задавал. И звезданул бы, но хитрющий Колобок быстро сообразил и, откатившись по лавке, стал извиняться: