Лишь в 1700 году он перешел под шведские знамена командиром полка и с прозвищем за свою ученость Полковник-Профессор («Профессор в мундире», «Полковник-латинист»). В начале Северной войны ему пришлось воевать не на глазах своего короля, что плохо, а вдали в Лифляндии с ограниченными воинскими силами отнюдь не лучшего качества.
В 1703 г. Левенхаупт одержал победу над заведомо слабым, хотя и вчетверо превосходящим войском стрельцов, ополчением смоленской шляхты и литовскими хоругвями у д. Салаты (литов. Салочай на р. Муша в 65 км к югу от Елгавы), в 1704 г. разбил при г. Якобштадте (латв. Екабпилс на р. Даугаве) вдвое большее количество стрельцов и литовцев, в 1705 г. победил при равных силах драгун и солдат Б.П.Шереметева у Гемауэртгофа (на р. Свете в 30 км к югу от Елгавы).
После этих побед, преимущественно над полурегулярными стрелецкими и литовскими войсками, он получил чин полного генерала и командующего армией в Лифляндии, Курляндии и Литве. Тремя своими успехами амбициозный генерал гордился и, «за ничто почитая неприятелей», нередко совершал дальние рейды по Литве.
У этого очень опытного военачальника (войны с турками и французами не прошли даром) отличавшегося большим личным мужеством и хладнокровием был один большой недостаток: чрезмерная осторожность, граничащая с исключительной мнительностью. Убежденный пессимист по натуре, он, порой, в самый ненужный момент становился апатичен ко всему окружающему. Его большие, очень близко посаженные глаза всегда подозрительно смотрели на окружающих, а маленький рот с плотно сжатыми губами под длинным носом говорил об упрямой несговорчивости его обладателя. И все же, все эти минусы перевешивала его несомненная высокая компетентность в военном деле.
Все военные, имевшие с ним дело, в том числе, союзные русскому царю Петру I поляки и литовцы, советовали ему считаться с военным дарованием Левенхаупта и «лучше иметь его за льва, чем за барана». Вместе с тем, многие из шведского офицерского корпуса признавали генерала излишне нервным, осторожным и мнительным. А фельдмаршал Реншёльд и вовсе считал его конченным шизофреником. Меланхолия и склонность к мрачным мыслям снижали достоинства генерала как полководца. Солдаты не столько любили его, сколько уважали за исключительно рациональную манеру ведения боевых действий. Левенхаупт никогда не торопился ввязываться в бой, если в этом не было острой необходимости и, он к тому же не был уверен, что схватка закончится для него успешно. Так он оказался единственным шведским военачальником в Прибалтике не побитым русскими под началом Шереметева либо Меншикова.
За это Карл XII сделал его генералом от инфантерии и третьим человеком в шведской армии после себя и фельдмаршала Реншёльда. Естественно, что оба они друг друга терпеть не могли. В конце концов, это сказалось на судьбе шведской армии во время ее похода в Россию и, особенно, в Полтавском сражении. Со стороны Карла было большой ошибкой не прислушаться к мнению Левенхаупта о русских и способностях их командиров, с которыми он не раз и не два встречался на поле боя. Не исключено, что этому помешала известная нервозность «Профессора в мундире»: суховатый в общении король очень не любил «чувствительных» командиров, чьей обязанностью было действовать решительно и без сантиментов.
Фиаско Левенхаупта под Лесной (его главный недруг в армейском руководстве Реншёльд открыто и не беспочвенно указывал ему на недопустимую медлительность передвижения и расшатанную дисциплину), безусловно, подмочило его полководческую репутацию у шведского короля. Но последний в ходе русского похода явно испытывал нехватку толковых военачальников высшего звена и «закрыл глаза» на промашку Левенхаупта, вскоре переподчинив ему всю пехоту. Левенхаупту не повезло: капитулировав с остатками шведского воинстве под Переволочной, он попал в немилость к своему королю (не помогло даже активное ходатайство весьма влиятельной бабки Карла XII). Монарх был неумолим: Левенхаупт (Карл по-армейски фамильярно звал его «Левен») виноват. И ему нет прощения.
Последние 10 лет жизни Адам-Людвиг провел в русском плену, где и умер в Москве на 60-м году жизни от тоски и мрачных видений, оставив после себя любопытные мемуары, в которых критично разобрал весь ход Северной войны. Уже после войны его прах все же перевезли на родину, где и захоронили в Стокгольме со всеми воинскими почестями.
И все же, именно, Левенхаупт, наряду с Магнусом Стенбоком (? 23.2.1717), очевидно, бывшим самым способным военачальником Карла, не без участия ревнивого Реншёльда и хитрющего Пипера, так и остался на вторых ролях в шведской армии
Глава 4. Король-солдат-аскет
Этот высокий, узкобедрый, широкоплечий молодой король-солдат с зачесанными наверх рыжеватыми волосами поражал современников: он не терпел роскоши, ходил без парика, с дешевым черным платком на шее вместо столь модного тогда импозантного галстука, в простом поношенном синем солдатском мундире, прожженных порохом желтых кавалерийских брюках, кое-где уже потертых высоких ботфортах из грубой кожи, украшенных огромными шпорами и с поднятыми отворотами, доходившими до половины бедра, с левого бока у него свисала до самого пола очень длинная тяжелая шпага, которая постоянно бряцала, если пол был каменный.
Поскольку молоденькие адъютанты Карла XII стремились подражать своему королю манерой ношения холодного оружия, то перезвон стоял изрядный и был любимой музыкой Его Королевского Величества после скрежета металла о металл во время сабельной рубки!!!
