Для Фаретры утро пришло неожиданно. Всё ещё тёплый свет солнца, грустно напоминавший об уходящем лете, лился через небольшое решётчатое окошечко, расположенное почти под потолком, где раскинулись заросли паутины. Женщина неохотно открыла заплаканные глаза и перевернулась на другой бок. В комнате с голыми каменными стенами было мало уюта. Дряхлая кровать грозилась вот-вот развалиться, а по дощатому полу, дыры которого тщетно прикрывал изорванный грязный серый коврик, безбоязненно шныряли докучливые мыши. Вдова, одетая в льняную ночную рубаху, подергивалась от холода, не решившись укрываться старым потрепанным одеялом, уже давно ставшим домом для вшей.
Обласканная прикосновениями солнца, Фаретра долго лежала с открытыми глазами в умиротворяющей тишине, руками обняв себя за плечи. Ей не хватало объятий любимого больше, чем свободы. Женщине всё больше казалось, что с кончиной Томада её душу заключили в клетку, из которой выбраться ей уже не суждено. А эти серые бездушные стены, наполненные спокойствием, больше охраняли от тех печалей и невзгод, что поселились внутри Фаретры, нежели давили на неё. Вдруг гармонию нарушило предательское цоканье каблуков в конце коридора. Женщина знала это идут за ней. Вскоре зазвенели ключи, загрохотала старая замочная скважина, и тяжёлая металлическая дверь медленно отворилась. В комнату, поскрипывая сапогами, важной походкой влетел Бромар, а следом за ним две служанки. У одной в руках были аккуратно сложены красное платье, расчёска, гребень для волос, туфли. У другой небольшой поднос с парой варёных куриных яиц, тарелкой манной каши и кружкой молока.
Позавтракайте, переоденьтесь, а потом вас проводят в главный зал, скоро сообщил Бромар. Ах да, и ещё, не тяните, суд не любит, когда его заставляют ждать, даже если вы королева, не упустил момента для желчной улыбочки советник. Вдова с режущей, точно нож, безучастностью взглянула на мужчину. После того, как их глаза встретились, Бромар не стал задерживаться и в спешке покинул комнату.
Фаретра медленно поднялась с постели и опустошённо посмотрела на служанок.
Ты свободна, сказала королева служанке с подносом.
Ваше Величество, но
Не заставляй повторять дважды! сердито процедила вдова. Служанка выбежала из комнаты.
А ты помоги мне одеться, жду не дождусь, когда всё это кончится, проворчала Фаретра, расстёгивая пуговицы на вороте рубашки. Служанка, стараясь не испытывать терпение королевы, как можно скорее помогла ей сменить наряд, затем расчесала её волосы и гребнем аккуратно скрепила их на затылке. Когда Фаретра приготовилась выходить, к ней в комнату зашёл капитан стражи кудрявый блондин среднего роста с озорными серыми глазами и шрамом на левой щеке. Стальные латы с золотой окантовкой изливали ослепительный блеск в солнечных лучах, на наплечниках и наручах отливал чернотой рисунок в виде облиственных лоз. На плаще красовался восстающий коронованный золотой грифон.
Итак, вы готовы? равнодушно спросил Рóвук, точно эта фраза звучала как утверждение, нежели вопрос.
Не будем тянуть время, с нетерпением бросила Фаретра и направилась к выходу, но звонкий голос капитана остановил её.
Не забывайте, порядок есть порядок, сказал глумливо стражник и покачал кандалами.
Что? возмутилась королева, да куда мне бежать отсюда?
Будьте так добры, руки, Ваше Величество, настоял Ровук.
Женщине ничего не оставалось, как повиноваться и терпеть выпавшее на её долю унижение.
И вот, позвякивая оскорбительными цепями кандалов, в душный зал, переполненный суетливым недовольным людом, вслед за горделиво поднявшим голову капитаном стражи Ровуком вошла Фаретра. Лицо королевы выглядело каменным от усердно сдерживаемого возмущения, выдававшего себя только в сдвинутых бровях и напряжённых желваках. Глаза по-прежнему горели бесстрашием и уверенностью, а высоко поднятый волевой подбородок даже в обременяющем позоре цепей, придавал этой женщине величественный вид. В сторону Фаретры тут же начали оглядываться, кто-то с удивлением, кто-то с укором, некоторые с огорчением и сочувствием. На женщину указывали пальцем, кричали, а то и вовсе смело бросались проклятьями и осуждениями.
Ровук подвёл обвиняемую к трибуне и снял сдавливавшие запястья кандалы. Вдова оглянулась. У дверей в охране стоял её сын Торальд, на чьём лице читалось смирение, смешанное с безразличием ко всему. Напротив изогнутый, как вопросительный знак, седобородый лекарь. Над ним возвышался, задрав нос, напыщенный капитан стражи. По левую руку от него, с осторожностью хищника, беззаботно улыбался Кромат. За его спиной скрывалась скованная изводящими тревогами и сомнениями Флёр, а советник Бромар, потирая бородку, стоял подле неё и угрюмым предупреждающим взглядом руководил бурей чувств девушки.
