растворяешься, настежь становишься ты никем
или всем, что одно и то же. Ты вышел в мир,
как выходят в море, стал каплей. Ты плоть морей.
Ты являешься светом и, кроме того, дверьми,
что раскрыты для света,
и стражем у тех дверей
Возвращаешь память себе, обретаешь речь,
открываешь клетки слов, кормишь их из рук.
Только свободу не можешь свою сберечь,
и продолжаешь обещанную игру.
* * *
моей душе
эти строки тебе напишу, для тебя
взял перо и бумагу (перо зачеркнул я
потому что смешно) но запутался взгляд
в знаках речи, скользнул по поломанным
стульям
и проник за окно. И пейзаж за окном
расступился, открыв сокровенные дали.
Оказалось настолько прозрачным стекло,
что неясные буквы за ним проступали
То ли список заветных для нас журавлей,
то ли строк быстротечных прекрасная пена,
то ли это звезда бесконечных полей,
то ли имя, что птица-синица напела.
Всё исчислено, взвешено, разделено
в тесном мире вещей, декорациях-стенах.
Но открыто в иное пространство окно
из условного быта, предметного плена
Для чего мне свет солнца и трепет травы,
и вино, пригубив, на траву проливаю
для чего, коль бессмертные боги мертвы
ты умрёшь для чего мне трава полевая?
* * *
Ребёнком я знал
что когда-нибудь умру
как умирают все люди
меня больше не будет
Однажды в семь лет
я заплакал среди ночи
смерть неотвратима
исчезновение неизбежно
Теперь знаю о своём бессмертии
Душа подобно бабочке
преодолеет смерть тела
подобно птенцу
расколет скорлупу мира
подобно слову полетит в синем небе
Знаю
или пытаюсь обмануть себя сказкой
перед сном
последним сном
* * *
искушение Богом быть Богом же нам и дано
и из двух состояний мы выберем только одно
мы пойдём по делам или будем расти в высоту
покрываясь листвой открывая мечтой красоту
совлекая покровы с небес и невест и холстов
среди долгих дорог опрокинутых в небо мостов
мы питаемся светом на этой земле мы стоим
что мы строим под солнцем что стоим пред взором Твоим?
к небу башню возвысив на камнях и в сердце своём
стану богом и храмом в пустыне Я стану царём
Я стрела в неизвестность к высокому солнцу рука
бесприютна пустыня и цель далека далека
только волны и камни в пустынях морях корабли
осыпается время сады затонули вдали
как же ветрено здесь и песок забивает глаза
и опасно дышать и смотреть на светило нельзя
Я не знаю где свет на каком Я стою берегу
Я не вижу Тебя Я уже говорить не могу
да и что говорить если временны место и речь
остаётся гореть или в землю осыпавшись лечь.
***
Об этом небе сером написать,
или о снеге рыхлом под ногами?..
Пусть будут благосклонны небеса
с далёкими античными богами
к поэту, и пошлют ему с небес
какого-нибудь в яблоках Пегаса,
чтоб тот копытом бил,
и ключ Кастальский сразу
открыл под снегом
Далее чтоб лес
вдали чернел, и ель чтоб зеленела
И птичка певчая о милой его пела
(глагольной рифмою
нимало не стыдясь).
Хлеб прыгал в печь,
Емеля правил печью,
вещала щука речью человечьей
и обещала счастье навсегда
Из льдинок слово
складывалось «вечность»,
и таяло
на солнце
без следа.
Возвращение
Я иду (но куда?.. и откуда я вышел?
то ли из дому, то ли из прожитых лет).
Ухожу вглубь себя я: всё ближе,
всё выше;
достаю из кармана свой счастливый билет.
Я потерян как день, и забыл о потере,
и стою над вселенной своей
я один,
словно маленький бог в той сплошной Лотерее
от младенческих ливней до полярных седин.
Выпадает то снег, то нежданная карта
человек упадёт как звезда из окна.
Выпадают из памяти детство и парта.
Выпадает любовь
и строка,
и страна.
Выпадает в осадок билет лотерейный
белый дым, белый ангел, измученный мой
Я найду тебя, в снежном саду, Лорелея.
Я вернусь!
Я вернусь, непременно, домой
о времени
1.
когда-то время текло
широким потоком
медленно катились
годы-волны
следы моих ног
отпечатывались
на послушном песке
давно их смыло волной
меня всё быстрее
уносит течение
неизвестной реки
2.
