Оттягиваю момент получения пренеприятного задания. Я не умею и не люблю писать хвалебно скорбные статьи.
Ничего, главный научит.
Главный был явно не в духе. Он ходил по кабинету, заложив руки за спину, и повторял, видимо, отвечая своим мыслям:
Надо Надо
Понимаешь, бегло глянув на Аксаева, сказал он, надо написать о гибели Нелли ярко, а не панихидно, с долей радости, что такой журналист работал в нашем журнале.
Валерий Павлович, начал с тоской в голосе Аксаев, я не умею про светлую память. Мое дело то, что живое и двигается.
Но ведь и Нелли жила и двигалась, возразил главный и заметил, тем более как она двигалась, ты знал не хуже других.
Хуже! Лучше пусть пишут те, кто знал ее до меня. Представляю, какою она была.
Женщина, чем старше, тем лучше двигается. Тебе досталось самое то, как сказала бы Нелли.
Ну, Валерий Павлович ну какое угодно задание
Это твой долг. Ты был ее последним он запнулся и после паузы уточнил: кого Нелли вывела в ведущие журналисты.
Послушай, не обращая внимания на кислую физиономию Аксаева, продолжал он, а что если нам провести свое расследование? Полиция ведь все спишет на несчастный случай. Да и сам владелец пекарни Шестов мне сразу же заявил, что о халатности со стороны его работников не может быть и речи. Следовательно, Шестов сделает все, чтобы в гибели Нелли никто, кроме ее самой, не был виновен. Он задумался. Ладно! Хорошо! согласовав с самим с собой вопрос, принял решение: Статью о светлой памяти напишет Красевская. А тебе я поручаю расследовать это дело. Все-таки, это наш долг.
«Верно, Нелли когда-то «под» и «над» тобой так двигалась, что забыть не можешь, думал, глядя на него Аксаев. А вот я хотел бы забыть Хотя это же познание жизни. Был уверен, женщина в ее возрасте скромно промолчит о наших отношениях, а она растрезвонила по всей редакции. Чертова баба. И вот, чуть ли не учеником ее называют. Ну да, конечно, теперь я знаю, как теток, которым за полтинник, трахать надо так, чтобы пух и перья летели, чтобы с тебя пот градом, а они рюмочку опрокинут, полежат бездыханно минутку, и давай по новой. Так и хотелось ей напомнить: «Перед смертью не натрахаешься».
* * *Саша Аксаев прибыл в Москву как положено провинциалу с маленькой дорожной сумкой и большими надеждами. Окончив журналистский факультет ростовского университета, он три года проработал в местной газете и затосковал. Ему стало казаться, что в провинции его талант погибнет, потому что так, как пишет он, могут не многие. Значит, надо в столицу. К тому же, понуждали уехать еще и очень серьезные проблемы, неожиданно возникшие на личном фронте.
Милая девушка, весело говорившая о свободных отношениях, вдруг захотела замуж, ввиду округлившегося живота. И никакие ссылки на ее же слова о преимуществе свободного союза, который основывается исключительно на чувствах, ее не вразумляли. Она до потери сознания захотела иметь свою квартирку, с кухней, набитой техникой, с детской, заваленной плюшевыми игрушками, и мужем с положением известного в местных кругах журналиста. А Саша лишь в страшном сне мог увидеть себя не только ее, а вообще чьим-то мужем. В душе он был конкистадором, но те в свои времена завоевали все Terra Nova (Новая земля), поэтому ему осталось завоевывать лишь новых женщин, принимая во внимание, что каждая женщина подобна Terra incognita (Неизвестная земля) так же полна неожиданностей.
Родители девушки, а были они не из последних людей в городе, рьяно взялись за Сашу. О свадьбе говорили как о деле решенном. Платье вот только свободного покроя придется шить да фату выбрать попышнее, чтобы завуалировать
«Впрочем, что вуалировать? однажды, когда Сашу хитростью заманили в дом, воскликнула продвинутая мама. Это же ребенок, произнесла она с благоговением. Благословение божье. То есть Господь вас уже благословил. Так что скрывать его благодать нечего. Наденешь брюки и кружевную кофточку, в волосы цветы, отнеслась уже к дочери. Будешь лучше всех!»
Папин французский коньяк застрял у Саши в горле. «Ничего себе, все уже решили! А для начала неплохо было бы уточнить, так, для очистки совести, кого Господь благословил этим ребенком: меня или Костю Капустина? Он что-то резко в Сирию свалил. Сумел в неделю заделаться собственным корреспондентом. Это Костя Капустин, который дальше, чем по пояс, в реку не войдет. А тут чуть ли не под пули полез. Значит, как только меня окрутят, он сразу вернется. Он свободный и веселый, а я весь в супермаркетах, памперсах, сухих попках, фрутонянях и клизмочках».