Его пронзительно-синие глаза смотрели очень спокойно и почти не мигая, а на полных губах чисто выбритого лица почти всегда играла улыбка человека, знающего себе цену и прекрасно разбирающегося в людях. Со своими подчиненными он всегда был подчеркнуто ровен и выслушивал все их возражения и советы. Правда, поступал почти всегда так, как считал нужным. И долгое время никто в его военном окружении не оспаривал его приказов: многолетние беспрестанные победы приучили шведских офицеров к беспрекословному выполнению указаний их непобедимого короля.
Кстати, сказать, крайне скрытный, король не любил делиться планами даже с близкими друзьями. Его отменная память позволяла ему и через много лет после одной встречи с человеком вспомнить того и даже назвать его имя. Со временем его необычайная твердость превратится в удивительное упрямство, справедливость в тиранию, а щедрость в необъяснимую расточительность. Шекспир, как известно, предположил, что честный человек бывает один на 10 тысяч! Среди королей, как вы понимаете, этот процент и вовсе крайне низок, поскольку их государственная мудрость плохо уживется с моралью. Любопытно, но Карл считал, что «счастье может изменить, но нельзя перестать быть честным человеком»
Он вел спартанский образ жизни: ему случалось по нескольку недель не раздеваться и не снимать сапог. Зимой и летом он ходил с непокрытой головой. Кирасу и шлем Карл не надевал даже в бою, мотивируя это тем, что хотел бы умереть как его прославленный прадед Густав-Адольф: во время лихой кавалерийской атаки.
Между прочим, смерть шведского короля Густава II Адольфа (1594 1632), по прозвищу «Северный лев» и нелепа, и героична! Он погиб в ходе кровопролитного сражения Тридцатилетней войны (16181648) на плоской равнине у небольшого купеческого городка Лютцен (в 25 км юго-западнее Лейпцига) между его шведскими войсками и армией Католической лиги онемечившегося чеха из Богемии, генералиссимуса, граф Альбрехта Венцеля Евсевия фон Вальденштейна (15831634), более известного как Валленштейн (по прозвищу Мефистофель) 16 ноября 1632 года, ставшего последним в полководческом наследии «Северного льва»! Тогда во время боя на левом фланге его армии сложилась критическая ситуация! Ее усугубило появление на поле сражения вражеской 4-тысячной кавалерии лучшего кавалерийского начальника той поры Готфрида Генриха Графа цу Паппенхайма (Паппенгейма). Мгновенно оценив обстановку, он бросил свою легкую конницу громить вражеские обозы, чтобы вызвать панику у Густава Адольфа в тылу, а сам со своими знаменитыми черными кирасирами на огромных вороных конях, помчался на закачавшийся левый фланг врага. Кирасиры Паппенхайма не стали бесполезно разряжать свое оружие издалека, а на полном галопе обрушились на врага, и, разрядив свои пистоли в упор, яростно врубились в его ряды. Уступавшие им в экипировке шведские всадники на своих не столь рослых конях оказались отброшены назад. Казалось, масштаб контрудара черных кирасир Паппенхайма был таков, что шведы не только прогнутся, но и беспорядочно побегут. И все же, этого не случилось: шведская пехота с ее батальонной артиллерией открыла такой плотный огонь, а конный резерв столь стремительно вышел во фланг потерявшим строй черным кирасирам, что весь их недавний успех оказался быстро сведен к нулю. Более того, сам Паппенхайм душа и заводила стремительного броска на левый фланг шведов оказался сражен ядром в грудь. Захлебывающегося кровью лихого кавалериста успели вывезти в тыл, где он вскоре скончался в своей карете. Воодушевленные было вдохновенной конной атакой своих кирасир, войска фон Валленштейна остановились и уже больше не помышляли об атаке. Тем более, что на «проблемный» левый фланг примчался во главе отборного конного Смааландского полка сам шведский король: ему успели донести, что происходит у него слева! Порывистый Густав Адольф так стремительно кинулся исправлять ситуацию, что в зависшей над полем боя туманно-пороховой гари оторвался от своих кавалеристов. Выскочив из завесы порохового дыма и тумана лишь с тремя свитскими офицерами, он оказался на виду и стал идеальной мишенью. Тут же мушкетная пуля попала ему в левую руку, раздробив ее. «Ничего! За мной!!» крикнул король и в одиночку бесстрашно бросился на врага. Но тут другая пуля угодила в его коня, который от боли понес своего седока в самую гущу вражеских кирасир. Король получил колотую рану в бок, а затем кто-то из кирасир Паппенхайма выстрелил ему в спину. Пуля прошла навылет. Полумертвый король выпал из седла, но зацепился шпорой за стремя и раненая лошадь потащила его по полю. Оказавшийся рядом с королем герцог Франц-Альберт Саксен-Лауенбургский попытался было спасти его, но на него навалились сразу четыре вражеских кирасира и ему пришлось отбиваться, спасая уже свою жизнь. Когда королевский скакун наконец остановился, кто-то из врагов сделал «контрольный выстрел» в голову короля: пуля вошла между правым глазом и ухом и добила «Северного льва». Ярый приверженец кавалерийского боя с холодным оружием погиб от огнестрельного оружия. Когда его конь, мечущийся по полю от боли в раненной шее, выскочил из клубов дыма и тумана с пустым и окровавленным седлом, шведские ряды вздрогнули от ужасного предчувствия, но не отступили и довели битву до победного конца. А тело раздетого мародерами до рубашки шведского короля обнаружили той же ночью под грудой трупов