становлюсь рекой
растворяюсь в пейзаже
забываю берег
своего детства
о времени 2
1.
1.
время разлито вокруг меня
сырой ртутью
проступающее в вещах
вечно становящемся мире небытия
в ряби событий на поверхности сознания
как свойства высокоорганизованного духа
озера или зеркала
отражающего
окружающее небытие
2.
время собирать камни
на берегу живой речи
входить в родную речь
погружаться в себя
время считать стекающие
с исчезающего циферблата
минуты
подставлять речи-времени ладони
пропускать сквозь плотные
но
не существующие пальцы
как сквозь стрелки на циферблате
бесплотное
но существующее
время
3.
память воображение
две половинки сердца
два зеркала
в одном отражается прошлое
в другом будущее
два письма
или два выстрела
выпущенные навстречу друг другу
одновременно достигшие цели
осенние яблоки
1.
это яблоко
тяжёлое
налитое силой земли
солнца
яблоко
которому стало бы тесно на тарелке
готовое упасть на голову
новому ньютону
гаутаме
яблоко на запретном дереве
яблоко
ждущее теплоты
твоих ладоней
2.
яблоко ночи
и яблоко дня
сорванные твоей рукой
заполняют
пространство памяти
едва ощутимым
ароматом
* * *
сердце
вырастающее на дереве жизни
сорвано для тебя
легче пуха
тяжелей камня
бьётся в твоих руках
ждёт твоего слова
* * *
снится
умираешь
идёшь за телом
произносишь речь
просыпаешься
но может быть только сниться
вновь
умирать
просыпаться
* * *
просыпаться каждое утро
и открывать глаза
чтобы видеть солнце
закрывать глаза
и вновь видеть солнце
днём и ночью
в солнечный день
и когда небо затянуто низкими тучами
смотреть взгляда не отрывая
видеть солнце.
Петрова Марта Викторовна
Больничное
В белом безмолвие бледное солнце
спрячет, когда-то несбывшийся сон,
кто-то уже никогда не проснётся,
ты или я, или, может быть, он
Небо сжимается в раме оконной,
ветка рябины с худым воробьём.
Мир умещается в лике иконы
так до весны долежим, доживём,
может, дождёмся и птичьих мелодий,
в сквере звучанья цветаевских строк
Каждый отсюда когда-то уходит,
разным бывает лишь выпавший срок.
Где-то мой сон заплутал в белозимье,
в млечном тумане проснуться трудней.
Справимся.
Только рассвет принеси мне
старый знакомый, седой воробей.
***
С этой девочкой вовсе я не был знаком,
просто видел в глазах голубое сиянье,
в лужу влезла девчушка, от мамы тайком,
затаив от волнения даже дыханье.
Там в зелёной воде, что упала с небес,
облаками укутались босые ноги,
и улыбка её в ожиданье чудес,
так манила, как манит к удаче дорога.
Я стоял и смотрел: чуть бочком гражданин
шёл по краешку лужи, скривившись в ухмылке,
а девчушка, как будто следила за ним
и с улыбкой поправила бант на затылке.
В луже ножкою топнув, взболтнула всю муть
и круги по воде разошлись к краю лужи.
Люди, видите ангелы в лужах живут,
и оттуда, наверно, вселяются в души.
А тепло увлекало дитя к озорству,
ветерок, освежая, струился по коже,
неужели, быть в луже и пить синеву
не такое уж дело плохое? А, может
***
На пепелище цветы и затишье,
ужас застывший, у ног,
снег окропила «Зимняя вишня»,
чёрный разбрызгала сок.
В мареве лжи, это ль видит Всевышний
вновь погибает народ,
сок исчерпала весь «зимняя вишня»,
завтра за кем смерть придёт?
Снова погиб кто-то в «Скорой карете»,
кто-то, шагнув из огня,
кто же за жизни погибших в ответе
тот, кто прошёл сторонясь,
кто побоялся в глаза глянуть людям,
что потеряли детей,
да, безусловно, всех время рассудит,
мы согласимся затем
Новые, новые гибели жертвы,
траурный колокол бьёт,
в память погибших свеча плачет в церкви,
каждый молчит о своём.
В трауре все разговоры излишни,
мать поминает детей,
новая где завтра «Зимняя вишня»
станет виною потерь?