Название художественное, иные фрагменты тоже здорово выписаны, но в целом книга документальная и даже местами реестровая. Как амбарные записи или как у евреев: Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова Я не случайно вспомнил здесь Библию. К 300-ой странице текста я понял, что имею дело уже не с русским самосознанием или просто сознанием (психотипом), а с еврейским. Кое-где эта книга, например, поразительно схожа с «романом» «Опыт семи возрастов» М. Фридмана, которую тоже как-то довелось рецензировать и которая поразила меня совершенно неподвижным, мёртво констатирующим стилем и застылой стилистикой фиксации (и все это занудство, немыслимое с художественной точки зрения, было окрещено «романом»). И в книге И. А. Грицук-Галицкой, которая, в построении, отчасти имитирует Библию, эта странная застылость родового сознания и идиотическая конкретизация каждого чиха, каждого шага любого из упомянутых родственников неизбежно производит прямо анти-изобразительное воздействие. Пришло на ум, что это (упаси боже этим сравнением обидеть именно Ирину Алексеевну!) похоже на картины известного сумасшедшего художника Ситникова, который рисовал почти исключительно московские храмы в снегопад, причем выписывал каждую снежинку на особицу, индивидуализировал: получалась рождественская заснеженная ночь, в которой пьют, дерутся, молятся, воюют, любят (много чего изображено). Вот только у Ирины-то Алексеевны Грицук-Галицкой босхианских картин нет совсем, а снежинки выписаны все тщательно, даже если только упомянуты.
Я не смеюсь, а разбираюсь в ситуации. Книги, подобные этой, я и прежде встречал (например, критика М. П. Лобанова, тоже большой фолиант с семейными и родовыми фотографиями), и теперь задаюсь вопросом: а насколько это нужно? Понимаю: время собирать камни, время разбрасывать, и понимаю тоже, что это была внутренняя потребность самой писательницы (она по знаку зодиака Рак, а Раки очень обращены к доброй старине и семейным ценностям, уважают их и сами всё пятятся-пятятся назад, в прошлое). Но всё-таки много ли найдется прилежных читателей у такой книги? Разве только те же архивисты, историки, комментаторы и интерпретаторы литературной периодики и культурной жизни Ярославля (вот именно что с краеведческой точки зрения). Но этого же мало. Книга не интересна для массового читателя, особенно в тех местах, где в стиле казенных безликих автобиографий и хронографов даны генеалогические факты (весь реферат Е. Н. Дормакова и многое-многое другое). Похоже на протокол отчетно-выборного собрания советского периода
Может быть, трилогия М. Горького удачна потому, что там в центре повествования, как ни крути, сам автор, а уж генеалогия и род подстроены под него. Здесь же, в книге Галицкой, и сама она выглядит, как сбоку припека, и самоаттестация какая-то робкая и конфузливая. Вот как у ранне-христианских хронистов (да хоть русских Х11 века), которые с сокрушением сердца и реверансами добавляли где-нибудь в середке или в конце текста: «писал сие Ивашка раб недостойный септемвря 12 числа».
А поскольку автор такой скромняга, присутствует сбоку и без образа, кто будет связывать персонажей, родню? А вот дед М. П. Дормаков и вынужден как самый удавшийся образ. Конечно, от документалистики и не следует спрашивать сильного воздействия, но если не воздействовать на читателя, зачем писать?
А работа по сбору и укомплектованию информации проделана огромная, притом что, раз нет редактора, кое-где выпирают непритертые углы: например, в главке «Храните преданья», где, как в аргентинском киносериале, автор вынуждена конспективно повторять содержание предыдущих серий.
Не знаю: возможно, здесь проглядывает мое общее разочарование в деятельности так называемых «шестидесятников». Досадно ведь и то, что Галицкая известна гораздо меньше, чем, например, ее сверстники А. Битов и В. Маканин. Ну, допустим, что она написала меньше, чем они. И все-таки это несправедливость: почему она не так популярна, как они?.. Не вижу у них бóльших преимуществ: тот же Битов иногда страшно тавтологичен и зануден (попробуйте прочесть, например, его повесть «Колесо»: бессмыслица такой крутизны, что не за что зацепиться ни мысли, ни чувству). Тот же Маканин излишне многоречив и распыляется, пишет почти исключительно обиняками и намеками, сказать с «последней прямотой» не может, а ранние повести, опубликованные им в журнале «Москва», теперь совсем не интересны, совсем. А ответ прост: Галицкая провинциалка, ярославская мещанка всю жизнь (термин от слова «местная», а не в упрек). Они там, в Москве, думают: «московиты мозговиты», а ни фига подобного, не всегда так. Очень много талантливых и всероссийски известных людей живут в провинции. Так что не задавайтесь, господа из столицы.
Не знаю: возможно, здесь проглядывает мое общее разочарование в деятельности так называемых «шестидесятников». Досадно ведь и то, что Галицкая известна гораздо меньше, чем, например, ее сверстники А. Битов и В. Маканин. Ну, допустим, что она написала меньше, чем они. И все-таки это несправедливость: почему она не так популярна, как они?.. Не вижу у них бóльших преимуществ: тот же Битов иногда страшно тавтологичен и зануден (попробуйте прочесть, например, его повесть «Колесо»: бессмыслица такой крутизны, что не за что зацепиться ни мысли, ни чувству). Тот же Маканин излишне многоречив и распыляется, пишет почти исключительно обиняками и намеками, сказать с «последней прямотой» не может, а ранние повести, опубликованные им в журнале «Москва», теперь совсем не интересны, совсем. А ответ прост: Галицкая провинциалка, ярославская мещанка всю жизнь (термин от слова «местная», а не в упрек). Они там, в Москве, думают: «московиты мозговиты», а ни фига подобного, не всегда так. Очень много талантливых и всероссийски известных людей живут в провинции. Так что не задавайтесь, господа из столицы.
Словом, эта историко-генеалогическая книга мне не понравилась. Род, Ирина Алексеевна, хоть ваш, хоть мой, хоть чей угодно, структура гораздо более жесткая, жестокая, напряженная и противоречивая настолько, что ею можно проиллюстрировать всю науку конфликтологию в полном объеме и отечественную историю, в частности (а уж историю-то вы знаете). Род это жуть глубины, страх высоты и чего угодно. Недаром, вся Библия это, по сути, выяснение родовых взаимоотношений, а все евангелия от всех протоколистов, не только от четверых, в хорошей, лаконичной и достаточно художественной форме изъясняет взаимоотношения Человека и Рода.
Вот этим упреком и хочу завершить разбор. Нету Человека в вашем сочинении, только Род, ОБЩИНА, общество, коллектив, социум, родина. Он, человек, как и у хронистов Х11 века, отчего-то у вас подчинен обществу, как вот в государственных закромах хлеб с ярославского элеватора. А между тем у С. Т. Аксакова, у А. М. Горького он не подчинен, а сделан, чувственно, любовно и литературно, так, чтобы воздействовать. И мне это досадно в том смысле, что, как ни бились В. Астафьев, М. Пруст или Д. Хармс за человеческое достоинство, опять мы имеем в современности множество примеров унижения и тиранства. И опять много собирателей (Руси, Отечества) и синтезаторов, а аналитиков и ниспровергателей опять мало. Цепенеем в нашем любимом застое. А тут еще вы со своей семейной хроникой.
Но поскольку я занимаюсь тем же, что и вы, но иными методами, то и поздравляю вас с нетривиальным сочинением. Люди, конечно, воспользуются опубликованными фактами, в век-то информатики, но только что-то мне это не нравится.