Кухня никак от комнаты не отделялась. Стенка словно бы отступала вбок, давая возможность втиснуться прямоугольному хилому столу и паре деревянных лавок, да ещё маленькому буфету со склянками и посудой. На столике стоял самовар и глубокое блюдо с пирожками тэб Марекш любил прихватить парочку-другую по дороге на улицу, или, например, перед ужином. Если Ронха не успевала напечь пирожков, он злился. Он вообще часто злился, и Ронха иногда почти физически ощущала волны его ненависти, так и ходившие от стены к стене, даже если тэб Марекш молчал или вообще сидел в своей комнате.
Впрочем, сейчас в доме не было ни тэба Марекша, ни его жутких друзей, и находиться здесь было вполне уютно; даже кухня эта выглядела почти симпатично в золотистом вечернем свете Но всё-таки слишком она несуразная, в который раз подумала Ронха. Надо было с самого начала сделать здесь всё по-другому. Пусть бы там по-прежнему стоял стол, но был бы он большой и круглый. А вместо уродливых лавок стулья, можно даже совсем простенькие. Буфет хорошо бы передвинуть поближе к плите, поварёшки туда же перевесить, чтобы не бегать через полкомнаты и обратно при варке супа, а ещё обшить деревом эту неопрятную каменную кладку
Но это, конечно, совершенно не её дело. И никогда не будет её дело, потому что она в этом доме задерживаться не собирается.
Ронха быстро вымыла весь собранный в лесу урожай, хотя надобности в этом особой не было и травы, и деревья купались под дождём уже без малого неделю. Касаясь их пальцами, она даже чувствовала впитавшуюся влагу, и откуда-то знала, что облака, пролившие эту влагу, пришли с севера, со стороны родного дома Ронхи и дома её мечты. Но скоро, обещали лесные травы, ветер переменится, и тучи полетят дальше, а в эти края вернётся ясная погода, вернётся тепло
Возле печки вскоре повисли связки веток калины и ели. Под ними, на покрытой чистой тканью лавочке, легли цветки клевера, донник и одуванчиковый корень. К берёзовым веткам, стоявшим в кувшине на подоконнике, прибавился заговорённый чистотел. В этом доме люди должны держать себя в руках, в этом доме мысли не должны нести злобу По крайней мере, пока в этом доме живёт Ронха и её друзья.
Листья земляники Ронха пока оставила на столе, чтобы слегка подсохли после мытья. Она потом поколдует над ними, и сделает зелье для Нарай; а сейчас можно полы вымыть и что-нибудь придумать к ужину, потому что скоро уже пожалует тэб Марекш, потребует еды
Стук в дверь раздался очень некстати. Так всегда бывало со стуками в дверь этого дома.
Ронха вышла в сени, дёрнула на себя ручку.
Вы тэба Ронха, да?..
На улице были сумерки, и говорившего Ронха не видела. Почувствовать, что именно его беспокоит, она тоже пока не могла, однако полагала, что, войдя в дом, он будет ощущаться таким же комком страха и боли, дрожащим и дребезжащим, как и прочие. Однако нужно было сделать над собой усилие. Сказать: «Да, это я». Посторониться, открывая дверь. Впустить. Выслушать. Вылечить.
Но как же это сложно, милосердная Сарен.
Каждый раз, приглашая очередного пациента переступить через порог, Ронха боялась, что не сумеет ему помочь, что сделает всё неправильно, ещё хуже, чем есть. Она постоянно читала книги о целительстве и те, которые некогда выкрал для неё Тальвин, и другие, которые достал Мильс но и по сей день, применяя свой дар к людям, чувствовала себя очень неуверенно. Ей уже не однажды за минувший месяц снился медведь в красном ошейнике с бубенчиками, и лужа крови, которая во сне имела привычку становиться огромной, как море, и густой, как кисель; Ронха хорошо помнила этот сон, вспомнила его и сейчас. Каждый раз ей стоило больших усилий не заявить: «Вы ошиблись, я такой не знаю», и не захлопнуть дверь. Каждый раз она говорила себе, что людям нужна помощь, что им страшнее, чем ей. И приучила себя к тому, что это стало весомым аргументом.
«Всё будет хорошо, уговаривала себя Ронха, стоя на пороге. Всё будет хорошо. Главное, позволить ему войти а дальше уже будет легче».
Да, это я, сказала Ронха ровным голосом. Проходите.
В этот вечер она впустила в дом тэба Марекша очень худого мужчину с обветренным лицом и глазами навыкате. Усадила его на лавку, что стояла у окна напротив кухни, а сама села на табуретку. Удобнее, конечно, было бы принимать больного за столом, но тэба Марекша, по его словам, «выворачивало» от мысли, что кто-то может принести свою болезнь туда, где он ест. Поэтому Ронха никогда не допускала пациентов до кухни.
