Я еще километров 10 был уверен, что правильно еду. Думал, сейчас нагоню их, и газу поддал. Хех. И умотал черт-те куда. Когда сообразил, остановился, снова навигатор включил и на телефоне карту. Короче, свернул я, помнил я эту развилку. Мне и показалось, что все направо свернули, а они походу прямо поехали. Я думал развернуться, а потом смотрю мне проще еще немного вперед проехать, потому что моя дорога идет кругом и снова возвращается на ту прежнюю. Получалось, что я кругаля дам и вернусь на ту же дорогу, только километра за два раньше. Все равно получалось быстрее, чем разворачиваться, и я поехал.
Пока я не вырулил, куда надо, машин вообще не было. Ни сзади, ни спереди. Мне бы уже тогда на измену присесть, но я ни о чем таком не думал. Да и устал я, мне бы быстрее до места доехать, пива выпить и дрыхнуть. Когда я вернулся назад, где уже проезжал, я и увидел того мужика перед собой. И сразу как кольнуло: какая-то фигня, что-то не то. Пригляделся а это моя тачка впереди пилит. Не похожая тачка, а реально моя тачка. Я ее фарами сзади четко высветил, и номера мои, и на бампере сзади вмятина та, которую мама поставила. И водила один. Вот и ехал я эти 2 километра позади самого себя. И машин опять же других больше не было. Только мы двое. Ни сзади, ни навстречу ни одной тачки.
Я-то понимал, что это я сам там впереди еду. И я понимал, что это бред, я переработал походу, и ну ее к хренам эту рыбалку, раз такие глюки мерещатся. Я бы развернулся и удрал, но меня смущало, что тачек больше нет, а еще не так уж поздно, чтобы их совсем не было. Как-то стремно было разворачиваться. А потом я увидел, как этот тип впереди поворачивает направо. Ну, там же, где я по ошибке повернул. Я, конечно, прямиком мимо этого поворота. И через сто метров на обочине пацаны все с тачками, меня дожидаются.
Ну я не стал особо базарить, сказал, колесо проколол, запаску ставил. Они такие: а трубу чего не брал? А хрен знает, чего я трубу не брал не было звонков. Ни одного. Хотя потом смотрю: пропущенных куча. Отмазался, типа в салоне оставил, пока колесо менял. Ну пацаны меня причмырили за это дело, что сам не отзвонился, не предупредил, они же волновались, где я пропал. Я и сам понимал, что стремная отмазка, но какую уж выдумал. Я повинился, сказал, что устал, не подумал, с меня пивасик, и все такое. Уже ночью, когда все по палаткам разошлись, и мы с Саней вдвоем остались, я ему рассказал все, как дело было. Понял, что все равно не засну, пока не расскажу. Да и нужно было кому-то рассказать, к тому же пива уже вдарили.
Я думал, он ржать будет с меня, а он как-то вылупился на меня, пока я рассказывал. И говорит: так была машина. Тот же Хендай, грит, как у меня, свернул с дороги, и они хотели уже ехать вдогонку, потому что решили, что это я был. А тут через секунду другой я подъезжаю. Так что никаких призраков, никаких глюков. Только пацаны не знали, что у тачки той и номера мои, и вмятина моя, и за рулем тоже я сам походу сидел. До сих пор не могу понять, что за хрень тогда была.
Короче говоря, даже если убрать всю мистику и тени на плетнях, отец умел приковать внимание.
Припарковались на стоянке у Пятерочки, в это время суток здесь хватало свободного места.
Игорь, ты с нами? спросила мама. Или в машине посидишь?
В машине, буркнул он. Куда ему сейчас рисоваться со своим светофором в поллица? Плюс к этому, он ненавидел магазины-супермаркеты. Магазины-супермаркеты были одним из мест, где концентрируются докапывальщики. Те любили общественные места, как кот свой лоток, и бежали туда по любой, мелкой или вовсе надуманной, причине. Чтобы докопаться, не иначе. Стоит только задержаться у любого стеллажа, разглядывая полки с продуктами, тут же рядом формировался докапывальщик. И принимался совершать свои излюбленные дебильные ритуалы, напоминающие те же танцы с бубнами: заглядывать через плечо, нескромно наваливаясь сзади, теснить в сторону с истовым желанием подцепить какой-то жизненно важный в эту секунду продукт сок там, или яйца, или хрень на палочке. Игорь в свое время проводил десятки экспериментов с этим, и сделал несколько выводов. Первый: докапывальщик всегда найдется, даже если свободного пространства в магазе как территория Китая. Второй: если уж докапывальщик тебя выбрал, он не успокоится. Стоит тебе перейти к другим полкам, он вновь окажется рядом, со своими танцами. Третий: если же не задерживаться больше нигде, то докапывальщик теряет к тебе интерес, и либо ищет другого, застывшего у полок, о которого можно потереться и потолкать его. Либо спешит к кассе, если другого подходящего не находится. Потому как у кассы он гарантированно может потереться и потолкать кого-нибудь. Не обязательно собой. Тележкой может потолкать еще круче эмоции.
