Хасан, 30 лет, беженец из восточной страны, с юного возраста участвовал в военных действиях, неоднократно заключался в тюрьму, где подвергался пыткам. Оказался в России один, лишенный контактов и каких-либо сведений о семье. Вырос в благополучной семье: «В детстве я не знал огорчений, все красивыми словами разговаривали». Обратился к психологу с жалобами на нарушение сна и неконтролируемые аффективные вспышки, в ходе которых появлялось непреодолимое желание себя поранить. Увидев свою кровь, начинал плакать. Развитие приступа мог приостанавить человек, которому Хасан доверял: если он крепко его держал, то двигательное возбуждение сменялось разрядкой и плачем. На пятый сеанс Хасан принес и отдал психологу свой рисунок (рисунок 1), сопроводив его такими словами: «В метро есть карты метро, а это карта души». Хасан сказал также, что сразу понимает по глазам намерения человека. Терапия этого клиента не была длительной, поскольку вскоре он покинул Россию.
Высоко эшелонированная защита системы самосохранения создает пропасть, отделяющую травмированного человека от других людей. Эту пропасть трудно преодолеть с обеих сторон. Перенесенный человеком чудовищный опыт не может быть выражен в словах и понят другими. Встреча со смертью оставляет на человеке знак, «печать смерти», пугающий людей и вызывающий у них желание дистанцироваться от его носителя. Уже нарушенное доверие к миру и к самому себе теряется все больше и больше, и нередко человек совсем утрачивает контакт с реальностью. Душа теряет целостность: нарушения затрагивают и внутреннее психическое пространство, и границы внутреннего с внешним (см.: Wirtz, Zöbeli, 1995, s. 119).
Рис. 1. Рисунок Хасана
Примечание: русский язык пациент выучил со слуха за два года пребывания в России.
Вместе с тем рисунок пациента свидетельствует и о значительном потенциале самоисцеления психики. Арттерапевтами, работавшими с сильно травмированными пациентами, отмечено, что, если человек рисует центрированные фигуры, такие как круг, сердце, яйцо, это означает, что у него актуализируются спиритуальные символы, ведущие к преодолению диссоциации, выходу за пределы выстроенных психикой бастионов (Rentsch, 1994; цит. по: Wirtz, Zöbeli, 1995).
Очень часто в аналитическом материале возникают образы, символизирующие нарушенную базовую границу.
Например, у пациентки, пришедшей в анализ в возрасте 43 лет, чья ситуация в детстве характеризовалась постоянными психопатическими вспышками у отца и жестким ограничением любых эмоциональных проявлений детей со стороны матери, одним из самых частых образов сновидений и фантазий был плачущий ребенок, сидящий в одиночестве в запертой комнате за громадной чугунной дверью. Образ существенно менялся в ходе анализа: чугунная дверь становилась тоньше, пока не превратилась в условную загородку, далее ребенок стал появляться в аналитическом пространстве в самом кабинете, с трудом вступая в диалог. В какой-то момент появился очень яркий образ: ребенок стоит, отвернувшись, хотя дверь открыта. Наконец, он вступил в контакт и был визуализирован пациенткой: он сидел рядом с ней вместе с поддерживающим его старым мудрецом («чернокнижником»). Теперь обозначилась и самоидентичность образа: ребенок стал девочкой.
В случае, описанном Игорем Кадыровым, пациент дает впечатляющую метафору такого рода проблемы: «Я часто чувствую, что просто отрезан от этого внутреннего диалога. Как будто я нахожусь за стеклянной стеной. Я думаю, чем толще стекло, тем меньше места остается для меня самого. Делая эти стеклянные стены более толстыми, я лишаю себя внутреннего пространства» (Кадыров, 2000, с. 53).
В подобных образах отмечается типичное соприсутствие проблемы нарушенных внутренних границ, прерванного интрапсихического диалога и сложностей контакта с внешним миром. Это специфика переживаний базовой границы, неразделимость центростремительных и центробежных психических процессов, о которой мы говорили выше. Решение этих проблем условие целостности самовосприятия и адекватной самоидентичности. Здесь мы опять сталкиваемся с парадоксом границ. Стремление преодолеть внутреннюю границу, разделяющую сознание и бессознательное, неразрывно связано с ощущением ограничений внешней базовой границы. С точки зрения аналитической психологии, мы имеем дело с единым психическим процессом трансцендентной функцией.
