Выставить вон Чудилку? усомнился я в реальности этого.
Если ты скажешь, что как раз собирался поцеловать Нату, он уйдёт, обнадёжил меня Лёка. Даже я уйду. Неужели ты никогда не хотел поцеловать Нату?
Проанализировав свои чувства и намерения, я пришёл к выводу, что всегда очень хотел. Но не признаваться же в этом Лёке. Я молчал, укусив себя за губу и повесив головушку. А вдруг Ната тоже хотела? Светлая Эя, что делать? Как я мог так издеваться над девушкой? Что мне делать, когда я вернусь в Някку? Что сказать Нате?
Лёка, прошелестел я. Не могу я нравиться ей. Ты не прав. Я не тот парень, который может нравиться такой девушке.
Это сказка, которую ты сочинил себе в оправдание. Плохо, что ты мой друг, как и Ната. Не то я бы тебя прилупил немного.
Ладно, сказал я, примирительно подняв руки. Я понял. Я не должен вести себя, как мужчина. Тогда я разонравлюсь Нате.
Ну-ну, опять завёл Лёка. Попробуй.
Всё, я иду спать, в полном смятении чувств воскликнул я, понимая, что ночь мне предстоит бессонная. Придётся хорошо обдумать своё поведение с Натой. Я хотел защитить её, но, если я ей нравлюсь, моя забота может обернуться для неё мучением. С другой стороны, чем раньше она перестанет питать всякие надежды, тем лучше для неё.
А для меня?
Если бы я не жил с таким сильным предчувствием беды, то уже полчаса назад попросил бы Лёку стать одним из моих сватов, как только мы вернёмся домой. Чтобы никто другой, нацеленный на брак, не посмел оспаривать моё право без помех целоваться с Натой.
По пустой каменистой дороге за оградой отчётливо простучали подковы запоздалый путник гнал коня в сторону перевала. Стук смолк, до нас донеслись смутные отзвуки голосов: ночью, в тишине далеко слышно. Всадник решил заночевать в соседней гостинице, в той, что отделена от нашей всего лишь узкой дорожкой.
Малёк, позвал я, как ведут себя невлюблённые мужчины?
По его виду можно было понять, что он огорчён таким моим вопросом, однако ответил насмешливо:
А я не знаю. Спроси у своего брата кажется, он единственный из нас, кто пока не влюблялся.
Шурша гравием дорожки, мы дошли до гостиницы. Вовсю заливалась птаха в кустах, а на востоке показалась сестра планеты Ви и нашей Винэи Навина. Значит, точно пора спать.
Красота-то какая, умилился Малёк.
Да, красота, услышал я голос Рики. Оказывается, он сидел на перилах крыльца и любовался. Странно, что ещё щебетать не начал.
Миче, спросил меня этот единственный из нашей компании, ещё ни разу не влюблявшийся человек, как думаешь, что сейчас делает Лала? Жалко, что она не с нами, правда?
*
Что делать? Светлая, великодушная Эя, что делать мне с Натой? Даже когда я засыпал ненадолго, мой мозг всё искал и искал пути решения. На самом деле был всего один путь, но моя глупая душа противилась идти по нему. Когда я представлял, что мы с Натой навсегда останемся лишь друзьями детства, что она непременно обидится на меня на всю жизнь и, может быть, вовсе не захочет со мной общаться, я отвергал этот путь. Но, открыв глаза, я вглядывался в темноту и вслушивался, и оживали все мои страхи. И я уже не выносил груза двойной тревоги за двоих людей за Рики и Нату. И не понимая, как примирить такие кошмарные противоречия, я на рассвете бросился в сад, выбежал из задней калитки на лужайку у лесного ручья, полного серебряного света и блеска, и обратился к тому, к кому на самом деле нельзя обращаться с просьбами, а можно только благодарить, если у тебя всё хорошо. К Радо супругу светлой Эи. Но говорят, он благоволит мне, выбравшему его магию, как основную для себя. Поэтому я решил обратиться. Один-единственный раз в жизни.
Но когда я осознал, что шепчу в запальчивости, то вскочил и ушёл с этого места, пока покровитель светлой и радостной любви не разгневался на меня.
Вместо того, чтобы просить о том, чтобы Ната сама, прямо сейчас, вдруг разлюбила меня, если любит, конечно, я говорил о другом. О том, как было бы славно нам жить под одним кровом и вместе растить детей и красивые цветы, и вместе заваривать чай, и гулять взявшись за руки, хотя мы и так И я вдруг принялся рассказывать Радо о том, какая Ната красивая, и славная, и как мне легко с ней, и я бы поцеловал её, и прямо сейчас попросил её руки, если бы не вечный мой страх
И совсем не были похожи мои речи на просьбу, а были похожи на благодарность за будущее счастье, которое я только что разглядел.
