Жгли огни также в Паукар-тáмпу, в сердце Востока, выяснил Лоро (бойкий агент спец. службы, тайной полиции Сына Солнца). Он заприметил вспышки в предместьях. «Выведать и возвыситься!» ускоряли шаг мысли. Он, пройдя рощей, сел под куст наблюдать за посмевшими жечь огни перед праздником.
В чёрных жреческих робах, с факелами, у лестниц, ведших к трём входам в мрачные скалы, стыли рядами «косоплетущие» инки старых родов.
Под гром затряслась земля и ночные светила! Лоро вцепился в куст, чтоб не шлёпнуться; инки вскрикнули. Гласом гулким, ущельным молвили Анды (или же Áнти12):
Верите? Внéмлите?
Внемлем, Мать-Анды!
Высший Творец, мой муж, дал мне доброе семя, злобное семя, вялое семя. Солнце мне тоже дал своё семя. Я родила Четырёх; их жён родила я. Айар-Саýка, плод Творца Мира, создал Мир Жизни; а Айар-Учу, плод Творца Мира, создал Мир Смерти; а Айар-Кáчи, плод Творца Мира, создал Земной Мир; а Манко Кáпак, плод бога Солнца, выковал Разум. О, Титу Йáвар, знатный праправнук мой! Я дала тебе предков дай мне потомков. Я, Анды, Мать твоя!
Инки с песнями проводили детей в пещеры и возвратились Каменный топот ожил; гул сдвинул тверди и удалился Факелы гасли один за другим во мраке Лоро бежал, взволнованный, и, подкравшись к наместникову дворцу, стал слушать, влезши на дерево. За окном при светильнике Титу Йáвар беседовал с инкой-милостью Йáкаком. Лоро встал на сук и напрягся. Слушай-подслушивай! Донесёшь по начальству быть рангом выше! пить вместе с инками!
Господин! молвил Йáкак. Нынче день Андов, Матери нашей. Я торжествую!
Правильно, воспоследовал скрип. Мать инков Анды. Знай, мои предки, выступив с Трёх Священных Пещер, отсюда, отняли у гривастых, у древних кланов, чья мать Луна, ха-ха! город Куско, с ним же и власть. Мать-Анды вынянчила не трусов!
О, не зевай, Лоро! тьма компромата!
Но заговорщики перешли на язык мудрёный. «Был там особый говор общения, непонятный профанам, и изучали его лишь инки; он был божественным языком тех инков». Дёрнувшись от досады, Лоро слетел с сукá и расшибся.
В Чунчу, вёл Йáкак, инка-панака всяко мешали, и я убил их. Льстя глупым чунчу, я заручился, что за ножи и тряпки варвары выставят сорок тысяч и более. Их заложники, что привел я, будто бы отпрыски покорённых вождей, бродяги, коих отправим мы Хромоногому. Пусть он, думая, что Восток покорился, к нам расположится. И пакт с дикими утаён будет прочно. Вот чудо-лама, давшая двойню рвением тени твоих желаний с именем Йáкак!
Близок день, скрипнул голос, в кой я верну венец, нагло отнятый Пача Кýтеком! Род мой сядет на трон, клянусь! Ты же, сын от наложницы, будешь признан законным сыном от пáльи13 и, инка крови, будешь возвышен. Я удостою смётку и верность.
Раб твой навек, отец!
Где ещё взять нам помощи?
У Ольáнтая-самозванца, якобы инки
Крик перебил их. Вызнав, в чём дело, Йáкак поведал:
Там лекарь Лоро! Мёртвый! под окнами!! Он подслушивал! И на нём, отец, найден знак соглядатая!
Что?!.. Измена!! вскрикнул наместник. Живо гасить огни! Кончить службы Матери-Андам! Всех, всех хватать! Допрашивать!..
Свет горел даже в Куско, в опочивальне Дома Избранниц, где, наблюдая тень от лампады, слушая дальний горестный стон, подрагивали две девочки. Дивна первая! Мало ей уступала вторая, вдруг произнёсшая:
Стонет каждую ночь Ужасно! Кто, Има-сýмак, там ночью стонет?
Инчик, посмотрим.
Кутаясь в ликли, то есть в накидки, вышли за полог. Просеменивши около склада, пахшего шерстью (делом затворниц было шитьё для инков и для семей их всякой одежды), девочки выскользнули на улицу, что делила Дом надвое, так велик он! улицу под соломенной кровлей. Вслушиваясь в храп евнухов, вышли в сад, озарённый луной пошли ножки мяли траву опасливо С тихим плеском ручей тёк по рву из золота. Близ него обе стали.
Инчик, ты видишь: время цветенья! Видишь, цветы цветут, сладко пахнут!
Нет, ньуста.
Ньуста? Вовсе не ньуста! Мне говорят: ты ньуста14. А кто отец мой и неизвестно. Все настоящие ньусты знают свой род; все знают! Дочь Йавар Вáкака дряхлая, но твердит, что отец её инка чистый-пречистый. Дочь Пача Кýтека хвастает: мой отец потряс мир, сломил всех, начал династию. Это ньусты. Я для всех ньуста, но я не знаю, кто мой отец, не знаю.
