Самый желтый карандаш - Линда Сауле


Линда Сауле


САМЫЙ ЖЁЛТЫЙ КАРАНДАШ


Памяти Джо


Пролог


Может ли быть в жизни что-то сладостнее чувства, что твоя жизнь принадлежит тебе? Уверенности, что ты не окружен иллюзиями, созданными другими людьми с одной лишь целью, неважно осознанно, либо по неведению направить тебя по ложному пути. Жизнь преподносит свои дары, и мы должны принять их, пройти все хитросплетения самостоятельно, ведь больше никто не знает, как из них выбраться, получив как можно больше опыта и как можно меньше ран. Никто не может сделать это за нас, никто не вправе брать на себя эту ответственность.

В день, когда мне исполнилось тридцать лет, я поняла, что занимаю должность, которую не люблю, и что на руках у меня диплом, который не вызывал во мне, не то что чувство гордости, а вообще никаких эмоций. Меня не устраивало то, как складывалась моя жизнь, не в личном, но в профессиональном плане. И я решила, что пришло время это изменить.

Я трезво оценивала свои способности, искренне веря в то, что человек, при всей своей многогранности, не способен преуспеть там, где не использует свои самые сильные природные данные. Извечная война между гуманитариями и технарями выводила меня на ту сторону, где мои мечтательность и забывчивость гармоничным образом уживались и дополняли друг друга. Там, где логик опирается на факты, я искала созвучие в интуиции и эмоциях. Каждый раз я писала инструкции для своей жизни заново. Я витала в облаках большую часть своей жизни, но это не значит, что из меня вышел бы отличный пилот или диспетчер. Отнюдь. Я четко осознавала, что лучше всего справляюсь там, где не существует ограничений. Артист, художник, писатель,  профессии, где создание чего-то нового не преступление, а требование профсоюза.

Я обратила свой взор на сферу рекламы и профессию копирайтера, которая всегда меня привлекала. В написании рекламных текстов есть место творчеству, элемент неожиданности (никогда не знаешь, с кем или чем придется работать), общение (куда же без него творческому человеку). Проекты чаще всего кратковременные это идеально для тех, кто не способен монотонно работать с одной и той же темой. А самое главное здесь есть место идее, перед которой я всегда преклонялась.

Но любить что-то не значит преуспевать в этом. Мир знал немало бездарных ценителей прекрасного, одного из них под именем Дирка Струве упоминает Моэм в своем гениальном романе «Луна и Грош». Могла ли я быть уверена, что мне хватит фантазии, ума, проницательности, терпения и наглости, чтобы создавать рекламу, которую захотят смотреть? Смогу ли я день за днем сочинять слоганы, создавать постеры, логотипы, работать в команде, придумывать то, до чего еще никто не додумался? А главное смогу ли я сделать выбор таким образом, чтобы найти профессию, ту самую, для которой я была рождена? Мне хотелось в это верить. Как и в то, что все, что произойдет дальше,  будет моим выбором, и результат, который я получу будет тем финалом, которого я заслуживаю. Я не могла тратить еще несколько лет на то, что в конечном итоге не принесет мне счастья.

И я поменяла все: страну, окружение, язык, привычки и образ жизни. Я продала квартиру, доставшуюся мне по наследству от отца, чтобы иметь возможность оплатить обучение и проживание и сама выбрала место, куда отправлюсь строить свою новую жизнь. Место, которое всегда казалось мне особенным. Где непривычное является традиционным, а традиционное великим. Мне было тридцать, и я собиралась стать студенткой факультета рекламы в одном из университетов Лондона. Я собиралась уехать из своей родной страны, России, туда, где Шерлок Холмс набивал табаком свою трубку, а Джек-Потрошитель наводил ужас на местных жителей. Я не вполне осознавала на что иду. Оставить свою семью: десятилетнюю дочку, мужа, родных и друзей, и последовать зову сердца. Но в глубине души я знала, что поступаю так, как должна поступить в этот период своей жизни. Голод самореализации толкал меня вперед, не оставляя ни малейшего шанса притормозить.

Я обняла свою дочку, мужа, попрощалась с родными, пролила маленькую речку слез и выдохнула. И когда самолет британских авиалиний начал свой разбег, я прижалась к сиденью и прикрыла глаза. Я представила Лондон в туманной дымке, такой, каким видела на картинках: величественный город, погруженный в собственные думы, люди, одетые в двубортные пальто, автобусы, красные, игрушечные, снующие туда-сюда. И старушка Темза, без устали бегущая из века в век мимо вереницы каменных домов, окна которых горели оранжевым светом. Я видела мерцание этих вечерних стражников домашнего покоя, и их свет был таким притягательным, что не я могла отвести от него взгляд.

