Ноль часов по московскому времени
Новелла IV
Алекс Норк
© Алекс Норк, 2020
Продолжение серии по следственным материалам Дмитрия Шадрина.
Как и для предыдущих новелл: не рекомендуется читать любителям чисто детективных историй и людям с тонкой скрепно-духовной психикой.
Отец и брат уже дважды побывали в России, а я откладывал визит и отправился лишь совсем недавно.
Ненадолго.
И планировал ненадолго, потому что оба сородича укорачивали свое пребывание, возвращаясь, без неожиданных каких-то причин, раньше срока. И без внятных объяснений. Просто, вроде как, «чувство возникло нечего там, особенно, делать». Про «особенно», впрочем, ясности добиться не удавалось, а тем более в планах такого ничего и не значилось.
Надо вспомнить, «не тяга» на родину вообще характерна для разных поколений нашей эмиграции.
Советская власть, в смысле возвращения, иногда напрягалась, а особенно после Второй мировой войны: заманивали Бунина, Бердяева, гениального шахматиста Алехина, и вообще: «ждем всех-всех»
Некоторые купились, но из крупных имен никто.
Хотя колебались.
Бердяев прочитал лекцию в советском посольстве, что считалось знаком крайней лояльности, Бунину уже запустили в печать сборник избранных произведений, Алехину предлагали хороший гонорар (а он реально нуждался) за матч с Ботвинником, другим тоже что-то
Нет, соскочили!
И тогда Родина сурово сдвинула брови.
Она у нас и при ответной любви может по кому угодно проехать, а тут такая бесчувственность.
Оттянулись на вернувшихся и тех, кто оказался на оккупированных территориях: знаменитого певца Петра Лещенко схватили в Румынии прямо после концерта скоро расстреляли, и посадили за решетку его жену. Коллегу Бердяева философа и историка Л. П. Карсавина арестовали в Прибалтике, когда тому было уже под семьдесят, умер через два с половиной года в лагерях. А большинство добровольно вернувшихся пересажали, и не все дожили в заключении до амнистии 53-го года.
Добрые люди уже говорят: «Это ж когда-а? Да еще Сталин!»
Стоп-стоп, могилу кровопийцы каждый год в декабре и марте заваливают цветами, причем в большинстве это делают граждане, бывшие при нем только подростками или еще не жившие; в очереди стоят, и цветы несут за собственные деньги. А в конкурсе «Имя страны» Сталин оказался на втором месте, хотя по слухам его сдвинули вниз для Александра Невского.
Удивительно (даже если убрать/?/ уничтожение миллионов): маленький, рыжий, с щербатым противным нерусским лицом, с сильным акцентом и отсутствием каких-либо ораторских качеств он стал предметом трепетного поклонения именно, и прежде всего, русских людей. В отличие от Гитлера, сумевшего быстро наращивать благосостояние простых немцев, Сталин ничего не делал в этом направлении. Напротив, коллективизация разорила деревню, и все тридцатые годы она пребывала в такой бедности, что многие говорили: «стало полегче, когда немцы пришли».
Кошмарный поток похоронок во время Войны.
А после несколько лет беспощадной эксплуатации аграрного населения, около 2 миллионов смертей от голода; это там, где продовольствие и производилось крестьяне получали пищевой мизер на трудодни.
А вот такой документальный штрих к портрету той страшной эпохи.
Старший на полпоколения коллега отца рос простым сельским парнем.
С Войны в их колхоз не вернулся никто.
Это в кино у нас любят показывать как мужчины возвращаются после победы, женщины, рыдая от счастья, встречают, а какая-то ищет глазами среди новых прибывших любимого своего и опять не находит.
Всё было прямо наоборот: множество уже уставших ждать глаз, и редкие вернувшиеся счастливчики. «Повезло одной на три села вокруг», из стихов Роберта Рождественского про мать, к которой вернулись оба сына. Нереальная почти ситуация.
И вот этот пятнадцатилетний парень вместе с матерью запрягались для вспашки принудительно, разумеется, выполняя роль лошадей, которые тоже были использованы на фронте. Сзади шел и давил на плуг старичок. И на других таких же сельчанах пахали, то есть женщинах и подростках; а норму надлежало выполнять и по глубине, и по площади вспашки.