Инчик вздохнула. Уай! Мой отец вождь Чи́му, Минчансаман, вот так вот. Луннорождённый Я была маленькой, к нам пришли ваши инки. Очень злой инка бил отца по щекам, бил, бил Увели меня в Куско. Мне не хотелось, ведь у меня был брат, дом, слуги жили у моря, рыбы в нём страшные! А в столице Чан-Чан в ритуальном пруду были лунные рыбы рыбы священные, серебристые Ты не плачь, Има-сýмак! Инчик отёрла слёзы подруги. Старшие скажут: Инчик, твоя госпожа что, плакала?.. А она, наша мамка, тоже раз плакала! Вышла в сад стала плакать. А увидала меня в крик: ой, птицы гнёзда вьют! палку дай птиц прогнать!.. И плакала
Повздыхав, Има-сýмак направилась к высоченной стене из золота, ибо Дом сих Избранниц чтился священным, и наклонилась к низкому своду, в кой уходил ручей, устремлявшийся в город.
Виден дворец Вон стражник Инчик, ты помнишь, как я смотрела так же на город здесь под стеною? Сёстры заметили и сказали: срам, Има-сýмак Слышишь? Стон!! Рядом!.. Кто стонет?.. Сходим?
Страшно! молвила Инчик и отшатнулась.
Но Има-сýмак прошла в сад к погребу, куда слуги носили изредка пищу. Стоны послышались под ногами. Девочка вскрикнула.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
в целях примера, как припеваючи жили в инкской державе люди, кои имели всё для их жизни, как восславляли они власть Ясного Дня Владыки
Склонный к бурлескному, грандиозному, я сию главу был готов начать с Пира Солнца, проистекавшего при стечении масс на площади Ликования и Восторга при соучастии родовитейшей знати всех Сторон Света. Ибо на сём пиру главный инка пил с близкими, с быстроногим гонцом затем, кто его обогнал в пути, и с героями, покорившими Кáльву и Айавáку, Кáсу и Чунчу и Мусу-Мýсу. Вáрак, способностью пития дививший, мигом повёрстан был в инки-милостью и назначен гвардейцем, «самоотверженным»; Рока-кáнут, вычислив камни, коими сложен был Красный Город15, выпросил снова месячный пропуск для путешествий, ибо «ходили они в том царстве не ради выгод и удовольствий и не для собственных дел и прочего, а по воле царя, курак», отчего и ценна награда. Порфироносцу сброд из восточных чащ подарил изумруды и мармозеток, перья и коку, плюс «лозы дýхов» как психоделик. Йáкак вертел хвостом перед Вáраком, вдруг вознёсшимся. «Я тебя вывел в сотники и взял в Куско! Став охранителем Сына Солнца, ты возгордишься и позабудешь бедного Йáкака из Восточного края. Ты позабудешь?» «Не позабуду». «Что же, друг Вáрак, пью с тобой, с тем, кто будет ходить с сих пор в чёрной форме!» «Буду ходить, а как же? Я тебе верный, хоть я стал тоже чуть ли не инкой инкой-по-милости!» Крайне жаждалось описать и действо в капище Солнца рядом с кварталом, прозванным «Пумий Хвост» но следует отступить к неброскому.
Брызжет Солнце, пики сверкают! Зелены пастбища Чачапуйи! Много преград поверг император, уйму солдат сгубил на седых перевалах и в жутких схватках, дабы страну сию осчастливить. И вот поэтому, воздавая за блага, коих не ведали в прежней варварской, подлой, мерзостной жизни, чача работают и жалеют, что близок вечер и что придётся бросить работу. Пятятся медленно и, вбивая тяжёлые палки-заступы в землю как по команде, роют мужчины. Женский строй махом садит в ряд клубни Дивные клубни! Верх упований! Ибо здесь родина триумфатора, покорившего чуть поздней Европу: мы в Папамарке, в «Месте Картофеля», где родится он крупным и претворяющим идеальную суть Solánum, или Паслёновых, к каковым относится.
Лица чача внимательны, дабы с темпа не сбиться. Градоначальник, славный Римáче, инка-по-милости, наблюдающий с верхней узкой террасы, рад, несказанно рад. Прежде дурно садили: толпами, с разговорами да с ленцой, как вздумалось. С властью инков исправились: каждый с таклей16, все ходят строем, трудятся от зари до зари В сандалиях и в добротной одежде, градоначальник, гордый собою, смотрит окрест. Прекрасно! Много террас кругом, и все с людом! Взвод древоухих племени кéчуа (оккупантов-наставников), опираясь на пики, бдит диких чача ради порядка. Ибо днесь праздник: сев на полях Заступника, Сына Солнца и прочая Надо, всё ж, вдохновить мешкотных. Хекнул Римаче и, заложив начальственно руки зá спину, произнёс:
Вы вот что Вы, чача, пойте: айау хайли! айау хайли! йэх, чудо-такля, йэх, борозда! потрудимся, попотеем! Женщины, отзывайтесь: хайли, герои, хайли!