С ума они там посходили что ли? пробормотал в сердцах Александр Григорьевич. Какая к черту Америка?
И действительно, то, что в эту минуту происходило в Коромысловке, напоминала сумасшествие. Бабы, собрав мужиков в дорогу, рыдали у них на груди, а те с американской брезгливостью воротили от деревенщин носы. А на площади уже ждал автобус.
Просто фантастика! Московский журналист не обманул! После вчерашнего обещания всех послать, он в последний раз цапнул доярку за грудь и культурно отрубился. Все ожидали, что наутро он не вспомнит ни черта из того, что нес на манер Хлестакова. Однако, проснувшись, москвич деловито опохмелился и потребовал правительственный телефон.
Председатель с парторгом испуганно переглянулись.
У нас нет правительственного, пролепетали они в один голос.
Плохо! поправил очки журналист. Давайте какой есть. Мне нужно немедленно позвонить Николаичу, заместителю министра.
Присутствующие при этом мужики вздрогнули и робко сопроводили гостя до Правления, где был телефон, единственный во всей деревне. Журналист сразу начал набирать номер. До Министерства он дозвонился только с седьмой попытки. Коротко и вразумительно объяснил ситуацию и, выслушав ответ, расплылся в интеллигентной улыбке.
Николаич дал добро. Есть шестьдесят вакансий для учебы в штате Невада. Составляйте список!
С минуту стояла тишина. Мужики не верили ушам. Затем заговорили все разом. Из всеобщего гула выяснилось, что в Коромысловке тридцать восемь мужиков, и они все должны войти в список. В Кузоватово семьдесят пять, а в Баевке двадцать восемь. В Налейка двадцать пять, но они почти все приезжие.
Приезжих не надо! поморщился гость. Пополните список кузоватовскими, но только достойными, за которых не было бы стыдно за океаном.
Федьку, Федьку Сапожникова, загалдели мужики. Он один может выпить ящик!
И Лешку Селедкина! Он как напьется, может башкой разбить кирпич!
То, что надо! одобрил журналист.
Через полчаса список из шестидесяти человек был составлен, и колхозный грузовик рванул в Кузоватово. Журналист дал на сборы четыре часа. Председатель заказал в районе автобус.
Небывалая горячка охватила колхозников. Во всех домах пекли пироги, жарили кур, коптили свиней и заталкивали в сумки связки с сушеной рыбой. Когда на площади появился первый колхозник, готовый к отправке за рубеж, журналист от изумления потерял дар речи.
Он был с двумя чемоданами, рюкзаком и огромным полосатым мешком через плечо, который, сгорбившись, волокла жена.
Деньги хорошо спрятал? шмыгнула она носом.
В трусы! коротко ответил отъезжающий.
К половине четвертого подъехали кузоватовские мужики. Они все, как один, были при галстуках и благоухали одеколоном. Их лица были серьезными, а изуверский объем багажа свидетельствовал о серьезных намерениях за океаном.
Ровно в четыре раздалась команда загружаться в автобус. Перед этим журналист лично созвонился с начальником железнодорожного вокзала, и тот, сразу въехав в ситуацию, пообещал изыскать шестьдесят билетов на фирменный поезд до Москвы. Председатель созвонился с Фролычем, и тот пообещал пополнить опустевший строй колхозников городскими шефами.
В половине пятого автобус под дружное рыдание женской половины деревни выехал из Коромысловки. Одновременно от электронного завода «Искра» отъехал заводской автобус с шефами. Когда он тронулся, Берестов радостно воскликнул:
Плюнь на обиды, Креонарий! Периферия это прекрасно. Как сказал один Юлий из Галии: «Лучше быть первым парнем на деревне, чем вторым секретарем в райцентре»
6
Непонятно, почему в ту минуту Берестова охватило такое бурное веселье. Вероятно, от молодости, а может и от дурости, что, в сущности, одно и то же.
Ехали прекрасно. Креончик уже не дулся, а если дулся, то не помнил на что. Кроме Берестова с Креоновым из ребят было еще трое: Виктор Малахаев солнце заводской поэзии, Толик из гальванического цеха известный гитарист и сочинитель песен на чужие стихи, и Шурик-Австралия из упаковочного цеха. Зато девчонок двадцать восемь душ. И все, как одна, уставились на Толика. А Толик на свою гитару.
Толик жить не может без гитары. Он таскает ее повсюду, где только есть возможность ее протащить. Даже через проходную, где безнаказанно не проскальзывает ни одна мышь. Даже в этой невыносимой гальванике, где уши свертываются в трубочку, а нос непроизвольно изгибается в крючок. И там, стоит мастеру на минуту отлучиться, у Толика мигом в руках оказывался далеко не гальванический инструмент. Не удивительно, если и среди ночи Толик встает побренькать, если, конечно, есть необходимость вставать. Если, конечно, он не засыпает прямо с гитарой в руках.
