Говорили и думали, что приютит Франция или Америка, что повезут в Алжир, на Мадагаскар, в Аргентину или в Марсель, одни мечтали о службе в каком-то международном корпусе, другие о плантациях и мирном земледельческом труде. А пока что неуклюжие переполненные транспорты покачивались на волнах родного моря.
Но вот показались огни маяков у входа в Босфор. Проходит несколько часов, и все новые русские суда входят под только что поднявшимся над ними французским флагом в заветный пролив. Все высыпали на переполненные палубы. После нескольких дней созерцания бескрайних, холодных и непривычных просторов моря появились зеленеющие берега, зачернела земля, запестрело жилье людей, узкий коридор пролива разукрасился развалинами башен, причудливой архитектурой вилл, дач, заводов, местечек. У каждого при этом копошились самые простые мысли: «живут же люди», «вот бы высадились здесь, поработали бы, пожили бы, а там и в Россию». Из большого здания под американским флагом кричат «ура», машут платками; кричат и с пароходов, и уже думается, что Америка готова приютить беглецов.
Берега пролива становятся все ярче; замелькал уже трамвай; впереди пестрят мачты судов.
Пароходы подходят к Царьграду.
Развертывается широкая прекрасная панорама Константинополя, видна Святая София.
Прошли по рейду мимо прибывших ранее судов: вот величественный «Генерал Алексеев», а вот и «Корнилов». У трапа появляется знакомая бодрящая своим видом фигура генерала Врангеля. Пароход сразу оживает какой-то радостной энергией. Главнокомандующий здоровается с войсками. Несется единодушное: «Ура!»
То же громкое, долго не смолкавшие «ура» сопровождало Главнокомандующего во время объезда им на катере прибывших судов, многие из которых он посетил. Следует отметить, что пароходы с русскими изгнанниками стали приходить на Константинопольский рейд, начиная с 15 и кончая 2223 ноября, причем, когда первые суда уже отошли оттуда в Галлиполи («Саратов» и «Херсон» 21 ноября), суда из Керчи только что начали прибывать. Всего же одновременно более ста русских судов военных и торговых, крупных и мелких встали угрюмой, облупленной людьми, голодной армадой на внешнем рейде Константинополя и выкинули флаги: «Хлеба!» и «Воды!»
Это были не только условные знаки и обычные морские сигналы. Это был крик о помощи десятков тысяч людей, запертых в плавучие тюрьмы и воистину не имевших на сегодня ни хлеба, ни воды. Они так катастрофически свалились на голову Константинополю, что, конечно, трудно было ожидать при всем сочувствии к русским изгнанникам с чьей-либо стороны скорой и налаженной помощи. Поэтому первые дни подходили к пароходам какие-то случайные катера и больше наводили справки, чем подвозили продовольствие. Да и то было чисто случайным: то американцы привезут молоко и шоколад детям, то французы сгрузят консервы, то наши русские земцы подвезут в мешках долгожданный хлеб.
А на пароходах продолжалась та же давка, грязь, моральное разложение и общий голод. Международная полиция следила за тем, чтобы русские не съезжали с пароходов.
Вдали причудливой панорамой светился громадный город, вокруг пароходов сновали лодки торговцев «кардашей», переполненные хлебом и сластями; мимо судов свободно и легко бороздили волны дачные пароходы, переполненные чужой, оживленной толпой. Всюду была жизнь, а русские изгнанники все сидели в своих невольных тюрьмах и терпеливо ждали решения своей участи.
«Я был вчера, писал в те дни один из молодых наших писателей, 19 ноября 1920 года, среди 66 кораблей, стоявших в Мраморном море, в устье Босфора; я разыскивал на них остатки замученных русских писателей, а нашел 130 000 распятых русских людей! Они поставлены на глаза всего мира, на самом видном месте между Европой и Азией, но их видят далеко не все обитатели Европы. Это, слава Богу, не вся еще Россия, но это одна тысячная часть распятой России, и этого достаточно, чтобы ослепнуть от потрясающего зрелища».
А Комитет политического объединения русских граждан в Константинополе в обращении к союзникам и друзьям писал: «Разве это только толпа, обезумевшая от горя и страдания? Нет, это люди, отдавшие все в защиту принципов, одинаково дорогих и для вас, и для нас, и для всего человечества. Сделайте все, чтобы остатки всемирного арьергарда не исчезли с мирового поля битвы, чтобы те, в ком остались воля и энергия, вновь собравшись с силами, опять могли выступить на спасение родины своей. Если нашлась территория для временного пребывания сербских героев, для бельгийских мучеников, неужели не найдется в мире угла для русских, отстаивающих грудью вас, Европу, от нового нашествия варваров?»