Так что Игорь посидит лучше в машине. Оно ему надо?
Отец, открывая дверцу:
Тебе купить чего?
Арахис купи соленый? Большой пакетик.
По-любому! Он подмигнул, и они с мамой отчалили.
Игорь отжал стекло до упора и подставил лицо ветерку. Он был домосед, так-то, этот Игорь. Но монастыри его не привлекали, и запереть себя «в будущем» в четырех стенах он тоже не планировал. Он любил улицу. Самобытно, по-игоревски, но любил как-то. С другой стороны, что тут такого уникального, если бро любит гулять один? Не в компании, не в шайке, не в банде, а в самом что ни на есть одиноком одиночестве. Ничего особо самобытного, так, предпочтения. Многие чуваки его возраста приходят из школы и до следующего утра носа не кажут, залипают на мониторы часами напролет. Он-то хоть гуляет.
Раньше он тусил во дворе возле дома время от времени. Было там, как правило, безлюдно и идеально для его философских ритмов. Алконавты, опять же, не собирались. Детская площадка во дворе, возведенная в мезозойский период, даже издали излучала опасность, как Припять. Так что не только дети, но даже алконавты суеверно крестились. А если бы нашлись не суеверные, шансов кирять во дворе у них все равно не было. Отец Игоря с соседями доступно бы объяснили алконавтам, куда надлежит следовать нормальным алконавтам, когда их посылают на русские три.
Предавать огню и мечу посыпанную ржавчиной площадку не торопились. Местные мамочки и детишки взяли за правило растекаться по соседним дворам. Туда, где с игровыми площадками обстояло бодрее. Или бодрее шли дела у управляющих компаний. Так что во дворе игорева дома особо никто не задерживался шмыг в подъезд, шмыг из подъезда, и пока. Игорь был единственным исключением, чем весьма нервировал маму. Особенно своей странной расположенностью к площадке, где никто не играет. Площадка состояла из ржавых качелей весьма ненадежного вида, ржавой горки-убейся-нафиг, и за компанию ржавой же дугообразной лазалки. Такие повсеместно наводняли дворы в советские времена, и в их дворе она сохранилась. Игорь тащился от лазалки. Висел на ней, сидел на ней, ходил по ней и вокруг нее, иногда лупил по ней палкой для форсу. Порой кто-то возникал, какой-нибудь соседский мальчишка, или просто бесхозный пацан, и некоторое время они тусили вместе. Потом расходились, и дальше дело не шло. Игорь не рвался завязать партнерство. Его случайные уличные товарищи тоже. Современные будни.
Мама устраивала порционные головомойки по этому поводу.
Не играй там, говорила она. Тысячу раз уже сказано, Игорь, ну когда ты повзрослеешь? Ржавое все, гнилое. Если на голову не рухнет, так поранишься и заразу занесешь. Оно тебе надо? Совсем о будущем не думаешь. Нормальные дети в соседний двор ходят, ходи туда.
Игорь не знал, что такого «нормального» в нормальных детях, чего нет у него самого. Предполагал, что это такие дети, которые уже позаботились о своем будущем, а вот он, Игорь, все никак. Но наверняка он знал одно: детские площадки они как магазины-супермаркеты. Это же разгуляй-поле для докапывальщиков. Игорь уже в детском саду уразумел закономерность: даже если на детской площадке царит идиллия, и все дети заняты своими делами кто группами, кто поодиночке, всенепременно найдется парочка кренделей, которые будут цепляться ко всем, толкаться, портить чужие игры, ставить подножки, отнимать чужие машинки, рушить чужие пирамидки, ломать чужие куклы, и так до бесконечности. И что самое удивительное: никогда Игорь не был свидетелем того, чтобы подобные личности концентрировались где-то в одном месте, в своем кругу, так сказать, в сообществе себе подобных. И докапывались бы друг до друга, становились бы этакими докапывальщиками до докапывальщиков. Пропорциональное распределение по местности сих неблагоприятных граждан навевало на мрачные думы и заставляло поверить в теории заговоров.
Так что Игорь продолжал зависать в одиночестве, а в ответ на выговоры мамы кивал.
Потом он подрос, его кругозор расширился благодаря книгам, и он вступил в «разведывательный» период своей жизни. Его уже не удовлетворяло торчание на пятачке «пять на десять», ему хотелось большего. Игорь перешел к пешим прогулкам: сперва осторожно, вокруг квартала, но постепенно наращивая амплитуду, он познавал город, в котором жил. Он обнаружил, что под равномерный шаг мысли текут куда радостнее, стройнее; и вдруг выяснилось, что познает он не столько среду обитания он познает себя самого. Погружаясь в мысли, чувства, воспоминания, Игорь приводил в порядок весь мыслехлам, который в его голове существовал, кажется, еще до того, как он родился.