Через два года мать померла именно от того, что в народе называется «надорвала сердце» (точнее образа и не сыщешь), а парень заработал выпирающие венами ноги. Высокий, сильный хотел студентом заниматься волейболом, а ему: «ты аккуратнее себя веди, а то тромб оторвется и улетишь». И жил уже дальше с больными ногами.
«Мы поднимали страну!», заявляет очередная коммунистическая морда, прекрасно устроившаяся при новом режиме. Это, что, у него с молодости венозные ноги и умерла мать не дожив даже до сорока?
И еще громче: «Мы делали ракеты! Первыми вышли в космос!»
Вы вообще ни хрена не делали, а занимались так называемой «руководящей партийной работой».
Делали друзья моего отца, которые в молодости пошли в физические и технические науки, и среди моих одноклассников есть такие же люди с докторскими степенями, только они уже да, делают то же самое, только в других точках земного шара. Не потому ли, что Россия опять переоделась, и неважно как называются новые морды?
Однако откуда они? С Марса, из специальных питомников?
Мы уже писали в третьей новелле откуда. А сейчас нужно только немного добавить.
История память
Что между ними общего?
Это просто одно и то же.
У народа нет памяти в психофизиологическом (человеческом) смысле. Его память история.
Здесь стопроцентная аналогия, если не сказать тождество: человек знает о себе памятью, народ историей.
И ни у кого в мире не возникает вопрос нужно ли, и зачем, знать свою историю?
Только на российском телевидении такое могут много раз обсуждать.
Если вы не собираетесь ничего менять, необязательна и история; как туповатому человеку рефлексия «ну, живу и живу». Но при желании изменений к лучшему, надо знать что именно изменять, то есть знать историческую наличность, потому что она и есть точка координат, из которой возможно движение. И понятно какое вперед.
Но что такое «вперед» для человека, как не исправление своих недостатков? Об этом говорил и Христос; и почти все заповеди говорят, чего не делать.
Конечно, в конкретных социальных областях «вперед» означает развитие чего-то хорошего уже существующего.
Однако в идейном плане это всегда движение от минусов к плюсам.
Но как? Возможно ли оно не через точку ноль?
А данная точка ни что иное как норма.
Не надо орать про великое без исторического состояния нормы.
Мы вообще эту станцию проезжали?
Или я просто заспался, когда вы там покупали пиво и сигареты
В Европе телевизор показывает, в том числе, всё российское.
Но оно «по ту сторону экрана».
А приехав в Россию я оказался «по эту», и очень скоро понял про досрочные возвращения отца и брата.
Вернее, почувствовал.
Нет, никто не лез ко мне с разговорами в духе известных политических шоу, ничего такого конкретного, а только общее про ауру еще в таких случаях говорят.
Чем она ощущается строгая наука ответить не может, а я, по-простому, попробую.
Мы видим спектр цветов от красного до фиолетового, однако не весь, существуют еще инфракрасный и ультрафиолетовый.
Их мы не видим.
Но они есть.
Причем известно, что элементарно в нас проникают.
Я за недолгий московский срок несколько раз слышал как, в ответ на детские просьбы, матери отвечали: «у нас денег нет», «у нас мало денег» А вот в позднее советское время такого не слышал мороженное или пирожок были мелочью для родительского кармана.
Тут сравнение, сразу оговорюсь, не в пользу прошлого, а в минус сегодняшнему.
Каково ребенку жить в ощущении, что мелкая радость ему недоступна, в какие частоты инфра оно попадает?
А вот, разожратый мужик взял бутылку водки.
Сейчас вмажет у телевизора и порадуется как «мы» снова кому-то впендюрили, хоть бы и на словах всё равно душу греет душу?
И лекарства, которые не что покупать
Обида-безрадостность-злоба сливаются в невидимую инфра.
А лучше, чтобы она была видимой, потому что невидимый убийца многократно опасней.
Можно еще взглянуть «медицински»: лечить эффективно болезнь врачи способны лишь точно ее установив. А как лечить хворого, но психически мало нормального, который на всех углах кричит: «я самый сильный и самый-самый, я великий и всех победю!»? Причем, это не подросток, а крупный детина, да еще норовящий в любой момент схватиться за кол.
И вот ощущение коллективного этого «самого-самого» у меня возникло и, по мере пребыванья в Отечестве, усиливалось.