Вот и сейчас, не успев расположиться на заднем сиденье, первое, что сделал Толик, расчехлил свою гитару и, закатив глаза, затянул про импортное пиво в склянке темного стекла.
Девчонки подхватили. Пацаны тоже. Даже Креончик, не имевший ни слуха, ни голоса, также вставил что-то веское в припеве о том, что каждый дышит тем, чем пышет. Словом, ничто не омрачало веселого настроения Берестова, кроме эфемерного образа Аллочки, которая нет-нет, да возникнет из придорожной пыли. Однако чем дальше уносился автобус за городскую черту, тем бледней становился ее божественный образ. А после того, как на полпути им встретился автобус, набитый серьезными мужиками в галстуках, ее образ вообще перестал что-то значить. На всякий случай Берестов послал ей мысленный поцелуй, все остальное послал к черту, и Аллочка растворилась окончательно в пыли неасфальтированной дороги.
Именно с этой минуты перед глазами начал рисоваться другой, не менее соблазнительный образ Танечки Цветковой, за которую в прошлом году Леня от деревенских мизантропов получил оливковый фингал. Ну да черт, с ними, мизантропами! Придет время, он с ними рассчитается, ни в этом мире, так в царстве Божьем, в которое они, скорее всего, не попадут.
Компания Берестову определенно нравилась. Во-первых, Креончик. Он хоть и с «приветом», но с ним не соскучишься. Во-вторых, Малахаев с Толчановым ребята творческие, не от мира сего. Кстати, были в прошлом году в колхозе. И Шурик-Австралия был. Он единственный из пацанов женатый. Кстати, заклевал всех своей Австралией.
Девчонки тоже были все знакомые. Но имелись и новенькие. Сразу бросалась в глаза длинноногая Светлана с русой косой и ангельским взглядом. На всякий случай Берестов решил положить на нее глаз. Однако не так просто положить глаз, когда глаза разбегаются. К тому же, на заднем сиденье дико трясло, и впереди разбегались разухабистые дороги и бежали навстречу столбы, и наш герой столбенел от мысли о тех восьми бугаях, которые в прошлом году никак не советовали ухаживать за Таней. Но Берестов не любил ничьих советов и не терял присутствие духа ни в каких ситуациях.
Через пару часов автобус прибыл на место в центральную усадьбу прямо на площадь.
Шефы не могли согласиться, что Кузоватово средневековье, четырнадцатый век. В первую очередь, деревня в корне отличалась от средневековой своей безвкусицей и отвратительной архитектурой, если деревенские построения вообще можно назвать архитектурой. Скучные сооружения вокруг площади наводили такую загробную тоску, что невольно возникала мысль, не из загробного ли мира и выкопали отечественных архитекторов?
Самым внушительным и головным сооружения архитектурного ансамбля являлся клуб, напоминающий увеличенную крестьянскую избу. Перед ним железобетонный монумент неизвестному солдату. По краям деревянное Правление колхоза и столовая с огромным крыльцом, на котором вечно курили механизаторы. Следом подряд шли два магазина «Ромашка» (две первые буквы оторваны) и «Урожай» (оторвана первая буква). За магазинами в никогда не просыхающей луже стоял бычок. Видимо, лужа была его постоянным местом. А сам бычок являлся архитектурным дополнением к ансамблю. Через поле виднелась двухэтажная школа-восьмилетка, три типичных двухэтажных дома, сотня дворов и полуразрушенная деревянная гостиница. На другом конце села располагались мастерские и витаминные агрегаты. За мастерскими, далеко через поле у самого леса стоял заколоченный дом, который назывался «домом с мертвыми душами».
И в нем действительно обитают мертвые души? вяло поинтересовался Креончик, меланхолично оглядывая окрестности.
Ты не поверишь, но это факт! с готовностью отозвался Берестов, почувствовав, что его прервавшееся молчание означает конец обиде. Я лично видел! Клянусь!
Креончик поморщился и отвернулся, ни на толику не поверив клятвонарушителю. Несмотря на нашествие в тот год несметных полчищ барабашек и домовушек, Креончик отказывался верить в жизнь вне «материалистической подоплеки».
Вот, собственно, и вся деревня, в которой предстояло дерзать только что пребывшим шефам.
Едва автобус затормозил, на крыльцо Правления высыпала толпа встречающих, состоящих в основном из невероятно грудастых женщин. По такому количеству управленцев можно было судить об успехах колхоза «Светлый путь». Несмотря на светлое название, лица у всех были мрачные. Кузоватовские были обижены тем, что из Коромысловки в штат Невада отправили всех мужиков до единого, а из Кузоватово только двадцать два человека.