Учитывая приполярное расположение Риги, произошло это часа в четыре вечера.
А до этого было: паспортный и таможенный контроль, прохождение границы, водружение по трапу на корабль, размещение по каютам и долгое ожидание отплытия.
Всё то же, что и сейчас. Но для меня все было в диковинку. От заполнения декларации до попадания на судно. Слегка взволновал таможенный шмон, устроенный нашим вещам в музыкальном салоне.
Чистосердечно сообщаю вез контрабанду. Но, как перед партией, клянусь случайно!
Еще вчера на собрании предупреждали, чтобы все советские документы (даже комсомольский билет, не знаю, где всегда у меня хранившийся) были оставлены на материке, а паспорта должны быть в обязательном порядке заменены на, как уже упоминалось, паспорт моряка. Также запрещенными к вывозу за границу были советские деньги всех номиналов, а провоз червонцев и выше преследовался по закону.
А почему так? поинтересовался у Гарри Анатольевича Слесаренко, с которым успел познакомиться и сильно зауважал за веселый нрав, доходчивость объяснений и, конечно же, за многоразовость ходок не только в Арктику, но и на заветную Антарктиду.
Враги только десятки берут и выше, спокойно, как о ценах на хлеб, объяснил старший товарищ.
А зачем им наши бабки? я впервые услышал о рубле как о товаре. Про его не очень активную конвертируемость что-то знал, но тоже нечетко.
Вы что там, в Казахстане, политэкономию не проходите? Доллар сколько рублей официально стоит? стал объяснять он, когда мы возвращались с собрания в промерзшем троллейбусе.
Я пожал плечами, так как никогда этим не интересовался.
И кому страну оставляем? сокрушенно выдохнул клубы пара еще не обросший сорокалетний Гарри Анатольевич. Семьдесят две копейки. А за сколько его купить можно?
Мне за три рубля давали, наврал я, так как никто не предлагал, а просто услышал случайный разговор на эту тему.
Неплохой курс. А там ты за червонец пять долларов можешь снять. За четвертную, говорят. Последней оговоркой Слесаренко дал понять о своей неполной причастности к сказанному. Пятнадцать дают, а за полтинник и до сорока поднимают, мечтательно «отклубился» мой негласный наставник. Навар бешеный, а государству ничего. Контрабанда. А значит, срок, если поймают. Другой бы и рад налог заплатить, но все равно посадят».
Мне слегка «сплохело». Если бы знал это раньше, то, конечно же, не лежали бы в кошельке за ненадобностью чуть ли не на дне мешка последние десять рублей. Одной купюрой. Решил тут же, по возвращении в общежитие, где остановился, переложить денежку в цивильные шмотки, оставляемые на год в камере хранения НИИАА.
Но не в рай ведет дорога благих намерений. Гарри (а так его, обрусевшего украинца, почему-то назвала сестра матери), пригласил меня к себе в гости. Посмотреть, чем отличается жилье ленинградца от алма-атинских квартир, было крайне любопытно.
Да ничем. Та же планировка, мебель, ковры на стенах да тюль на гардинах. Но за анекдотичными рассказами Гарри о житье-бытье героев-полярников совершенно забыл о червонце.
Не вспомнил я о нем ни в общежитии, ни в поезде, увозившем нас ночью в Ригу, ни в порту, когда сдавал багаж.
Образ его, красненького с Лениным в верхнем правом углу, всплыл в моем утомленном всем новым сознании, когда заполнял декларацию.
В графе: есть ли советские деньги номиналом 10, 25, 50, 100 (а последнюю из перечисленных купюр я и в глаза не видел) рублей, нагло поставил птичку в клеточке «НЕТ».
Доставать контрабанду и уничтожать ее посредством публичного съедения не представлялось возможным. Наш личный багаж с приколотыми бумажками наших реквизитов (фамилия, станция зимовки) был на корабле и уже проходил без нас таможенный досмотр. С этой минуты и до разудалых аккордов «Бони М» мерещилась мне в воображении одна картина: вроде в каюту вваливаются обрадованные крамольной находкой таможенники, я пытаюсь им что-то объяснить, но меня выдворяют с корабля, сбрасывая с борта прямо на заснеженный причал все мои вещи, и с возгласом «Все они, в Казахстане, такие!» не уходят, а уплывают за серый горизонт Балтийского моря
Что произойдет дальше, даже боялся себе представить. Поэтому нервно вскакивал и начинал ходить по каюте, если можно назвать ходьбой три шага в одну сторону и столько же обратно. Выходить во время осмотра было запрещено. Все необходимое для кратковременного проживания вода и санузел с душевой были здесь же, в тех же трех шагах.
