Ода любви к жизни во всех ее проявлениях. Желание совершить как можно больше хорошего и светлого посредством собственного творчества: «Все сущее увековечить, безличное вочеловечить». Ведь поэт здесь рассуждает о себе и своем месте в этом мире.
С другой стороны, Блок признается, что живет в двух параллельных измерениях: первое наш обычный мир, второе мир его фантазий и творчества. Ему хочется, чтобы о нем отзывались хорошо, а потому надеется на то, что однажды «юноша веселыйВ грядущем скажет обо мнеОн весь дитя добра и света, он весь свободы торжество!».
Сумерки, сумерки вешние
Дождешься ль вечерней порой
Опять и желанья, и лодки,
Весла и огня за рекой?
Сумерки, сумерки вешние,
Хладные волны у ног,
В сердце надежды нездешние,
Волны бегут на песок.
Отзвуки, песня далекая,
Но различить не могу.
Плачет душа одинокая
Там, на другом берегу.
Тайна ль моя совершается,
Ты ли зовешь вдалеке?
Лодка ныряет, качается,
Что-то бежит по реке.
В сердце надежды нездешние,
Кто-то навстречу бегу
Отблески, сумерки вешние,
Клики на том берегу.
Произведение написано 16 августа 1901 года и входит в цикл «Стихи о Прекрасной Даме».
В данном стихотворении имеется эпиграф: стихотворение А.А. Фета «Вдали огонек за рекою», который с самого начала вносит печальные нотки, но настраивает читателя на возможное свидание, поскольку предложение вопросительное: «Дождешься ль вечерней порой?».
Автор очень хочет верить, что ему посчастливится встретиться с тем таинственным существом, в роли которого выступает «душа одинокая», но он не смеет надеяться толком на это: «В сердце надежды нездешние», а «Хладные волны у ног» символизируют эмоциональную отстраненность от происходящего.
Безусловно, речь идет о готовящемся свидании, об ожидании этой встречи. Какой она окажется? Ответа на вопрос нет. Однако, душа полна надежд и иллюзий: «Ты ли зовешь вдалеке? Лодка ныряет, качается, что-то бежит по реке». И, наконец, финальная встреча: «Кто-то навстречу бегу», но с кем именно это рандеву тайна в лучших традициях раннего Блока.
Незнакомка
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный
Бесмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной
Как я, смирен и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов «Invinoveritas!» кричат.
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
На момент написания данного стихотворения, поэт переживал большую личную трагедию: его супруга ушла к бывшему другу Андрею Белому. И чтобы справиться с душевной болью, автор прибегал к помощи алкоголя. Постепенно, алкогольный дурман начал отравлять повседневную жизнь, полностью ее собой заменяя. И с этим следовало что-то делать, искать спасение.
Таким спасением стала встреча с незнакомкой в ресторане. Таинственная дама, которая всегда является в одиночестве в мире, к которому она явно не принадлежит. Ей не место среди пьяниц и развеселого угара, тогда что же ищет она здесь? Какую тайну скрывает ее душа? Эти вопросы настолько интересуют автора, что он пытается «разгадать» девушку, «дышащую духами и туманами». Вглядывается в ее лицо, закрытое вуалью, заглядывает в глаза.
Фраза: «Глухие тайны мне поручены, мне чье-то солнце вручено» символизирует осознание того, что у каждого из нас есть своя половинка в этом мире, просто узнать и «разгадать» ее бывает очень непросто. Одновременно, это же и спасение от одиночества и отчаяния для самого Блока. Ведь мысль о том, что где-то существует родственная душа способна возродить все самые лучшие качества человека, приободрить, придать сил для борьбы с трудностями.
Показательны строчки: «В моей душе лежит сокровище, и ключ поручен только мне» символизирующие, что только каждый из нас в ответе за собственное счастье и принимает решение о том, чтобы бороться, либо искать истину в вине.
Создано в 1906 году.
Ночь, улица, фонарь
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
Легендарное стихотворение-размышление о смысле человеческой жизни. Во многом навеяно тем, что на момент его написания у поэта был серьезный творческий кризис: он разочаровался в литературе символизма, но еще не нашел ей замены. Отсюда пессимистический взгляд на вещи: «Живи еще хоть четверть века все будет так. Исхода нет» и емкое уложение всей судьбы человеческой в нескольких словах: «Ночь, улица, фонарь, аптека», «Ночь, ледяная рябь канала, аптека, улица, фонарь».