То ли от шума и гама, то ли от голода у Фаретры кружилась голова, мысли, словно сосульки, застывали в холодных чертогах сознания. А может, виной этому растягиваемые в раздражительной ухмылке губы Кромата. Он будто нарочно улыбался в сторону королевы; надсмехался над её ущемлённой свободой и гордостью.
Гомон и суета улеглась в тот момент, когда в залу вошёл статный темнобородый мужчина. Чёрные пружинки его волос бились о плечи в такт спешному шагу. Риза цвета вороного крыла чуть ли не стелилась по полу. Взгляд был полон беспристрастия. Отец Малиос важный представитель правящей верхушки совета Святого Нэраэля, сын одного из основоположников Нэрафизма. Все присутствующие резко замолчали и поторопились подняться со своих мест. Едва Отец Малиос подступил к трону, раздался грохот падающего засова служители Нэраэля, облачённые в синие и чёрные плащи, на время судебного разбирательства сменили стражу. Они обеспечивали не только неприкосновенность Отцу Малиосу, но и контролировали абсолютный порядок и представляли собой надёжную защиту от магов, что жили в беззаконии. Нэрафизм новоиспечённая строгая религия, накрывшая Форлианд, точно огромная грозовая туча, хоть и прижилась, но встречена был весьма враждебно, а потому продолжала разжигать в сердцах недоброжелателей жгучую ненависть и неповиновение, порой перераставшее в открытые восстания и нападения исподтишка. Опустившись на трон (со временем власть служителей Нэраэля стала под стать королевской, в некоторых случаях даже много больше), Отец Малиос заботливо погладил бороду, будто это его любимый питомец, и пристально осмотрел присутствующих господ в первых рядах.
Гм, гм, итак, начнём разбирательство, с серьёзным лицом начал судья, ударив дубовым молоточком по столу. Присутствующие в зале медленно опустились на свои места, стараясь не издать ни звука. Воцарилась мёртвая тишина. Грозный голос судьи звучал как гром, отлетая гулким эхом от стен замка.
Мы собрались здесь, чтобы разобраться в смерти его Величества Томада Тронэра. Все мы до сегодняшнего момента были уверены в том, что ужасная неизвестная болезнь повинна в этом, но, как оказалось, сердце нашего короля остановилось отнюдь не по вине недуга. Кому-то была выгодна его смерть, ибо в деле не обошлось без яда. Зал содрогнулся; подобно ветру, качающего верхушки деревьев, пронеслась волна тревожного удивления. Люди начали перешёптываться между собой и с осуждающим презрением оглядываться на Фаретру. Малиос постучал молоточком несколько раз и, дождавшись тишины, продолжил:
Обвиняемая в убийстве Томада Тронэра его супруга Фаретра. Имеется свидетель, который видел её в момент смерти нашего короля. Советник Бромар, расскажите, что вы видели в тот роковой день? попросил судья.
Спасибо, Ваша Честь, подойдя к трибуне, сказал свидетель. В день смерти моего короля я проходил мимо его комнаты и услышал женский плач. Сначала я не решался войти, но потом, вопреки правилам, всё же осмелился.
И что же вы там узрели? поинтересовался Малиос.
Обвиняемая обнимала тело Его Величества и рыдала. По одному только выражению её лица можно было понять, что произошла ужасная трагедия.
А видели ли вы чашу, из которой пил покойный? потребовал ответа судья.
Да, конечно же. Золотая, с гравировкой, она стояла на столе, уверенно ответил Бромар. В следующий момент Малиос из глубин своей ризы вытянул злополучный золотой кубок и поставил его на стол.
Узнаёте? спросил судья.
Без сомнений, это тот самый кубок, внимательно осмотрев предмет, заверил советник.
А как вы считаете, у обвиняемой был мотив для убийства мужа?
Был ли мотив? задумался свидетель, знаете, кажется, нет. Зачем убивать того, кто сам скоро умрёт. Это глупо. Но было одно «но», которое для Фаретры очень многое значило.
И какое же «но»? взгляд судьи воспылал нетерпением.
Вопрос о престолонаследии. Сын короля, как известно, отрёкся от власти, а от женщины без мужчины ничего не зависит. А роднить себя с тем, кого ненавидишь разве это возможно? Обвиняемая лучше предпочтёт смерть, чем возляжет на одно ложе с ним!
Подождите-ка, а о ком вы сейчас ведёте речь? заинтересовался судья.
О племяннике покойного короля Кромате, развеял неясность Бромар.
Значит, судя по вашим словам, чаша с ядом предназначалась не для короля, а для его племянника, и как мы слышали из ваших уст, обвиняемая питает неискоренимую ненависть к нему, сделал умозаключение Малиос.