Вон зебры пасутся, вон тигры таятся,
А там лемурята с гримасой паяца.
И так междулистно берёзятся дебри,
Что всюду матрасят тигристые зебры.
И мы ощутили, что наши тельняшки
Роднят нас со зверем и с каждою пташкой.
Мы все полосаты, мы братья и сестры.
И это как всё грандиозное просто!
И дальше поплыли вперёд далеко мы.
Ни долго, ни коротко вот мы и дома.
Тут всё так знакомо, и каждый так рад нам
Но жизнь полосатит, мы едем обратно!
Сквозь топи ночи
В те дни на севере нездешнем
Мы небо красили задаром.
По вечерам по сбродным барам
Мы пили шквальный самогон.
Потом, взбираясь на телегу
В краю бездонного безбрежья,
Я хрустко тряс себя по снегу,
Внимая зябкости сторон.
Со мной делили расстоянье
Ладья червей, палач и кайзер.
И только семиствольный лазер
Меня от них уберегал.
Теперь за нерпой медноглазой
Спешу я тонкой ломкой гранью,
Чтоб выйти к сумрачному часу,
Который мне безмерно мал.
Но я надеюсь, что не близок
Ещё мой путь сквозь топи ночи.
И день неведомый отсрочен,
И не исписан мой блокнот.
И что не скоро на таможне
В грядущий свет испросят визу.
И завтра снова бездорожно
Пойду сквозь будущее вброд.
Говорящий апрель
Говорящий апрель залетел в нашу комнату тьмы.
Тихо в стойле жевали кору ламинарий сомы.
Многомудрый сосед мне сказал, что, увы,
Нет цветов и коры у подводной травы.
Я кивнул, улыбаясь, я знаю мы оба правы.
А апрель щебетал, что миры свиты из кутерьмы,
И недолог сверкающий путь вьюжнопёрой зимы.
Но сосед был с весной на ножах и на «вы»,
Он изрёк, что весне не сносить головы.
Но потом улыбнулся: А зря мы сегодня трезвы`.
Мы плеснули в стаканы, и ветер раздвинул дымы.
Ободрились сомы и попрыгали разом с кормы.
А мы пели с соседом про звон тетивы
И о солнце, бегущем в края синевы.
И пророчили май, проходя мимо дома, волхвы.
Бритва
Понятно ёжику в тумане
И самым резвым рысакам,
Что нужно летом ладить сани,
Как проповедовал Оккам.
Шучу!.. Про сани он конкретно
Нам ничего не говорил,
Но завещал ломать кареты,
Когда измыслят винтокрыл.
И с этой мудростью под мышкой,
Спешим мы вечною стезёй,
Срезая зряшные излишки
Лихой оккамовской фрезой.
Монашья теза бреет гладко,
Льют слёзы истин по щекам
Вот так бы женские загадки
Растолковал бы кто-то нам.
А она улетала в Рим
Нет, представляешь! Она пришла ко мне босая, брошенная всеми!
А я проворчал: Дорогая, вы смотрели на время?
Вот вам, милая, два бутерброда.
Простите, но сегодня запарка была на работе.
Чёрт! Я её просто выгнал. И, кто знает, возможно, она уже угодила в сачок.
Господи! Что я наделал?! Ладно плесни ещё
А стрекоза в этот миг вылетала в Рим.
«Ох, муравей, улыбалась она, теперь ты точно будешь моим».
У далёких антиподов
У далёких антиподов
В антисини антирек
Антибьются антиводы
В антискальный антибрег.
А над антиголовами
Антисолнца антисвет.
Оттирают антимамы
Антирамы много лет.
А у нас лишь антилопы,
Да античности чуток.
Антипатии в европах
Мы не ставим на поток.
В наших бледных гаплотипах
Антител наперечёт.
Но зато сосед Антипа
Антифриз беспечно пьёт.
Сверчкалось
Сверчкалось. Сыромозглость осени
Вовсю дождила по двору.
И дух суровый жизнепрозенный
Сверлил в предчувствиях дыру.
Не обещая нам острожного,
Но и пирожных не суля,
Он листовально сыпал крошево
В закатность, близкую к нулям.
И мнилось нам, что время свержено,
Что тьма объяла постамент.
И что грядущее кромешенно
До рачьих свистнутых календ.
Но всё ж поверь: над сероскудностью
Взойдёт счастливое всегда!
И наши милые уютности
Минуют Божии суда.
Кто ты?
На левом плече, как попугай у пирата,
У меня сидит леший лохматый.
Пьёт, поёт, о своём судачит,
Сказывает, был прежде одним из кроликов Фибоначчи,
А ещё охотником и фазаном,
И возвращающимся бараном.
Словом, кем только, но вот покуда
Будет тем, кем я буду.
А на правом плече яснолик
Сидит у меня ангельский ученик.
Спрашиваю: Отчего не ангел?
Так ты и сам, отвечает, не того ранга.
Он тоже творил пути от ab до ovo,
Был тенью Чехова, отражением Льва Толстого,
Криками чаек, мычаньем священных коров,
Снами, дымами, смехом девичьим на Покров
А иногда они ко мне пристают:
«Кем был ты, пока не родился тут?
Может, ты швец, на дуде игрец?
