Неизвестный Поэтъ XIX века. Памятник Поэзии - Джабраил Муслимович Мурдалов 8 стр.


Она и нынешней весною

Является не в первый раз;

Чай так глазеешь, для проказ?

 На твой вопрос, вопрос скажу я;

За чем, в бездействии тоскуя,

Не редко книгу ты берешь

И чувствуешь в душе отраду:

Теперь читал ты Илиаду

Иль в первый раз?  «Ответ хорош;

Но е совсем, Гомеру все мы,

Все удивляемся до днесь.»

 В природе лучшие поэмы:

Там подлиник, а список здесь. 

«Положим так; но для чего же

Своим здоровьем рисковать?

Его должны мы сберегать.

Оно для нас всего дороже;

Уж я не раз тебе твердил:

Гуляй в хорошую погоду,

Люби, прелестницу, природу,

Я прежде сам ее любил;

Бывало даже, как Гораций,

Ее я и стихами пел,

Покуда мне не надоел

Вид обветшалых декораций.

Тогда я как-то был живей,

Тогда иначе сердце билось,

Теперь же, бронзою покрылось 

Эгидою против страстей;

Мне стыдно стало любоваться

И времени я не гублю,

Однакож, должен я признаться,

Что и теперь ее люблю!

Конечно, все другое ныне,

Уж я от пламени далек:

Так, в потухающем камине,

Под пеплом виден огонек;

Но завтра, мы с тобою, снова

Об этом будем рассуждать,

Пора поужинать и спать

Чай кушанье давно готово.

IV

Старик уснул. Антон, в передней

Давно забылся и храпит;

Собранья устарелых бредней

Рассказ внимает Леонид;

Облокотясь на край постели

Беседу с нянькой он ведет,

И та ему передает,

Как ей, на нынешней неделе,

Случилось видеть мертвеца,

Другого мира сорванца.

«Давно я слышала рассказы,

Так Маргарита говорит:

Что строит разные проказы

Сосед наш, дедушка Димид.

Крестьяне бегали не мало

К нему, для разной ворожбы,

И он все выскажет бывало,

Лишь только выкинет бобы:

Но вот, назад тому с полгода,

Прибрали этого урода;

Все успокоились, ан нет,

Он не оставил здешний свет:

Лишь час полуночи приходит,

Он, слышно, по селенью бродит

И вопит дико, и свистит,

И как удавленный хрипит;

Весь в белом по полю шагает,

И пламя у него в глазах:

Мороз по коже подирает

И душу обуяет страх.

Как вспомню, шла ч за водою,

Н у вот иду, и вдруг стоит

Старик с седою бородою

И зорко на меня глядит;

Я от него, а он за мною,

Как будто бешенный бежит,

Не помню я, как повалилась,

Куда потом девался он,

Как в избу внес меня Антон,

Как я на лавке очутилась.

Хоть часто ходить за рекою,

Пожалуйста поберегись

И не ходи ночной порою

Она заснула, Леонид,

Смущенный, в горести, сидит:

Ему мечта ночная,  пища

Любил он тишь ночных часов,

Любил он логику кладбища

И красноречие гробов.

Теперь же буря удалилась,

Ему не спится,  что сидеть?

На сонных нечего глядеть;

Привычка нова пробудилась,

Оделся он, без дальних слов,

Шаг за порог  и был таков.

V

Из садика, из огорода,

Природы благородный пар,

Несется свежесть кислорода

Решений омоченных дар,

Луна так весело сияет,

И в полном блеске выплывает,

Бросая милостивый луч

Сироткам убежавших туч,

И вот очей его отрада

Блистает множеством крестов,

По скату берега, ограда

И в ней селенье мертвецов.

Тот под чугунною плитою,

Другой под сводом кирпичей,

Иным дерновою землею

Простой воздвигнут холмами,

Крестов отбрасывая тень,

Луна, роскошными лучами,

Распростирает полу день.

«Благословенное селенье!

Так рассуждает Леонид:

«У всех бесспорное именье, 

Усадьбы сажень, где лежит;

Все размежеваны судьбою,

Довольство, мир приобрели

И более, между собою

Не спорят за клочек земли;

Не то, что в жизни беспокойной,

Где алчность,  общества кумир

Раздор заводит непристойной,

Соседов нарушает мир.

Иной всю жизнь шумливо вздорит,

И тяжбы лестницей идет,

Горсть глины из  за глины спорит,

Земля за землю бой ведет:

Межою многодесятинной

Мирской пленяется пришлец

И вот  саженью трех-аршинной

Он кончит мирно наконец.

Когда, какой могучий гений

Все эти вздоры прекратит,

Отчизну миром подарит,

Сожжет огнем плевелы прений?

Он памятник соорудит,

Себе, крепчайший пирамид,

В сердцах грядущих поколений.»