В психологии и психиатрии делались разнообразные попытки концептуализировать и исследовать психические границы. Одна из самых популярных концепций последнего времени теория границ психики Эрнста Хартмана. В этой теории анализируется «толщина» и «плотность» психической границы факторы, имеющие, по мнению автора, нейробиологический субстрат. Соответственно, различаются два полярных типа границ: относительно тонкие и проницаемые, с одной стороны, и относительно толстые и плотные с другой (этим качеством характеризуются, согласно представлениям Хартмана, как внутренние, так и внешние границы). Хартман отмечает, что в психологической литературе доминирует представление о нормальности твердых и непроницаемых границ и патологичности противоположного варианта. Вместе с тем он отмечает значимые преимущества психики с тонкими границами, связанные, в первую очередь, с привычным и легким контактом с бессознательным. В исследованиях Хартмана и его коллег посредством разработанного ими опросника для определения типа границ было показано, что у женщин границы значимо тоньше, чем у мужчин, у молодых людей тоньше, чем у более взрослых, и что пациенты с тонкими границами больше ценят психотерапию и получают от нее больше пользы. Оказалось, что нарушают профессиональные границы (вступают в сексуальные отношения с пациентами) те терапевты, у которых или очень толстые границы, или, наоборот, очень тонкие: первые не могут прочувствовать терапевтические правила и ограничения, поскольку вообще нечувствительны к любым внешним границам, вторые же хорошо понимают, что делают, но не обременены состраданием к пациентам (Hartman, 1991; Hartman, et al., 2001). Очевидно, что в этой теории анализируется все та же двойственность границ, в данном случае с дифференциально-психологических позиций. Описанное Хартманом личностное качество можно с точки зрения теории морфических полей интерпретировать как индивидуальную чувствительность к полю, а в юнговских терминах как актуализацию коллективного бессознательного (или контакт с этим уровнем психики по оси эго Самость).
В отечественной психологии интересующая нас проблема исследовалась Вадимом Петровским и его коллегами в рамках концепции надситуативной активности личности. Был описан «мотив границы» побудительность границы для человека (см.: Петровский, 1996, с. 166). В ряде исследований продемонстрирована феноменология «бытия на границе» и генезис «мотива границы» у детей (Кузьмина, 1988; Калиненко, 1994; Ишкова, 1998). В. А. Петровским с опорой на понятия самоценной активности и отраженной субъектности, сформулировано положение, в котором с теоретических позиций, находящихся вне психоаналитического дискурса, выражены ключевые для настоящей работы идеи: «Целостность <> в переживании самотождественности человека, когда он выходит за границы пред установленного. Единство между различными гранями бытия человека достигается тем, что в актах самотрансцендентности он свободен от диктата особенных потребностей своих, которые могут противоречить друг другу; выходя за границы изведанного и предрешенного, он как бы оказывается на ничьей земле, которая со временем становится достоянием всех» (Петровский, 1996, с. 281; курсив мой. В. К.). В начале цитаты описывается, по существу, трансцендентная функция, «ответственная» за парадоксальность границ психики, соединение противоположностей, разделенных в предустановленном мире сознания; в последней ее части мы выходим на целину, видим слепые пятна как академической психологии, так и теории психоанализа, лишь частично заполненных в Винникоттовой концепции переходного пространства (третьей области)[9] и в понятии «аналитического третьего». Петровский использует для описания данного психического феномена такие термины, как: «идеальная представленность», «инобытие», «персонализация» и «вклад». Здесь можно увидеть существенные параллели как с аналитической психологией, так и с концепцией Шелдрейка. Например, Юнг использует понятия «вклада» или «искупления», объясняя парадоксальные отношения индивидуальности и коллективного в процессе индивидуации в статье 1916 г. (Jung, CW, v. 18, par. 10941099). В последнем предложении приведенной цитаты Петровского выражена идея, которую можно интерпретировать в терминах «морфического поля» и «морфического резонанса»: в терминах аналитической психологии она означает бытование психики на уровне коллективного бессознательного, которая «черпает» из коллективного «информационного пула» и одновременно «достраивает» его. Подробнее мы рассмотрим эти аспекты в последующих разделах.