Кого?!
Повисла долгая театральная пауза. Затем Циля Марковна хитро улыбнулась и изрекла:
В женихи я ей наметила Якова Моисеевича Менделя!
Софа всплеснула руками и трижды ойкнула.
И тут со стула, как ужаленная вскочила невеста Людочка:
Фы сто? Фы в фоем фуме?! Ля фофсем фура?!
Что это с ней?! удивилась Циля Марковна.
Да так, не обращай внимания, подруга, обреченно махнула рукой Софа Генриховна. Это она так разговаривает. Это у нее такой дефект речи. От рождения. С виду ангел, а говорит не поймешь что. Да оно и к лучшему! Она рот для разговора открывает редко. Идеальная по нашим временам жена!
Ля не фофу фовсем зафуф! Людочка никак не могла успокоиться. Фофу фофой к фафе!
Что она сказала? спросила Циля Марковна.
А бес ее знает! Обрадовалась, наверное.
Да, тяжелый случай! печально произнесла Циля Марковна. Я уже двадцать лет свожу людей друг с другом. Но, такое чудо наблюдаю первый раз! Чтобы к такой божественной красоте господь прибавил такой дефект!
Фофу фофой к фафе! повторила Людочка и решительно топнула каблучком.
Ишь, как копытом бьет! звонко рассмеялась Софа Генриховна. Видимо, действительно, ей замуж невтерпеж!
Так-то оно так! Но, как же мы ее такую негодную жениху то впарим?! Да не кому-нибудь, а самому Якому Моисеевичу Менделю!
А что?! задумчиво произнесла Софа Генриховна. Товар с виду блеск. Броский даже очень на вид товар. Пусть до свадьбы молчит. Пусть только Мендель женится, а потом уж он не открутится. Я так думаю, подруга. Что скажешь?!
Да, что тут супротив скажешь? согласилась Циля Марковна. В нашем деле ведь как? Не обманешь не продашь! Теперь ведь невесту без изъяна днем с огнем не сыщешь! Порченная нынче пошла молодежь! Суррогат, одним словом! Халоймес!
Затем Циля Марковна вертлявой походкой подошла к Людочке, ухватила ее пальцами за нежную румяную щечку и игриво спросила:
Ну, что, дуреха, замуж то хочешь?!
Фофу фофой к фафе! закричала невеста.
Хочет! констатировала Циля Марковна. Ладно, не переживай, детка, обстряпаю я это дело!
Глава 4
Не прошло и двух недель. Но только с четвертой попытки в воскресный день ушлая сводница хлопотунья все же всеми правдами и неправдами умудрилась проникнуть в покои не менее ушлого авантюриста
Как Циле Марковне удалось подбить старого холостяка Якова Моисеевича на женитьбу, это, видимо, навсегда останется великой и неразрешимой тайной для одесситов. Мендель даже не выслушал до середины красочных описаний Цилей Марковной всех прелестей внешности и душевных качеств Людочки, и малой части доводов о разумности и пользе брака, он тут же проявил жгучее желание немедленно посмотреть на невесту.
Яков Моисеевич звонким колокольчиком вызвал камердинера и каким-то подозрительно куражистым голосом громко скомандовал:
Варфоломей, снаряжай лучший экипаж!
Один момент! обрадовался камердинер, предчувствуя веселую поездку, и моментально исчез.
Что, прямо так сразу?! переполошилась Циля Марковна, театрально хватаясь за то место, под которым у нее в бешеном ритме забилось сердце. Даже кавы с ликером не попьем?!
А чего тянуть драгоценное время за скользкий хвост?! Как говорится среди деловых людей, куй железо, пока порох в пороховницах не отсырел! Ты знаешь, где эта прынцесса живет?
Конечно, знаю. Тут совсем недалеко. Сиротка живет в доме своего отца
Уже через полчаса к самому крыльцу роскошного особняка Якова Менделя была подана золоченая карета, запряженная четырьмя парами великолепных коней вороной масти. Это был особый шик! И неслыханная дерзость, даже тяжкое преступление. Дело все в том, что еще царь Алексей Федорович Романов, батюшка императора Петра Первого, своим указом от 28 декабря 1681 года запретил пользоваться каретами всем, кроме членов царской семьи и представителей боярских родов. А Яков Моисеевич не имел даже малейшего дворянского титула. Но, он имел великое понимание жизни, деньги, связи и авантюрный склад характера. И это была та самая карета, которую Менделю в порыве рьяной щедрости подарил сам светлейший князь Григорий Александрович Потемкин. Случилось это в Екатеринославе примерно в 1788 году после одной весьма обильной, веселой и продолжительной пьянки с какими-то знатными особами, цыганами и распутными девицами из Кишинева. С тех пор каретой пользовался Мендель, а числилась она за Потемкиным, хотя светлейший князь и генерал фельдмаршал почил в 1791 году. И хотя все в Одессе знали об этом, но перечить Якову Моисеевичу никто не мог посметь. Даже сам герцог Ришельё
Путь был коротким, ехали молча, хотя Циля Марковна и порывалась пару раз завести разговор. Но Яков Моисеевич тут же решительно ее пресекал. Он был задумчив и печален
Сиротка жила в доме своего отца, сорокапятилетнего Петра Петровича Дынина, мелкого городского чиновника в ранге кабинетного регистратора. Дом находился в узеньком проулке недалеко от Большого проспекта и был совсем маленьким, состоящим всего из трех тесных комнат. Прислугу Дынин не держал за неимением достаточных для этого средств.