Иль кузнецу троюродный жнец?
Царь, царевич, сапожник, портной?
Отвечай же скорее, ты здесь на кой?».
Я пряниками затыкаю им рты,
И вопрошаю себя: «А всамделе, кто ты?».
Может, я даль параллельного дня?
И не я ль на картине про красно-коня?
А вдруг был душой Чингис-хана я?
Хлебом, вином, небесной манною.
А вдруг я слонопотамий след?
Но что не втемяшится нет да нет
И думаю: Коль впервые вот здесь я,
То как же мне жить пополезней?
По Божьим дорожкам
По Божьим дорожкам
Божьи коровки
Ступают по Божьим дорожкам,
Шепчут: «Все ваши любовки
Не стоят ни грошка».
Мы не ведём даже бровью,
Пусть бисер помечут.
Разве же мелкокоровью
Познать человечье?
Но коровята
Бубнят: «Вы ни капли не в теме.
Алчется вам Эльдорадо,
А солнце в Эдеме».
Мы отвечаем игнором
Презренным букахам.
Вот бы им наши аморы
С вселенским размахом.
Так, не понявши
Друг дружку, мы рыщем окрестно.
Вызреет значит, незряшно,
Умрёт, да воскреснет.
Смотрит Господь в суматоху,
Что нам так по сердцу.
И причитает со вздохом:
Ох, не наглядеться!
За зеркалами
День был ясен, словно пень,
Вдруг гляжу: за зеркалами
Отражение и тень
Поменялися местами.
Отратение и жень
Ты нас так теперь зови-ка,
И тебе найдём замень
В общем, чуть и я заика.
Нет, робяты, говорю,
Этот фортель не прокатит.
Что у нас в календарю?
Мы же нонче сёстры-братья!
Так давайте ко столу,
Да по чарке с огуречком.
Разбередим эту мглу,
Чтоб не вышло где осечки.
Что ж, присели. Дзень-да-брень.
Мир, война, футбол и дамы
Своротили набекрень,
Что доселе было прямо.
Ну, а там к четырёхстам
Потихоньку, помаленьку
Я развёл их по местам.
Вот такая дребеденька.
Пиит
С утра поэт невольно честен
И горд прозванием «пиит».
Он с мирозданьем кружит вместе,
Но не теряет аппетит.
В обед поэт гораздо больше,
Чем был он прежде, но и тут
Он рыщет, волосы ероша,
Во глубине словесных руд.
А вот и вечер. И из сора,
Ничуть не ведая преград,
Растут слова, как помидоры,
Покуда не готов салат.
Но здесь легка и грациозна
Нисходит ночь. И робкий звон
Рождают тлеющие звезды
Со всех неведомых сторон.
И тут поэт в недоуменьи
Глядит в исписанный блокнот,
Где вместо слов дымы и тени,
А вместо радости рассчёт.
Он рвёт неистово бумагу,
В сердцах ломает карандаш,
Безумным взором ищет шпагу,
Чтоб взять мираж на абордаж.
И вот он миг святого чуда:
Не он вселенная творит!
А он во власти абсолюта.
И счастлив званием пиит.
Время внучек
Нос по ветру, дочь пирата!
Зря пугают нас крушеньем!
Пусть кружится Носферату
Мрачнокрылистой мышенью!
Он мишень для нас не боле!
Трижды мачта в пасть акуле!
Есть чеснок у нас и колья,
И серебряные пули!
Путь горгульям и медузам
К нам на борт давно заказан.
Мы идём по морю с грузом
Шипогривых древобразов.
Наш диван как бригантина,
Наши тапки рыбья стая.
Путь лежит из Аргентины
К солнцу сонного Китая.
Ну а дальше до Камчатки
Нас родной муссон пригонит.
И до дому без оглядки
Двинем в поезде-балконе
Мы объехали все дали.
Было круто? Можно круче!..
Так мы с дочками играли.
Наступает время внучек.
Мёд дикого звездопада (20162017)
Мёд дикого звездопада
Когда солнце тает в бокале луны,
Брызгаясь лучиками заката,
Старый пасечник прячет в сундук фантомные были войны
И идёт за мёдом дикого звездопада.
А звездопад в июле прян, сочен и свеж.
И пасечник берёт боевой тимьян, пробивает брешь.
А там, и помимо мёда, не исчитать добра
И ягоды радуг, и в самое небо дыра
И он уползает вглубь, где встречает смотрителя маяка
Такого же старого дурака.
«Будешь?» вопрошает тот. «Да, пожалуй, налей-ка».
И они чинят и ладят идущую вдоль горизонта аллейку.
Трудятся без ворожбы и какой-то там ритуальной пляски,
Согласно ученью постройки антимиражной
Мечты будущих дней.
Чтоб никому уже не было страшно,
Что ведьмы читают своим детям рассветные сказки
Из «Молота фей».
До предела мрака
Для чего ж нам небо? в небе нету Бога.
В небеса пойдём мы, в небесах ни беса.
Кликнем отче Сергия с Патанджали-йогом,
И всех тех, чьё время уходить из леса.
Наши тропы будут виться по скрижалям,
Станем жечь костры мы у ночей простора.
Кто-то ж должен сведать путь с начала дали
До предела мрака, до скончанья взора.