Это не история любви, хотя любовь и присутствует на страницах этой книги, не история взросления или становления. Это история тридцатилетней самозванки, бросившей себя на растерзание большому городу, свидетелю чужих дерзаний и изгнанников собственной души. Городу, повидавшему столько мечтателей, сколько больница больных. Это история творческого голода, идей, заброшенных в жерло вулкана, потонувших во чреве ненасытной махины под названием рекламный бизнес, это история самоуверенности и самобичевания, озарения и смертельной усталости. Это следование за недосягаемой мечтой, это вдохновение, адреналином текущее по венам, это три года жизни в Лондоне, которые изменили мою жизнь навсегда.


ГОДПЕРВЫЙ


                                    «We're number two, we try harder».1

                                                                  Avis.


Я никогда не забуду тот день, когда самолет приземлился в Хитроу в Лондоне. Аэропорт сам напоминал гигантский город, заполненный сияющими витринами бутиков и людьми, говорящими на английском без акцента. Он пах свежей выпечкой, глазированными пончиками, такими ванильными и яркими, будто ненастоящими, крепким кофе и множеством других ароматов, дать определение которым я даже не пыталась.

Я толкала тележку с чемоданом, и внутри у меня все мелко дрожало. Мне казалось, что вот-вот должно что-то произойти, и вся эта красивая картинка рассыплется, как финальная сцена волшебного сна, от которого не хочется просыпаться. Сейчас раздастся телефонный звонок, и мой муж строгим голосом скажет: «Милая, я передумал, ни в каком Лондоне ты учиться не будешь, давай-ка домой!» Или дочка вдруг разболеется, и я помчусь на обратный самолет, или таможенник решит, что виза не подходит, и бросится за мной, чтобы закрыть мне доступ в страну, или университет, куда я поступила, пришлет имейл, в котором будет сказано, что балл моего английского слишком низок и я не принята. Я была готова к любым неприятностям, но они так и не произошли.

Я вышла на улицу и вдохнула свежий лондонский воздух. Мне довелось много путешествовать по миру и до, и после этой поездки, но больше нигде я не ощущала такую свежесть, как там. В Лондоне солнце, казалось, проходит под каким-то правильным углом и не жарит, а только слегка нагревает воздух, чтобы он проникал в легкие, заряжая бодростью и верой в лучшее. Или то было лишь мое внутреннее ощущение, не имеющее ничего общего с действительностью?

С тележкой, на которой покачивался мой чемодан, я подошла к веренице черных кэбов. О поездке на метро не могло быть и речи. Я не знала ни города, ни станций подземки, и со мной был громоздкий чемодан, в котором еле-еле уместились все мои вещи. Тогда я еще не догадывалась, что кэбы самый дорогой вид транспорта в Лондоне. Мне просто казалось, чтобы будет мило проехаться на округлой черной машинке! «Такси не может стоить слишком уж дорого,  решила я,  ведь им пользуются все лондонцы!»

Я села в первый в очереди кэб и протянула водителю адрес дома, где мне предстояло жить весь следующий год.

Мы выехали из аэропорта и по шоссе направились в город. Ехали по обычной многополосной дороге, которая мало чем отличалась от сотен таких же в других городах. Но вот все чаще появляются домики, и наконец мы въезжаем в Лондон, я чувствую это с каждой улочкой, которую мы минуем, с каждым аккуратным фасадом, за которым кто-то ведет размеренную, незнакомую мне жизнь. Мы втекаем в Лондон вместе с потоком машин, и этот чудесный город принимает меня в объятия так просто и легко, что я сразу ощущаю себя так, как будто давно живу здесь. Мелькавшие за окном улицы были очень красивы: ухоженные газоны перед каждым домом, низкие бордюры, невысокие строения в викторианском стиле. Все вокруг сверкало чистотой, словно было вымыто с мылом.

От наплыва эмоций мне захотелось перекинуться парой слов с седовласым водителем, и я наклонилась к пластиковой перегородке, которая нас разделяла. Мы немного поболтали, он вежливо поинтересовался, из какой страны я прилетела, и многозначительно произнес: «Ммм», когда услышал, что я из России, а потом сказал: «Привьет, как дела!» Он рассказывал о своей семье и спортивных успехах сыновей, которыми, похоже, очень гордился, а мой слух отдыхал при звуках правильной английской речи. Я жадно прислушивалась к новым для меня интонациям, с гордостью заметив, что легко понимаю, что мне говорят.

Дальше