Шампунь цвета крови
Сергей Васильевич Язев-Кондулуков
© Сергей Васильевич Язев-Кондулуков, 2019
Николай голодал. Нельзя сказать, чтобы голод был ему незнаком, за несколько месяцев своего, как он сам его называл, чёрно-белого бизнеса, он несколько раз испытывал это малоприятное, тонкое, сосущее чувство, начинавшееся, где-то под ложечкой и неприятно отдающееся в мозгу и успел притерпеться к нему, к тому же довольно часто его подкармливали сердобольные родители, благо, его офис был расположен неподалёку от родительского дома, но в этот раз дела их шли не блестяще, и голод был особенно сильным.
Офисом помещение, которое занимал Николай было назвать трудно, даже при большом желании: всю его обстановку составлял небольшой колченогий стол с тремя ножками, вместо четвёртой Николай приспособил какую-то доску, с великим трудом выпрошенную у институтского плотника и такой же стул.
У стула, правда, были все четыре ножки, но он страдал другим существенным недостатком, то, что раньше было спинкой едва, едва держалось даже на честном слове и приходилось принимать поистине героические усилия, чтобы удержаться на нём.
Безрадостную картину дополняла старая, рассохшаяся оконная рама, она была настолько старой, что даже немногие оставшиеся после перестройки институтские работники с трудом вспоминали, кто и когда её устанавливал.
Она с трудом закрывалась и между верхней частью рамы и оконным проемом оставалась щель в палец толщиной.
Начиналась осень и северный, порывистый ветер срывал первые, начинавшие желтеть листья с институтских деревьев. Несколько их, жалких и мокрых, валялись на полу в офисе Николая.
Где-то далеко слышались весёлые, разухабистые слова:
Музыка на- с связала
Ча-а-сть-ю на-с стала
Николай поморщился. Как-то само собой, против его воли, перед глазами всплыла вкусная, аппетитная котлета. Котлета была горячая, и от неё пахло жиром и чесноком.
Ветер дунул особенно резко и зло и листок на полу затрепетал.
«Вот и ты, Колька, подумал Николай, жалкий листок, жалкий и мокрый, гонит тебя ветер перестройки, а куда ты летишь, зачем»?!
Хлопнула входная дверь его небольшого офиса и вошёл, вернее, вкатился Павел.
Павел, в отличие от Николая, промышлявшего торговлей скобяными товарами и всякой хозяйственной мелочью, имел связи, торговал автомобилями и на ногах держался крепко.
На нём был малиново-красный пиджак свидетельство о принадлежности к касте новых русских, так раздражавший Николая, его, уже почти круглая физиономия, так и лоснилась, воротник белоснежной рубашки от Carden оттягивал мощный, тщательно выбритый загривок, а ноги украшали нелепые чёрные ботинки с загнутыми носками.
Вафли дают, Колёк, сытым сочным баритоном сказал он, шоколадные, я уже и очередь занял. Пойдешь?
Не-а.
Ну, как знаешь.
«И чего он не послал свою секретаршу Галину, подумал Николай, вот обжора. Говорят, что у них не только деловые отношения, а, впрочем, какое мне дело до их отношений», и он углубился в биржевые сводки, силясь прогнать назойливое видение.
Но сосредоточиться ему не дали. Громко и настойчиво зазвонил телефон.
Николай, и он услышал голос знакомого брокера, ты не знаешь кому нужен самолёт?
Самолёт? Николай удивлённо вскинул брови.
Ну, да, самолёт, боевой самолёт со всем вооружением и просят совсем недорого, всего 100 000$.
Легенды о быстром обогащении, к тому же усердно подогреваемые газетами так и носились среди знакомых Николая. Всех, всех сорвал с места чёрный ветер перестройки.
Закружил, понёс.
И вот уже вчерашний учитель математики становится удачным биржевым дельцом, а газеты наперебой кричат о брокере, который только за одни торги на нефтяной бирже заработал миллион рублей.
Но ведь нефть-то государственная, нефть не принадлежит брокеру, значит, и прибыль не должна принадлежать ему.
Эта простая мысль, которую отлично понимали многие, никак не укладывалась, не вмещалась в голове Николая.
Звонивший брокер накануне рассказал ему прямо таки фантастическую историю об одной фирме, которая в одночасье сказочно разбогатела.
Понимаешь, захлёбываясь от восторга, говорил он Николаю, у них не было ничего, совсем ничего и сидели они в каком то полутёмном подвале с одной лампочкой, а продали вертолёт и разбогатели.