Ронха осторожно взяла руку гостя в свою и внимательно осмотрела рану, оставленную пилой. Рана была очень нехорошей.
Всё лесовики, тэба Ронха, доверительно сообщил ей пациент. У соседей были, так с них сняли проклятие, а мы всё никак денег скопить не можем
Да, я слышала, что в Царгеме хватает домов, проклятых лесовиками.
Ронха принесла кадушку с водой.
Мужчина заметно нервничал, и оттого ему было сложно молчать. А пока он говорил, Ронха панически вспоминала нужный заговор и, к своему ужасу, никак не могла вспомнить.
В прошлый раз дочку мою к вам приводили, с отравлением От неё я о вас и узнал
Помню. У меня всего одна была с отравлением. Ронха осторожно промокнула рану куском влажной ткани. Как она себя чувствует? Пьёт зелье, которое я ей дала?
Ей гораздо лучше! Она всё вас хвалила, хвалила вот и мне ваша помощь понадобилась
Он старался говорить бодро, но страх разъедал его изнутри. Он боялся, что ему могут отрезать руку. Ронха же, в свою очередь, начала чувствовать себя увереннее. В том числе, потому, что вспомнила-таки заговор.
Вам нужно будет подождать, пока я сварю зелье, сказала она. И, помедлив, добавила: Не бойтесь. Всё будет хорошо.
Минут через двадцать его рана выглядела несколько лучше, хоть и не затянулась до конца. Теперь, когда знания Ронхи в целительстве приобрели некоторую систематичность, она вообще перестала понимать, как ей когда-то удалось за несколько часов срастить кости в руках Тальвина, если такие серьёзные увечья меньше, чем за неделю, не излечиваются. Мильс объяснял этот феномен тем, что её сила тогда ещё только пыталась определиться и шла из неё неравномерно. А теперь Ронха, судя по всему, научилась управляться с ней это подтверждалось хотя бы тем, что она не валилась с ног после каждого прочитанного заговора
Мильс, конечно, был очень умным. Ронха признавала, что он, скорее всего, прав тем более, что он собаку съел на теории магии. Но при этом думала о словах Герна, о синтезе разных подходов к колдовству, вспоминала, как пыталась сочетать заряды со своими заговорами Конечно, она ни о чём таком и не заикалась в разговоре с Мильсом, прекрасно представляя, каким будет его лицо, если она вспомнит Герна. Однако мысль о том, что всё можно делать быстрее и проще, неотступно преследовала её.
Ронха отпустила раненого, взяв с него тридцать билек. Деньги она положила в маленькую коробочку, которую тэб Марекш поставил на окошко специально для этого. Он вообще неплохо нажился на Ронхиных пациентах. Всё, что они отдавали Ронхе а плату он устанавливал сам шло в счёт проживания её и её друзей в этом доме, потому что та сумма, которую они исправно платили ему раз в неделю, была ничтожно мала даже по меркам такого захолустья, как Царгем. Ронха бы, может, и забрала бильки себе, но, если этот человек придёт ещё раз, когда здесь будет тэб Марекш, то тэб Марекш непременно узнает, что она его обманула и прикарманила его деньги, и Ронха трижды те бильки проклянёт. Он ведь каждый раз пересчитывает то, что лежит в коробочке, и память у него прекрасная.
Вечер летел быстро, за окном густела темнота. Ронха успела и полы намыть, и ужин приготовить, и покормить Нарай. Она как раз спускалась со второго этажа, когда послышались голоса, открылась входная дверь, и в сени а затем и в комнату вошёл тэб Марекш в необъятном, под стать фигуре, красновато-коричневом кафтане. На его руке почти неподвижным грузом висел человек, совершенно Ронхе незнакомый, который тихонько постанывал и был очень бледен. На мужчине была тёмная куртка, и Ронха не сразу заметила, что плечо у него черно от крови; только когда блики от ламп отразились на ткани, она начала понимать, что незнакомец ранен, и ранен серьёзно.
Снова испугавшись, но стараясь, как всегда, не подавать виду, она поспешила вниз.
Тэб Марекш, хозяин дома, был поистине огромен. Ростом он был примерно с Мильса, а в обхвате с двух, а то и с трёх Мильсов. Никто бы, впрочем, не назвал его толстяком своей комплекцией он был обязан, в основном, широким костям. Лицо его обрамляла короткая, на редкость аккуратная чёрная борода, ноздри раздувались, как у быка, глаза то и дело подозрительно сощуривались.
Девка, тащи воду и инструменты, живо!
«Какие инструменты?» успела подумать Ронха перед тем, как тэб Марекш гаркнул:
Бегом, я сказал!!