И адресат ЛК вовсе не благочестивые сельские прихожане, а жаждущая развлечений кастильская и арагонская знать, «золотая молодежь» того времени, любящие повеселиться студенты и не отстающие от них профессора, образованные церковные иерархи и завсегдатаи литературных салонов-«академий» Мадрида и других городов, и, конечно же, театральный люд и актеры, и зрители. Неслучайно статистический анализ текста Авельянеды с помощью современных компьютерных средств и идей корпусной лингвистики выявляет наибольшее сходство его лексики с лексикой Тирсо де Молина27 (священника-мерседария Габриэля Тельеса), драматурга круга Лопе де Вега.
Именно в окружении Лопе, как давно считают многие ученые28, в том числе Л.Г. Кансеко, подготовивший два лучших на сегодняшний день научных издания ЛК (2000, 2014)29, и следует искать того, кто скрылся под именем «Авельянеда». Точнее, «тех»: скорее всего, ЛК плод сотрудничества нескольких «авельянед», включая самого Лопе, по меньшей мере срежиссировавшего акцию по подготовке рукописи ЛК к печати. И как раз то обстоятельство, что «Лже-Кихот» плод коллективного сочинительства, делает столь затруднительным установление имени его «единственного» автора. Ведь у каждого из ученых, выдвигавших ту или иную фигуру на роль «авельянеды», есть свои историко-биографические, текстологические и стилистические аргументы в ее пользу, но их концепции, накладываясь друг на друга, друг друга перебивают и перечеркивают. Хотя могли бы и дополнить, как дополняют друг друга в ЛК тексты участников его создания. В любом случае унифицирующий подход к прочтению сатиры Авельянеды как творению одного автора наталкивается на такие ее особенности, как: 1) тематическая и стилевая завершенность «пятой части» (упоминание о ней одной и вынесено в заглавие романа), имеющей условно-законченный собственный сюжет, заданный финалом сервантесовского ДК 1605, где упоминается будущая поездка идальго на турнир в Сарагосу; 2) жанрово-стилевой слом в повествовании, связанный с появлением в XXII главе торговки требухой из Алькала-де-Энарес Барбары, становящейся спутницей Лже-Кихота, вследствие чего страницы книги заполняют гротескно-натуралистическая образность, мизогинные и плутовские мотивы30, заставляющие вспомнить и об «Истории пройдохи по имени дон Паблос» Ф. де Кеведо (один из «номинантов» в Авельянеды!), и о «Плутовке Хустине» (сочиненной тогда же, когда и «Бускон»31, и подобно «Бускону» как «ответ» Матео Алеману); 3) сдвоенная сюжетная развязка: согласно ее «первой» версии, путь Лже-Кихота завершается в Доме Нунция (толедском приюте для умалишенных), согласно второй, идальго исцеляется, навещает Санчо в Мадриде, а затем снова впадает в безумие Создается представление, что «редактор» ЛК (скорее всего, Лопе) не только приписал к нему первую фразу, в которой фигурирует подставной хронист Алисолан (так нигде более не упоминаемый), но и набросал многовариантный условный «конец» «Второго тома», как бы примиряющий разнонаправленные воли соавторов и предполагающий возможность сочинения его продолжения.
Единственное объяснение этих особенностей наличие по меньшей мере двух, а, возможно, и более сочинителей «продолжения», предоставивших Лопе относительно готовые главы и даже целую «часть» (пятую), каковые он соединил с написанными им самим фрагментами, такими как Пролог или длинные бредовые «речи» Лже-Кихота, полные имен персонажей из рыцарских романов и романсов, реальных исторических лиц, героев классической древности. Этими сочинителями могли быть Тирсо32 и Бальтасар де Наваррете, а также на месте или вместо Наваррете А. дель Кастильо Солорсано33, начинающий прозаик, многое перенявший у автора «Плутовски Хустины» и надолго сохранивший приверженность к пикареске в ее «женской» разновидности. В этом случае Тирсо, скорее всего, принадлежат «пятая часть» ЛК, начало «шестой», две «вставные» новеллы и общий план романа, базирующийся на столь любимом Тирсо-прозаиком принципе триадности34, а его соавторам три последние главы «шестой части» и «седьмая», не забывая о роли Лопе, соавтора и «составителя».
«Проект» ЛК, который, конечно же, вовсе не находился в центре творческих интересов его создателей, реализовывался не один год: «пятая часть», в которой фигурируют персонажи-мориски как добропорядочные подданные испанского короля (один из них выступает в роли хозяина дынной бахчи, пострадавшей от нападения Лже-Кихота, другой знатный гранадский кабальеро дон Альваро Тарфе играет в похождениях Лже-Кихота одну из первых ролей), была написана до 1610 г., когда был издан указ об изгнании арагонских морисков, а вот конец «шестой части» и «седьмая», если принять гипотезу Х. Бласко о Наваррете как об авторе (или об одном из авторов) ЛК, сочинялись не раньше 1611 г., когда доминиканец де Наваррете был избран на должность заведующего кафедрой теологии Вальядолидского университета, что автор иносказательно запечатлел в XXVIII главе в эпизоде празднования студентами Алькала избрания нового заведующего кафедрой медицины, выигравшего конкурс на место с преимуществом в 50 голосов (именно с таким счетом Наваррете победил своего конкурента).
