С одной стороны, это была одна из множества безобидных тайн, которые делали меня немного взрослей. Такая же, когда мы ещё в начальных классах вместе «изучали» женскую анатомию по учебнику Сашкиного брата-старшеклассника. Когда оборудовали себе «местяк» в подвале и стали собираться там, чтобы рассказывать страшные истории и играть порнографическими картами. Когда слушали «Сектор газа» и «Красную плесень», песни которых на три четверти состояли из мата, и по полкуплета держали сигаретный дым в лёгких. Неужели все эти тайны так и не сделали меня взрослым?
С другой стороны, я ещё никогда никого не «мочил». Никого, кроме крыс прошлым летом. Вот ведь мода была по подвалам и по мусорникам на крыс охотиться. Так мы делали наш район чище. Сашка сказал, что с мертвецами то же самое только вреда от них больше, а потому и пользы от такой охоты тоже больше.
Мы прошли по мосту над железной дорогой. Проезжавший состав одним своим командирским гудком заглушил дружное щебетание сотни птиц и драку своры бездомных собак. Сашка без предупреждения сорвался с места и побежал в противоположную от кладбища сторону. Помешкав долю секунды, я побежал за ним. Отставать нельзя я же не слабак.
Сашка бежал очень быстро, как будто за нами гнались эти самые бездомные собаки. Хотя, когда мы в последний раз убегали от сторожевых собак на стройке, я был намного впереди. Наверное, всё дело в палке. Метровая палка толщиной с моё запястье превратилась в бревно. Бежать с нею было неудобно и с каждым шагом всё тяжелей. Но через минуту такой гонки я увидел, как Сашка нырнул в кусты и, не думая, последовал его примеру. Проскочив сквозь густую, зелёную стену, я остановился. Сашка испарился.
Сядь! услышал я шёпот за спиной и моментально упал на корточки. Это чтобы не пас никто, пояснил Сашка.
Мы просидели в кустах несколько минут. Отдышавшись и убедившись, что слежки нет, пошли дальше. Теперь мы почему-то шли в противоположную от кладбища сторону.
«Наверное, чтобы никто не пас», мысленно объяснял я себе.
Сашка похлопывал по ладони деревянной дубинкой, которую он достал из тайника в кустах. Она была похожа на короткую бейсбольную биту со свинцовым стержнем внутри. Я заметил, что ряд насечек подбирается к середине дубинки. Сколько их там? Двадцать? Тридцать?
Тридцать шесть! заявил Сашка, словно прочитал мои мысли. Тридцать шесть кимариков замочил!
Я несколько раз кивнул в знак восхищения, хоть и не понял, почему он назвал мертвецов «кимариками». Может, он сказал «комариков», потому что они пьют кровь, как вампиры? Нехилые комарики, размером с человека.
С каждым шагом мне становилось всё тревожней. Был ли это страх перед мертвецами или я боялся провалить испытание я не понимал. Но и выдавать свои эмоции было неразумно, да и поздно.
Мы углубились в лесополосу и стали пробираться вдоль неё, прислушиваясь к каждому шороху, лаю собак, доносившемуся с «Палермо», треску сухих веток под нашими ногами. Мы крались, словно охотники, словно герои боевика «Рэмбо. Первая кровь» единственной книги, прочитанной этим летом, которой, к сожалению, не было в школьном списке литературы.
Мне нравилось представлять себя крутым героем, я мечтал быть взрослым, сильным и смелым. Собственно, за этим я сюда и шёл побороть свой страх, попасть в крутую взрослую компанию, стать героем, защищая мир от нечисти. Фантазии глушили тревогу. В них я продирался сквозь глухие джунгли, кишащие опасными хищниками и живыми мертвецами. Тут реальная опасность вокруг, некогда обращать внимание на внутренний трусливый скулёж.
Остановились. Притаились в кустах. Впереди лесополоса ровно разрезана линией высоковольтных проводов. Разрез шириной в несколько десятков метров. Прямо по центру, словно шрам на коже, протоптана узкая тропинка. По ту сторону послышался сигнальный свист.
Все тут уже, сказал Сашка. Скоро начнётся.
Я огляделся.
А они оттуда не могут прийти? кивнул я в сторону гущи деревьев, видя, как внимательно Сашка вглядывается куда-то вдаль, совершенно игнорируя тыл.