Саше вспомнился один парень, который стоял перед ним в небольшой очереди в аптеке. Однако после того как он подошел к окошку, очередь значительно увеличилась. Парень вытащил из кармана два листка и принялся читать. Причем, когда ему подавали заказываемое, начинал с дотошностью уточнять: те ли это палочки для чистки носов и ушей младенца, а может, надо другие? какая присыпка лучше?
Саша проглотил коньяк, который обжег ему горло и вызвал кашель до слез на глазах.
Думать было некогда. Могли взять силой не сегодня завтра. «Надо бежать! мысленно воскликнул он. Хоть в Сирию к Капустину, хоть в сектор Газа».
Два дня спустя Аксаев вышел из дому и больше не вернулся. Пропал. Мать лишь разводила руками, отвечая, что он уехал по заданию редакции. В редакции так же разводили руками и клялись, что никуда Аксаева не посылали. И верно, Саша сам послал себя, но не куда-нибудь, а в первопрестольную.
Родители невесты, хотя Аксаев свою бывшую подружку за таковую не почитал, попытались напасть на его след. Но он это предвидел, поэтому улетел в Минводы, а уже там сел на поезд и поехал в Москву. А что было делать?
Пока ехал, вначале еще как-то одергивал свои порхающие мысли: «Да нет! Наивно так думать прямо сразу на телевидение возьмут. Придется в газетенках поработать. Побегать Он встал с полки, развел плечи и увидел себя в зеркале. А вообще-то я просто создан для работы на телевидении. Внешность самая подходящая. Правильные черты лица. Говорю свободно, легко, не теряюсь в поисках слов, не делаю провальных пауз. Умею разговорить собеседника. Мои статьи, репортажи всегда отличались стремительностью изложения, иронией, точностью фактов. И одинокая мудрая мысль: «Так не бывает!» тяжело вздыхала и, охая, исчезала под напором самодовольных мыслишек. А вот всем врагам назло бах! и устроился на телевидение. Бах! и года не прошло, а я уже автор и ведущий программы. Круто! А?! Да как бы там ни было пробьюсь!»
Казанский вокзал равнодушно принял под крышу своего перрона очередную партию жаждущих жить и умереть в столице, ибо, как утверждал классик, все это делать гораздо лучше в Москве, чем в любом другом городе, даже Париже. Саша решил не тратить время на выяснение, прав ли был классик или заблуждался, а просто поверил ему на слово.
Устроившись в гостинице, Аксаев принялся обзванивать своих так называемых московских знакомых. Он часто принимал в Ростове столичных журналистов. Уезжая, те оставляли свои визитные карточки и, слегка покачиваясь на ногах, после прощального ужина на берегу Дона, клялись помочь ему в решении любых проблем и жаждали видеть его у себя. Наконец Саша доставил им такую радость.
На его «Алло!» отвечали приветливо. Не выслушав, уже обещали выбить себе командировку, чтобы вновь загудеть на левый берег Дона. Потом интересовались: «В чем дело, старик?» Узнав, что Саша в Москве, вмиг становились жутко занятыми и обещали на днях перезвонить
Аксаев полагал, что был готов и к такому повороту событий, но, когда стал набирать номер, указанный на последней карточке, сердце его тревожно забилось. Причем начал он с самых преуспевающих и теперь звонил последнему в табеле о рангах. Он-то и откликнулся. Сказал, что прозондирует почву в собственной редакции и свяжется с кое-какими приятелями. «Перезвони денька через два», бросил на прощание.
С тоскою в глазах журналист обвел свой номер, пробормотал: «Н-да» и пошел в кафе.
«Два денька» тянулись, словно вечность. Саша не выдержал: стал звонить на каналы центрального телевидения с предложением о сотрудничестве. Там удивились, что еще существуют в провинциях столь непосредственные умы. Чтобы отвязаться, посоветовали отправить резюме по электронной почте и ждать ответа.
Московский знакомый, который обещал посодействовать, громко расхохотался, когда Саша поведал ему о предпринятых им действиях.
Ну, ты же сам журналист, отпивая большими глотками из кружки пиво, сказал он. Сам знаешь, откуда берутся эти историйки о чуде, произошедшем с талантливыми самородками. Не будут же они выкладывать всю подноготную подлости своего успеха. Когда ты на гребне ври сколько пожелаешь. Тем более что люди хотят верить в некую справедливость. И чудесный случай в виде отзывчивого продюсера, редактора с умными глазами, как раз то, что нужно.
Саша вздохнул.
Согласен. Ну, а мне, что делать?
Для начала могу предложить место внештатника в моей редакции, и еще для одного моего приятеля можешь писать. Он, когда под твоим именем будет давать материал, когда, прости, брат, под своим. Деньги не велики, и вдруг вставил: может, вернешься обратно? взглянул на изумленного Аксаева и попытался втолковать ему: У тебя ж там славное житье было. Первый журналист в городе. Квартира. Машина. Чего еще?