В первые же дни с пароходов стали сгружать раненых, тяжелобольных, гражданских беженцев, а затем и строевые казачьи части. Многие пользовались любым из подошедших катеров, чтобы объехать суда и разузнать о том, погрузились ли куда-нибудь жена, мать, дети, брошенные в других городах Крыма.
Переполненные транспорты в гавани г. Галлиполи
Вместе с частичной разгрузкой пароходов постепенно улучшалось и питание. Подвоз продуктов становился более регулярным; привезли много пресной воды, появился кипяток, а там заклубились и походные кухни; правда, иногда это была пшенная каша на морской воде, но все же это была уже горячая пища.
Правовое положение офицеров и солдат все еще не выяснилось. Жили по-прежнему только слухами; приказы не доходили. Константинопольские газеты, редко попадавшие, были полны фантастическими описаниями «крымской катастрофы», «эвакуации», «хождения по мукам», но ничего не проясняли в личной судьбе изгнанников: были ли они беженцами или военнообязанными, могли ли высаживаться или должны были ждать, когда их кто-то и куда-то повезет, этого никто точно не знал. Говорили по-прежнему о Франции, заговорили о Сербии, стали все чаще называть Галлиполи. Но о последнем говорили, что там только палаточный лагерь, малярия, «долина смерти» и там до весны не выживет никто.
Тыловая накипь Армии, загруженная каким-то неведомым добром, довольно свободно съезжала с пароходов и терялась в константинопольской беженской пыли, но воинские части держались сплоченно, открыто издеваясь над разбегавшимися «мучными королями» и возмущаясь людьми, агитировавшими за переход в беженцы.
Они знали, что пока оружие с ними, пока у них в трюмах часть продовольственных и интендантских грузов, пока с ними русские боевые суда, они не пропадут.
Понятно поэтому то отношение, какое встретило со стороны воинских частей выполнение французами международных правил о разоружении. Все знали, что на чужой земле отошедшую армию должны были разоружить, но оружие сдавали французам с большим душевным смятением, чувствуя какую-то незаслуженную национальную обиду, чуя, что это именно может обратить Армию в беженцев, лишить последних средств защиты, национального лица. Оружие прятали, бросали с огорчением в воду, расставались с ним с большой печалью[14].
Это прежде всего понял такой русский и истинно военный человек, каким всегда был генерал Кутепов. Через три дня после прибытия на рейд он уже издал следующий приказ, весь дышащий призывом к боевой готовности:
«Константинополь. ''Алмаз''
Приказ 1
по войскам 1-й Армии
5/18 ноября 1920 г.
§ 1
Приказываю в каждой дивизии распоряжением командиров корпусов всем чинам за исключением офицеров собрать в определенное место оружие, которое хранить под караулом.
§ 2
В каждой дивизии сформировать вооруженный винтовками батальон в составе 600 штыков с офицерами, которому придать одну пулеметную команду в составе 60 пулеметов.
§ 3
К исполнению приступить немедленно и об исполнении донести.
Генерал-лейтенант Кутепов».
По соглашению с французами, воинским частям оставляли одну двадцатую часть оружия. У офицеров оружия не отбирали. Несмотря на это французы сгрузили с прибывших из Крыма судов:
45 000 винтовок,
350 пулеметов,
12 000 000 ружейных патронов,
330 000 снарядов,
60 000 ручных гранат.
Одновременно с этим французские власти стали разгружать принятое ими в свое распоряжение прибывшее на пароходах русское казенное имущество[15].
Все это, происходившее на глазах нищих голодных людей, при самом начале изгнания, произвело на всех очень тяжелое впечатление. Всего было выгружено тогда:
а) продовольствия:
зерна .. 300 000 пудов,
сахара.20 000 пудов,
чая.. 17 000 пудов,
табака 1500 пудов,
разных продуктов .. 50 000 пудов;
б) обмундирования и белья:
шинели, френчи и шаровары 42 000 пудов,
рубахи и кальсоны .. 340 000 пар,
носки 640 000 шт.,
полотенца 285 000 шт.,
обуви..58 000 пар,
кожи 592 000 кг,
перчаток .. 53 000 пар,
одеял..140 000 шт.,
сукна и мануфактуры .. 810 000 метров.
и другое имущество,
всего на сумму 69 075 888 франков.
Непрерывно работали лебедки, пустели трюмы, а вместе с этим Русская Армия все более обездоливалась, переходила в материальную зависимость к чужому, хотя и другу. И право было наше командование, которое в эти тяжелые дни организовало отступивших русских бойцов в стройную вооруженную силу, которая в данных условиях одна только могла сохранить лицо Армии, спасти ее от распыления.