Так рассуждая, наш герой,

Заполуночную порой,

Гулял в безжизненной жилище,

Сказать прямее, на кладбище.

Сказать прямее, на кладбище.

И вдруг, среди плачевных мест,

Рукой опершийся на крест,

Старик, с седою бородою,

В уединении стоит

И зорко на луну глядит;

Ступая тихою стопою

К нему подходит Леонид:

Так вот, он мыслит, приведенье

Ну, точно, чудное явленье!

Еще однакож не мертвец,

А мира здешнего жилец.

Блуждает он непроизвольно,

Он, как поэзии сыны,

Идет, не оставляя сны,

Влиянью подчинясь невольно,

Подруги пламенных  луны.

«Андрей!»  Лунатик содрогнулся

Навзничь на землю полетел

И озираясь закряхтел;

Потом невольно улыбнулся

И с удивлением сказал:

«Кой чорт! Как я сюда попал?»

 Тебе конечно слишком спится;

А от меня так сон бежит»

Ему заметил Леонид:

И нам с тобою не лежится. 

«Все так, да-только, иногда,

С моей ходьбой плохие шутки,

Они мне, барин, больно жутки

И с ними право мне беда:

Случалось мне залезть на крышу,

В подвале ночью побывать,

Затылком лестницу считать,

Лишь только имя я слышу;

Нет видно сыну мне велеть

Построже за собой смотреть.»

 Не худо;  вместе мы ходили,

Дремали оба, я и ты;

Но мы друг друга разбудили

И ото сна и от мечты;

Тебя боится все селенье

И суеверные кричат,

Что ходит ночью приведенье,

Лихой колдун и супостат.

Не редко в жизни так бывает,

Что даль предмет усугубляет;

А подойдешь, да поглядишь,

Гора тотчас рождает  мышь. 

VI

Теперь Морфеевых явлений,

В деревне, с утром прекращон

И с труппой легких сновидений

В столицу перебрался он.

За ним взвились и полетели

Актеры всего его толпой:

Прислужников крылатый рой

Его волшебной колыбели.

Он там заботы гонит прочь,

Восходом солнца презирая

И ставни дома затворяя

Творить искусственную ночь;

Но труд, с зарею пробуждает

Ему покорное село,

И враг Морфея поднимает

Свое потливое чело.

Он здесь господствует, он дани

Сбирает верно каждый день,

К себе воздвигнутые длани

Здесь редко повстречает лень;

Жрецов ей мало; но в столице

Она пленяет красотой

И носится по мостовой

В своей покойной колеснице.

Там рукоплещет ей народ,

Ей раболепствует невольно,

Она с него самодовольно

Дань изобильную берет.

Самовластительно владея

Толпой огромною, она,

Как благодетельная фея,

Вознесена, упоена;

Ее лелеют и ласкают

Враги занятий и работ,

Они личину надевают

Служебных, будто бы, забот:

Друзья одной тревоги вздорной

И бестолковой суеты,

Они под маскою притворной

Обильно рвут ее цветы;

Забавы разные роями

Им производят каждый день,

Дарит их новыми плодами

Изобретательная лень;

Но говоря чистосердечно,

Не все ей ставят алтари,

Ей грубиянят бесконечно

Судебных мест Секретари;

Военный, в службе, на параде;

Ученый, при своей лампаде,

И неусыпный стихоплет,

Когда недуг его берет.

Но полно, яркими лучами

Играет солнце в небесах,

Крестьяне, светлыми косами,

Природу бреют на лугах;

Зефир порхает перелетный,

Слегка шумит между кустов,

Умолкнул в тишине болотной

Нестройный хор ночных певцов.

Из-за реки несутся трели,

Пастушьей утренней свирели

И поселяне на луга

Кладут душистые стога.

Поближе к мирному селенью

Бежит сиротка  ручеек

И, под решетчатою тенью,

Уныло воет одинок.

Ветвистым кленом осененный,

Неподалеку от корней,

Там в тишине уединенной

Стоят печальный мавзолей.

Над жертвой алчного Сатурна

Белеет мраморная урна

И в наказанье за грехи

Плохие в золоте стихи.

VII

На посох опершись кленовой,

Безмолвно, на скамье дерновой,

Старик, знакомец наш, сидит,

Играя веткою дубовой

Пред ним вертится Леонид:

 Скажи мне, начал он  давно ли

Воздвигнут этот мавзолей

И кто, наперсник общей доли,

Под ним скоромил злых червей? 

«Его при самой колыбели,

Сказал Священник, я узнал,

Его я принял от купели

И в землю я же провожал;

В ее несытную утробу

Он сердце пылкое унес,

И много в жизни перенес

Собратий укрощая злобу;

Он в мире чудаком прослыл

За правду чистую страдая,

Он этот плод Святого рая

Всем без изъятья подносил.

Он в чаше не хотел коварства

Сыропы лести предлагать,

Назад Дальше