История возникновения замысла ЛК тесно (хронотопически тесно!) переплетена с судьбой другой не дошедшей до нас рукописи Первой части «Дон Кихота», еще до ее публикации ставшей известной как Лопе, так и его окружению. Независимо от того, где апокрифический текст был написан и напечатан, местом его «зачатия» следует признать город Толедо35, в котором Лопе де Вега, часто бывавший в древней «имперской» столице Испании с конца 1590-х годов, поселился в 1604-м и прожил до 1610-го. Он снял жилье в центре города неподалеку от знаменитого корраля «Мезон де ла Фрута», по соседству с которым жила его любовница Микаэла де Лухан. Неподалеку же, на одной из центральных площадей города находился (и до сих пор находится!) дом, небольшая часть которого принадлежала Каталине де Саласар и Паласиос, жене Сервантеса. В начале 1600-х годов после отъезда из Севильи создатель «Дон Кихота» жил в родном селении жены Эскивиасе (здесь, скорее всего, он написал большую часть ДК 1605), расположенном в 8 км от Ильескаса, что на середине пути от Мадрида до Толедо. Документально зафиксировано пребывание Сервантеса в Толедо в 1601, 1602 и 1604 гг., но, очевидно, Сервантес бывал в нем чаще: и в 1603 г., и после 1604-го, когда вместе с женой, двумя сестрами, племянницей и внебрачной дочерью Исабель перебрался в недолго бывший столицей страны Вальядолид (в 1606-м, вслед за двором, Сервантес с семьей переселился в окончательно утвердившийся в своей столичной функции Мадрид, где и прожил последнее десятилетие своей жизни).
Автор почти забытого пасторального романа «Галатея» (1585), после 12 лет скитаний по андалусскому захолустью, Сервантес явно нуждался в читателях-критиках своего нового, только что законченного (в 1603 г.?) творения. И у него еще не было врагов в литературных кругах трех соперничающих друг с другом столиц. Он вполне мог дать прочесть рукопись «Дон Кихота» любому из сонма литераторов, толпившихся у трона Лопе, а то и самому Лопе, с которым в свое время, еще до отъезда в Севилью в 1587 г., поддерживал добрые отношения. Но в «один миг», и именно где-то в первой половине 1604 г., недруги у Сервантеса появились. По крайней мере, им стал Он, «чудо природы» Этого было достаточно, чтобы врагами стали почти все Из рукописного текста «Хитроумного идальго» (еще не снабженного ни прологом, ни посвятительными стихотворениями, написанными в августе 1604 г.) Лопе уяснил, что Сервантес имеет собственное и достаточно критическое! представление о достоинствах и недостатках «новой комедии», о показной учености ее творца. Поэтому и Лопе, и поэты из его свиты отказались поддержать автора романа о «хитроумном идальго Ламанчском» своими «посвятительными» стихотворениями. В прологе в ДК 1605 (а пролог в книгах XVIXVII вв. главное место битвы писателей с литературными, да и личными, врагами), где имеется много почти открытых сатирических выпадов против Лопе, автор рассказал о том, какой он нашел выход из положения.
Таков же и пролог к ЛК, в котором содержатся самые оскорбительные прямые выпады против Сервантеса. Но, судя по многим приметам, его написал совсем не тот человек, которому принадлежит основной текст по крайней мере «пятой части» романа, а сам Лопе и / или кто-то из литераторов его круга36. У автора пролога и автора основного повествования разные цели: пролог должен уязвить Сервантеса и защитить Лопе, повествование по максимуму развлечь и развеселить читателя, а заодно внушить ему веру во всесилие и снисходительность к заблудшим душам Матери Божией: мотив розария («росарио») «розы» молитв во славу Девы Марии37, особо близкий Лопе-доминиканцу, возможно, мог быть вписан в текст первой главы, как и в другие части ЛК, на самой поздней стадии «сотворения» редактирования ЛК самим «редактором». Вместе с тем соседствующий с ним мотив чудесного вмешательства Девы Марии в жизнь заблудшего грешника, на котором построена новелла «о счастливых любовниках», традиционный сюжет житийной литературы, мог привлечь не только монаха-доминиканца (каковым формально стал Лопе в 1612 г.), но и монаха-мерседария Габриэля Тельеса Тирсо де Молина.
Судьба последнего в 1600-е годы была также связана с Толедо, где драматург прожил (с небольшими промежутками: ссылки, разъезды по делам Ордена) более десяти лет вплоть до 1615 г.: здесь, став монахом Одена милосердия (1601) и будучи в 1606 г. рукоположен в священники, он продолжил начатые в университете Алькала-де-Энарес богословские и гуманитарные штудии, а также начал писать прозу и сочинять пьесы, следуя заветам создателя «новой комедии».