Хозяин придумывал для посещения «парка» что-то вроде сценария, составленного в стихах и основанного на легендах, но не фольклорного, естественно, уровня, а заимствованных от древних, заслуживающих уважения, авторов. Позже этот обычай даст повод для предположения о том, что путешествуя из Флоренции в Рим, в этих местах побывал автор «Божественной комедии» и, увидев текущий и ныне по краю «Святого леса» ручей, вполне мог написать именно здесь знаменитое вступление к части «Ад»: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины». Что ж, предположение вполне обоснованное, потому что и долина, и журчание ручья есть, что настраивает посетителя на определённый лад сразу же на входе. В таком духе и выдерживались предлагаемые Орсини сценарии.
Боевой слон. Вполне возможно, что прототипом для него послужил подаренный Папе Льву X слонёнок, ухаживать за которым было поручено самому Рафаэлю. Ну а воинственность от основного рода занятий Орсини.
Изобретательный герцог всякий раз предлагал своим гостям новый маршрут. Точнее, никакого определённого маршрута не было. Продвигались каждый раз как придётся. Получалось, что даже те, кто уже побывал в «Святом лесу», попадали в него по-другому. Выходило очень интересно, на грани эмоционального подъёма. Что-то вроде одной и той же пьесы, «прочитанной» по-новому.
Обычно посещение «Парка чудес» проходило ближе к полуночи. И остаётся только с завистью предполагать, как всё это выглядело в колеблющемся свете факелов. Легко представить куда «проваливались» сердца и как судорожно цеплялись руки дам в платья кавалеров, когда в неровном свете среди зарослей вдруг показывалась голова дракона или вырубленный почти в натуральную величину боевой слон, обхвативший хоботом врага. А чего стоит неожиданно, за поворотом с крутым спуском, увидеть восьмиметровых, выросших из скалы гигантов! Что уж говорить о зловеще зияющей и сейчас, при свете солнца, пасти чудовища, в глубине которой, в цельной же породе вырублен каменный стол кажется, предназначенный исключительно для чего-то вроде жертвоприношения. Кстати, по этрусской традиции, почти все скульптуры «выделены» из горной породы путём отсечения «всего лишнего», а не высечены где-то и установлены на том месте, где находятся сейчас.
«Борьба гигантов» или «Неистовый Орландо». Второе название дано самим герцогом Орсини по аналогии с героем одноименной рыцарской итальянской поэмы ХVI столетия.
Себя или, во всяком случае, символ своего рода Орсини изобразил с юмором: в виде сидящего на задних лапах симпатичного медведя (orso на итальянском), держащим в лапах семейный герб, нижняя часть которого очень похожа на гениталии.
Что чувствовали гости «Святого леса», увидев в свете факелов и затем войдя в построенный кривым дом с таким же, естественно, полом это вопрос. Вполне возможно, что бывали и лёгкие обмороки от головокружения. В нём и сейчас-то, при свете дня, чувствуется что-то не то с вестибулярным аппаратом, а какие впечатления вызывало нахождение в нём у посетителей ночью, с пляшущими по стенам и окрестным зарослям бликами огня! Вообще, к соблюдению горизонтальности в «парке» создатели отнеслись не то чтобы с пренебрежением, но с необязательностью. Чтобы добраться до одной из задуманных кем-то из них «скамеек», надо быть как минимум начинающим скалолазом (на пути к ней), и таким же йогом (уже наверху).
Даже с эротикой Орсини обошёлся по своему: все женские или, точнее, имеющие женское начало фигуры находятся в «сопровождении» скульптур, которые не есть, но могут быть агрессивными в случае надобности. Покой редкой из-за своей «двуххвостости» сирены-акробатки и её крылатой коллеги по мифологическому «цеху» охраняет спокойная, но настороженная парочка львов. За спиной полулежащей фигуры с вазой над головой (её интерпретируют как невесту находящегося напротив, в нескольких десятках метров, Нептуна) идёт какая-то непонятная возня нескольких подозрительных фигурок, очень похожих на способных стать «вредными» мелких полубогов. Сон слегка прикрытой спящей нагой то ли богини, то ли просто нестарой женщины охраняет очень симпатичный пёсик, которого не сразу-то и заметишь.
Добавьте ко всему, что в какой-то момент Орсини приказал подкрасить фигуры и выделить все надписи красным цветом, очень даже напоминающим кровь
Добавьте ко всему, что в какой-то момент Орсини приказал подкрасить фигуры и выделить все надписи красным цветом, очень даже напоминающим кровь
Слуг, к их радости, на такие прогулки не брали, потому как не по чину было, да и желания простолюдины к подобного рода барским забавам не испытывали. Коренные жители всегда старались обходить место с «дурной» славой стороной, и после смерти Орсини оно насколько возможно было забыто или, по крайней мере, оставлено в покое.
«Святой лес» оказался меньше, чем я думал. И только от этого выигрывал. Не может и не должно такое место иметь размах. «Компактность» и в определённом смысле уют ему к лицу. Входят в «парк» через главный вход (есть ещё и второй, ведущий прямо к храму), выполненный в классической средневековой манере со знакомым всем по Московскому кремлю элементом над стеной (не мудрствуя лукаво, итальянцы в своё время «принесли» его в Россию, переименовав, чтобы было понятнее, из «дроздиного» в «ласточкин», но всё равно «хвост»).
Сразу же за воротами посетители упираются взглядом в каменного сфинкса на постаменте с прилично для её возраста сохранившейся надписью-инструкцией, составленной самим основателем: «Ты, входящий сюда, разложи ум на части, и, подумав скажи мне, для чего сии чудеса для обмана они или ради искусства». Ну а дальше можно идти куда глаза глядят. Нынешние распорядители «парка» сохранили идею создателя и никаких специальных маршрутов с указателями «следуйте туда» не установили. Не буду нарушать эту традицию и не стану подробно описывать все «чудеса» «Святого леса» по порядку, но поделюсь тем, что за недостатком времени большинству посетителей «Парка чудес» раскопать будет сложно.
Как известно, «вначале было слово», то есть идея, смысл каковой, особенно если идея неординарная, непременно должен быть тайным. Без этого никак нельзя приличному творению. И «Святой лес» в этом не исключение. В основе его появления события, возможно и не делающие чести создателю этого места, но, как сказано, «не судите, да не судимы будете» Итак, по порядку.
В первой половине XVI века в государстве Папская область, недалеко от Рима, в очень приличной семье Джана Коррадо Орсини и Кларисы Орсини родился второй из трёх сыновей Пьерфранческо. Несмотря на некоторый, как сейчас сказали бы, инцухт (родители были дальними родственниками), дети у этой семейной пары вышли очень даже нормальными. Старший, правда, Джироламо, умер в возрасте, близком к подростковому. В те времена такая преждевременная смерть удивления ни у кого не вызывала и горе могла принести только родителям и самым близким родственникам. В случае этих Орсини, горечи родителей не было и вовсе по той несложной причине, что к моменту смерти первенца они сами уже отошли в мир, который почему-то многие, имея к тому сомнительные, недостаточно проверенные основания, называют «лучшим». Почившие родители оставили детям не то чтобы очень большое наследство, но достаточное, чтобы сводить концы с концами, в их герцогском понимании, естественно. Известно, что в завещании, датированном 1526 годом, Джан Коррадо Орсини назначил старшего сына, Джироламо, опекуном трёхлетнего Пьерфранческо и его младшего брата Маербаля. Но не прошло и двух лет, как опекунство над парнишками видимо по причине смерти старшего брата перешло к аббату Фарфского монастыря.