О тех, кто предложил вертолёт и кому его продали расторопные ребята из этой фирмы он, почему-то умолчал.
Самолёт? переспросил Николай, нет, не знаю.
Вот бы продать его кому-нибудь размечтался он, тогда бы купил жене шубу, а себе новую машину, Мерседес, пожалуй, бы меня устроил.
Он пошевелил озябшими пальцами в лёгких ботинках, порывы ветра стали особенно резкими и холодными, а ботинки были старые и изношенные, чтобы скрыть их изношенность Николай тщательно натирал их кремом.
Николай Иванович, можно вас на минутку, и в двери показалась фигура Изольды Павловны.
Когда та она была секретаршей у директора научно исследовательского института, одно из многочисленных помещений, которого сейчас занимал Николай вместе с такими же искателями лёгкой наживы, которых в таком множестве породила советская перестройка.
Институт доживал последние дни, его продукция, некогда гремевшая по всему Союзу, теперь была никому не нужна, уже готовые шаровые мельницы во множестве валялись на складе и теперь покрывались пылью и ржавчиной.
О последних днях института более чем красноречиво говорил порванный во многих местах линолеум на институтском полу, отсутствие очередей в институтской столовой, в столовой нечего было есть, и нестерпимо зловонный запах доносившийся из неисправного институтского туалета полностью забитого нечистотами, на его двери было крупно вырезано ножом: «Здесь был Вася».
В отличие от прежних обитателей института, новые его обитатели были не особенно щепетильны в некоторых вопросах.
Изольда Павловна стойко боролась за своё существование, но борьба ей давалась нелегко. Об этом говорил тщательно выглаженный, бывший в весьма отдалённое время новым, её костюм, да дешёвые серёжки, вдетые в её большие красные уши.
Николай Иванович, можно вас на минутку? повторила она, и её рыхлая фигура ещё больше втиснулась в дверной проём.
Слушаю Вас, Изольда Павловна, Николай грустно поднял голову от стола, заваленного различными газетами и биржевыми сводками.
Николай Иванович, начала она, и её серёжки из дутого золота вызывающе блеснули, я вынуждена напомнить Вам, что вы не платили за аренду помещения уже второй месяц, если вы не заплатите в течение недели, то институт расторгнет с Вами договор. Можете и не перечислением, добавила она не так громко, можете и наличными, глаза Изольды Павловны уставились в пол, она ещё не привыкла брать взятки.
Да где же их взять деньги то, вздохнул Николай.
Заработайте, громко начала Изольда Павловна и осеклась.
Весь вид Николая вызывал у неё жалость. Так он был не похож своими манерами на развязных мелких бизнесменов: вчерашних грузчиков и инженеров, военных и учителей ловивших золотую рыбку удачи в мутных волнах рыночной экономики, вернее, экономики, только носившей это громкое название.
У моих знакомых, немного мягче проговорила она, есть сын, хороший интеллигентный парень, работает в приличной солидной фирме, хотите, познакомлю!
Хочу! И стекла очков Николая радостно блеснули.
Через несколько минут он звонил по телефону. Фирма оказалась недалеко, и через полчаса в обшарпанный офис Николая, вошёл небольшого роста, спортивно сложенный парень.
Здравствуйте! Николай радостно поднялся ему навстречу.
Поднялся и чуть не угодил ногой в небольшое отверстие в полу, которое сам же заботливо прикрыл картонкой. Отверстие, видимо, осталось от прежнего ремонта института, на новый у него не было денег, и теперь из него, иногда, с противным писком выбегали мыши.
Олег! Негромко сказал парень и покосился на обшарпанный зелёный сейф, ещё одну достопримечательность офиса.
Да, вы садитесь, садитесь Олег, засуетился Николай, правда, у меня всего один стул, но ничего это дело поправимо, и чтобы скрыть своё смущение Николай громко засмеялся.
Олег, однако, присаживаться не стал. Руками он разгладил складки своего адидасовского костюма и смерил Николая оценивающим взглядом.
Чем торгуем? развязно спросил Николай, подражая манерам этих мелких торгашей, которых он втайне презирал и ненавидел.
Машинами, коротко сказал Олег, тряхнув своей короткой чёлкой.
Хороший, интеллигентный парень! неожиданно вспомнил он слова Изольды Павловны, и тёмная волна злости неожиданно поднялась в нём: «И эти хорошие интеллигентные парни словно пена» Но он вовремя справился со своим чувством.