Нет. Они всегда по этой тропинке ходят, не оборачиваясь, сказал Сашка. Сейчас самое время.
«Мертвецы с привычками? Странно». Я, как обычно, промолчал.
Прошло несколько безмолвных минут, за которые я чуть было не забыл, зачем мы притащились сюда в такую рань. Где-то далеко просыпался город, а я никак не мог усыпить тревогу в своей груди. Не срабатывали ни уговоры, ни попытки отвлечь мысли чем-то другим. Солнце только-только начало выглядывать из-за высоток и легко касалось верхушек деревьев. В другой ситуации я бы точно начал писать стих, такой же тихий, как это утро. Но сейчас рядом со мной был Сашка, в глазах которого такой порыв наверняка вызвал бы смех.
Погнали! сказал Сашка и уверенно вышел из укрытия, похлопывая дубинкой по бедру.
С противоположной стороны вышли ещё четверо, все заметно старше Сашки. Теперь ясно, откуда он так много всего знает о взрослой жизни, откуда у него порнографические карты и ментоловые More целыми пачками. Теперь я был точно уверен, что все его рассказы, какими бы фантастическими они мне ни казались, были, скорей всего, правдой.
Петля хихикающих и улюлюкающих подростков медленно затягивалась вокруг шаркающего по тропинке «мертвеца».
Опа! Красава! воскликнул Сашка. А я то думал, никогда тебя не встречу.
Я остановился в нескольких шагах от тропинки. Я знал этого «мертвеца». Когда-то он часто приходил в гости к моим родителям. Они оставляли меня с сестрой смотреть телевизор, а сами закрывались в другой комнате, из которой спустя несколько минут начинало разить ацетоном. Я не знал его имени, почти не помнил его лица, но его шевелюра, словно рыжий одуванчик, моментально всплыла в памяти.
В нашу последнюю встречу он угостил меня и сестру леденцами на палочках, а через полчаса его увезла машина скорой помощи. Я прекрасно помню всю эту суматоху перед приездом скорой.
Неси ложку! Ложку неси! командовал папа. Переворачивай держи язык звони в скорую убирай всё окна открой
Мама носилась по квартире с лицом ребёнка, пойманного на краже конфет, которому вот-вот влетит. Бледная и растерянная настолько, что мне сразу стало понятно случилось что-то страшное. Поэтому мы с сестрой не показывались из комнаты, словно ничего не происходило, словно мы совершенно ничего не понимали, словно нас вообще не было до тех пор, пока Одуванчика не вынесли на носилках люди в белых халатах.
С тех пор я не видел его шевелюры, а в квартире больше никогда не пахло ацетоном. Я решил тогда, что он умер. Но сейчас он выглядел слишком живым. Конечно, он больше не был похож на одуванчик, скорей, на дикобраза с давно немытыми, слипшимися иголками. Впалые щёки, выдвинутая вперёд, слегка отвисшая нижняя челюсть, землистая кожа, на которой было не видно больше задорных веснушек он выглядел плохо, но был живым.
Он, словно муха, неосторожно севшая на каплю жидкого мёда, выдавливал из себя каждый короткий шаг, каждое затяжное, словно в замедленной съёмке, движение. И совсем не открывал глаз. Удерживать равновесие на ходу ему было непросто. Поэтому каждые несколько шагов он замирал и начинал медленно опускаться, будто сползая по невидимой стене, принимая самые невероятные позы. Вскидывался, делал ещё несколько размеренных шагов и снова погружался в очередную асану.
Сашкин унизительный пинок под зад вернул «мертвеца» к жизни.
Ну что, нарком! Добегался?! Помнишь меня?! орал Сашка. Это тот козёл, который у нас вещи с верёвки украл, сообщил он остальным, обведя всю компанию взглядом и на мгновение остановившись на самом рослом парне.
Тот был абсолютно спокоен и даже слегка весел. Его взгляд не метался в поисках поддержки и одобрения, а его дубинка, казалось, состояла из одних лишь насечек. Его авторитет в компании был неоспорим, его главенство было не просто видно я ощущал его кожей. Он коротко взглянул на меня, как вождь на новобранца, и словно забыл.
Ооооо, угрожающе, в один голос протянула орава, которую я уже про себя называл «охотниками на мертвецов».
Мне очень хотелось примкнуть к этому важному и полезному течению. Они были как пионеры, в ряды которых я так и не попал в пятом классе, оставшись вечным октябрёнком.