С другой стороны, поэт оставляет читателю надежду на то, что все не так уж плохо, своими размышлениями о новой жизни после смерти: «Умрешь начнешь опять сначала». Также это может означать не физическую гибель, а моральную, психологическую, идейную как бы то ни было, человек способен со всем справиться.
Написано в 1912 году.
В ресторане
Никогда не забуду (он был, или не был,
Этот вечер): пожаром зари
Сожжено и раздвинуто бледное небо,
И на жёлтой заре фонари.
Я сидел у окна в переполненном зале.
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе чёрную розу в бокале
Золотого, как нёбо, аи.
Ты взглянула. Я встретил смущённо и дерзко
Взор надменный и отдал поклон.
Обратясь к кавалеру, намеренно резко
Ты сказала: «И этот влюблён».
И сейчас же в ответ что-то грянули струны,
Исступлённо запели смычки
Но была ты со мной всем презрением юным,
Чуть заметным дрожаньем руки
Ты рванулась движеньем испуганной птицы,
Ты прошла, словно сон мой легка
И вздохнули духи, задремали ресницы,
Зашептались тревожно шелка.
Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала
И, бросая, кричала: «Лови!..»
А монисто бренчало, цыганка плясала
И визжала заре о любви.
Крах семейной жизни и разочарование в любви, вынудили поэта искать родственную душу вне стен дома, который его супруга практически покинула. Они не жили вместе с 1907 года, но он слишком крепко ее любил. Что, впрочем, не исключало многочисленные романы на стороне с обеих сторон. И данное стихотворение посвящено Ольге Судейкиной близкому другу поэта. Именно в ней ему удалось найти ту близкую душу, которую он так искал.
По сюжету поэт встречает Ольгу в ресторане, где она ужинает в компании очередного поклонника. Он посылает ей черную розу в системе символизма знак внимания, но не любви. Она небрежно ее принимает, восклицая: «И этот влюблен!..», но не случайна фраза: «Намеренно резко ты сказала» девушке, на самом деле, хочется любви и быть любимой. Особенно, учитывая, что реальный прототип персонажа была несчастна в браке, как, впрочем, и Блок. Далее эту мысль подтверждает строчка: «Но была ты со мной всем презрением юным, Чуть заметным дрожаньем руки».
Однако, девушка явно смущена таким проявлением симпатии: «Ты рванулась движеньем испуганной птицы» и «Ты прошла, словно сон мой легка», но даже из зеркал поэту видится ее отражение: «Но из глуби зеркал ты мне взоры бросалаИ, бросая, кричала: «Лови!..» как показатель благосклонности, робкой девичьей доверчивости и кокетства, одновременно.
Финальным аккордом звучит песня цыганки о любви, обращенная к заре символу нового начала, и, возможно, новой любви.
Создано в 1910 году.
На железной дороге
Под насыпью, во рву некошенном,
Лежит и смотрит, как живая,
В цветном платке, на косы брошенном,
Красивая и молодая.
Бывало, шла походкой чинною
На шум и свист за ближним лесом.
Всю обойдя платформу длинную,
Ждала, волнуясь, под навесом.
Три ярких глаза набегающих
Нежней румянец, круче локон:
Быть может, кто из проезжающих
Посмотрит пристальней из окон
Вагоны шли привычной линией,
Подрагивали и скрипели;
Молчали желтые и синие;
В зеленых плакали и пели.
Вставали сонные за стеклами
И обводили ровным взглядом
Платформу, сад с кустами блеклыми,
Ее, жандарма с нею рядом
Лишь раз гусар, рукой небрежною
Облокотясь на бархат алый,
Скользнул по ней улыбкой нежною,
Скользнул и поезд в даль умчало.
Так мчалась юность бесполезная,
В пустых мечтах изнемогая
Тоска дорожная, железная
Свистела, сердце разрывая
Да что давно уж сердце вынуто!
Так много отдано поклонов,
Так много жадных взоров кинуто
В пустынные глаза вагонов
Не подходите к ней с вопросами,
Вам все равно, а ей довольно:
Любовью, грязью иль колесами
Она раздавлена все больно.
Создано в 1910 году и относится к циклу «Одина».