Подкатившую к дому золоченую карету, запряженную восьмеркой лошадей, Петр Петрович увидел в окно и сильно перепугался. Сначала из кареты вышел Варфоломей, высокий статный мужчина, одетый в расшитую золотом ливрею. В руках у него был большой дорожный баул. Следом появился Яков Моисеевич Мендель. Он имел шикарный вид, подобно генералу, недавно вышедшему в отставку. Затем и Циля Марковна неуклюже, как утка, вылезла из кареты, при этом поправляя сбившуюся на голове шляпу. Процессия направилась в дом Дынина. Первой к двери дома подскочила Циля Марковна. Она взялась пухлой ладонью за массивное дверное кольцо, громко постучала и решительным голосом произнесла:
У вас товар, у нас купец!
Но за той стороной двери стояла абсолютная тишина.
Может быть, их не дома? предположил Варфоломей.
Как нет дома?! удивилась Циля Марковна, в очередной раз, поправляя шляпу на голове. Как это нет дома?! Куда они могли подеваться?!
И сводница хлопотунья вновь громко постучала кольцом в дверь.
За дверью послышались робкие шаги.
У вас товар, у нас купец! прокричала Циля Марковна.
Шаги моментально смолкли.
Петр, открывай! командовала Циля Марковна. Мы знаем, ты дома!
Через минуту дверь отворилась и в узком проеме показалась всклокоченная голова Дынина. Глаза его были переполнены страхом.
Что случилось?! спросил Дынин поникшим голосом.
У вас товар, у нас купец!
Какой товар?! удивился Дынин. Нет у нас никакого товара! Мы живем бедно, законов не нарушаем, излишек не держим
Варфоломей резко дернул дверь и до конца распахнул ее. Дынин стоял на пороге в жалкой позе, поджав ноги и сильно ссутулившись. Он был в стареньком сюртуке и в тапочках на босу ногу.
Завидя Якова Моисеевича Менделя собственной персоной, Дынину и вовсе стало не по себе. К тому же он стал сильно заикаться:
Зззз
Варфоломей! воскликнул Яков Моисеевич. Налей ему чарку вина! Разве не видишь, хозяин от радости дар речи потерял.
Дынин трясущимися руками принял чарку и стал спешно пить вино, проливая часть его на сюртук. Вернув пустую чарку Варфоломею, Петр Петрович заговорил увереннее:
Ззздравствуйте! Зззаходите.
Светелка у чиновника Петра Дынина была весьма скромной. Два небольших окна, не плотно занавешенные голубыми ситцевыми шторами, смотрели в проулок. У противоположной стены располагались платяной шкаф и комод. Справа от них почти в углу стоял старенький диван. Над ним висел скромненький ковер. На ковре были изображены медведица с медвежонком. Посреди комнаты стоял небольшой круглый стол, покрытый голубой скатертью с кистями и три дешевых коричневых стула. Гостей здесь явно не принимали.
А где дочка? спросила Циля Марковна.
Т там, махнул рукой Дынин, указывая на дверь в другую комнату.
Налей ему еще! приказал Яков Моисеевич.
Варфоломей налил чарку вина и протянул ее Дынину.
Петр Петрович выпил, глаза у него заблестели, и он увереннее почувствовал себя в своем доме.
У нас мало времени, сказал Яков Моисеевич. Предлагаю сразу перейти к делу.
Я вас внимательно слушаю, залепетал Дынин. Да что же вы стоите посреди хаты, как не родные?! Присаживайтесь на диван.
У вас товар, у нас купец, начала было Циля Марковна, но Мендель ее резко перебил:
Петр Петрович, мне известно, что у вас дочь на выданье. Так?
Да
Хотелось бы посмотреть.
На кого?
На вашу дочь, естественно.
Ах, да, растерялся Петр Петрович. Она у себя в комнате.
Пусть выйдет!
Да, да, я сейчас ее позову.
Дынин неуверенной походкой отправился в комнату дочери. Там он пробыл минут десять. Затем вернулся один и весьма опечаленный.
Ну?! вырвалось из пышной груди Цили Марковны.
Она боится выходить.