Конечно же, понимал, что вероятность попасться была близкой к нулю. Для её приближения к единице проверяющих должно быть столько же, как и проверяемых. Кстати, у них были собаки. Но деньги если и пахнут, то явно не наркотиками. Да и не будут шум из-за одной купюры поднимать. Просто стану после этого невыездной. Но я и не сильно планировал спустить заработанное на загранпоездки. Наконец, по внутренней связи объявили, что досмотр закончен, и можно забрать каждому свои вещи.
Вскоре мы пошли.
Хорошо, что сейчас появилось много книг и телефильмов об Антарктиде, морских круизах и обо всем, связанном с этим. Нет необходимости подробно описывать и морской переход, и условия проживания, как и другие подробности нашего плавания. Владимир Санин в книге «Новичок в Антарктиде» просто всё классно рассказал. Да и я, если честно, сейчас так мало помню. А что в дневнике сохранилось, то и попало под сакральное «рукописи не горят», тем и воспользуюсь спустя более тридцати пяти лет.
3. «Советико импотентико»
Я верю в двенадцатилетний цикл обновления. Через каждую дюжину лет каждый попадает или сам создает точку бифуркации точку изменения, повлиявшую на будущее.
С высоты пяти прожитых «мушель жас», а именно так казахи называют эти циклы жизни человека, могу делать уже кое-какие выводы, основываясь на собственном опыте.
В двенадцать лет самостоятельно перешел из школы-интерната в обычную. За маму написал заявление и сбежал из-под госопеки в самостоятельное плавание. До сих пор удивляюсь этому поступку.
В двадцать четыре во второй мушель жас, отзимовав в «Мирном», встретил Любовь, но об этом еще впереди.
А в третий мушель жас родился наследник, после чего я неожиданно начал писать стихи.
Кстати, именно сын и нашел среди старых блокнотов и черновиков мой антарктический дневник, о котором я забыл, и всё до посадки на «Эстонию» писал по памяти.
Ведь сел за записи совершенно голым (в смысле не подкреплённым документальными источниками). Но сел, потому как пятый мушель жас обязывает подводить итоги.
И как дар свыше, и как признание правильно выбранных задач этот дневник, найденный моим Назаром. Он же и перевел его из «рукопашного» состояния в отпечатанное, используя достижения компьютерных технологий, от которых папа его отстал безнадежно.
Теперь всё, взятое из дневника (но, конечно, не абсолютно все записи), будет печататься курсивом, а современные рассуждения и комментарии стандартным шрифтом. Конечно же, из уважения к читателю дневниковый текст будет незначительно подредактирован, но без покусительства на саму суть изложенного в нем.
25 января 197г. Теплоход «Эстония». Балтийское море.
Сегодня, опоздав на 1,5 часа (это я тогда так таможенный досмотр и связанные с этим переживания обозначил), «Эстония» отшвартовалась от Рижского порта. Провожающих было человек тридцать. И среди них ни одного знакомого лица. Все равно махал им рукой и фотографировал, как родных.
Особенно запомнилась девушка в желтой дубленке. Стояла и плакала. Черт побери, так хотелось, чтобы это была моя девчонка.
Когда судно отплывало, в радиорубке включили веселую мелодию. Получилось очень мило (так в тексте) и празднично. Зато торжественный митинг был на славу. Все сидели и лежали по каютам, а по внутренней радиосети произносились торжественные речи и заверения (для советских порядков вольность великая)
Корабль очень комфортабельный. Сервис и прочие удобства на высшем уровне. Плывем как буржуи. Вот только делать нечего. Весь день играл в карты.
Здоровье нормальное, душевное состояние тоже. Может, поэтому не о чем писать? (Странная у меня тогда была логика).
Еще ни с кем не сдружился, хотя уже со многими познакомился. Жаль, что многие из них были пьяные, а потому все отношения строились на панибратстве. Всё.Ложусь спать. 26-е 00 часов 24 минуты.
Уважаемый читатель, как это ни странно, но в этом подробном изложении многое, оказывается, упущено. Например, то, что ночь провел в настоящем холодильнике, так как не знал, как с кондиционером справляться. Провинциальность махровая сказалась.
Почему-то не записал то, что в первые минуты плавания удивило больше всего: волны так жестко и громко били о борт, что казалось, будто мы на каком-то корыте по твердым ухабам едем, и камни с грохотом бьют по бокам.