И совсем не были похожи мои речи на просьбу, а были похожи на благодарность за будущее счастье, которое я только что разглядел.
И это было неправильно: получалось, что я ничуть не забочусь о Нате, не пытаюсь её уберечь.
Потрясённый таким своим эгоизмом, я шёл к гостинице. Я ждал, что на меня набросятся новые сомнения и страхи, что я буду переживать с утроенной силой, но на душе непонятно почему становилось спокойно, и ничего я не мог с этим поделать, и сверкающий ручей издалека смеялся надо мной. Я решил, что это проделки весёлого Радо, который, как считается, любит иногда по-доброму пошутить с людьми. Это он, не иначе, заставил меня говорить вовсе не то, что надо было. То, что следовало прятать в себе глубоко-глубоко. И после такого своего проступка я вернулся к Лёке и Рики с уверенностью, что вот-вот всё уладится, что всё будет хорошо, надо лишь подождать. А пока следует заняться насущными нашими делами. Занимаясь ими, я даже не то, что думал о Нате, а ощущал её, как ощущают солнечное утро, которое так прекрасно, что можно лишь любоваться им, не думая о том, что настанет вечер.
Я заказал завтрак и разбудил своих спутников. Очень скоро мы выехали из ворот гостиницы надо было спешить, надо успеть вернуться, пока корабли не ушли в море. Всю дорогу я опять думал о Нате и о том, что вдруг действительно нравлюсь ей, но думал светло и легко, ощущая безмятежное счастье.
Вскоре мы были на высоком и крутом берегу, на горах, окружающих тот самый длинный и узкий залив. Ярко-синий, он плескался под нами далеко далеко внизу. Нам предстоял долгий спуск по каменистой дороге, по которой уже, наверное, никто и не ходит, разве что искатели приключений, такие, как всякие Лалы Паг.
Чайки парили у нас под ногами, по обе стороны дороги цвели шиповник и кусты с мелкими, жёлтыми и белыми цветами, с ветками, похожими на длинные колючие плети. Воздух был сладким, как мёд, и по этой причине пчёлы и их родственники, ошалев, мельтешили всюду. Птицы уже затихали в предчувствии жары. По камням и кочкам бегали, и ползали, и прыгали мелкие обитатели гор. Рики совершенно слился с животным миром. Он тоже бегал, ползал и прыгал до тех пор, пока мы не оставили лошадей на площадке под деревьями. Дальше спуск становился уже и круче, а тропа была усеяна обломками камней и деревьев и заплетена колючими ветками так, что мы порой двигались, как в тоннеле. Малёк, который шёл последним, поставил Рики между нами и следил, чтобы он не изображал из себя чайку, желающую нырнуть в залив. Я прокладывал путь и придерживал колючки, чтобы они не хлестали спутников по лицам.
Иди, не оборачивайся, похохатывал Лёка. Он специально запустил меня вперёд. Если бы я шёл за Рики и наблюдал его на крутой тропе, я бы весь издёргался и ребёнка издёргал.
Залив становился ближе и больше и вот мы уже на галечном пляже, а у наших ног белой полоской прибоя играет море, совсем спокойное.
Купаться! заверещал мой очень младший брат.
Да, кунёмся, пожалуй, решили мы, и очень весело провели пару часов. Мы плескались и плавали, а потом перекусили и отдохнули в тени. Наконец, Малёк скомандовал:
Ну давайте, анчу, ведите меня в свои владения.
Ну пошли, пригласил Рики, словно и впрямь был хозяином пещер, которых ни разу не видел.
Вход в них был со временем подтоплен морем. По обе стороны от него, вроде высоких колонн, сидели тёмные кошки, высеченные из скалы, а на их шеях белели колокольчики из другого камня.
Мы, обитающие сейчас в городах и деревнях, где жизнь веселее и богаче, не очень интересуемся историей наших предков. Ну, жили себе в пещерах и что? Что там, у них, было такого интересного, в этих дырах? Да, мы держим в домах символы нашего народа, вроде фигурок таких вот кошек, сохраняем многие обычаи и имена, даже песни, помним язык и кое-какие предания. Но, в основном, история анчу мало неизвестна, имена героев это имена из сказок.
Вот скажите мне, спросил Малёк, зачем вашим кошкам колокольчики?
Так положено было, ответил я. А вот Рики взялся рассказать об этом больше.
В пещерах было темновато и скучновато, а священные кошки ходили, где вздумается. Каждый колокольчик имел свой голос, чтобы хозяева слышали и радовались, и сразу находили свою кошку. Звон колокольчиков был чем-то вроде музыки. Кошки избавляли анчу от мышей, и с ними было веселей. Уставший путник, услышав звук многих колокольчиков, мог знать, что недалеко жилища и люди.