Пойдём, твою рану надо промыть.
Мать обняла Варавву и вывела его наружу к большому глиняному бочонку с обломанными краями. Хорошо выскобленной тыквенной плошкой она зачерпнула воду из бочонка и в несколько приёмов промыла рану на голове согнувшегося в поясе Варавве. От прикосновения материнской руки, счищавшей присохшую грязь и кровь Варавва взвизгнул:
Уй! Больно!
Не обращая на это внимания, мать заговорила о том, что уже давно терзало ей душу:
Когда-нибудь они убьют тебя За несколько смокв или пригоршню бобов. Горе мне
Что ты, мама, я ловкий Никому меня не поймать И вообще, я буду жить вечно!
Не святотатствуй! Как мне жаль, что ты не ходишь в синагогу.
Как же я туда приду, мама?
Как жаль.. Ты совсем не знаешь Закона Как ты будешь жить
Прополоскав в чистой воде какую-то тряпку, мать протянула её Варавве:
Прижми к ране и полежи в доме. Сара, Ребекка, не шумите, пусть Варавва поспит.
Она снова обняла Варавву и проводила его в дом. Варавва лёг поудобнее на сено рядом со своим братиком, и глаза его закрылись сами собой. Мать села прямо на пол, прислонившись спиной к стене. Минуту-другую они молчали. Варавва почувствовал, что засыпает, а его мать погрузилась в тягостные раздумья. И без того невесёлое, её лице ещё больше помрачнело:
Утром обошла весь город Нигде не было работы Хорошо, что ты принёс смоквы. И Мария дала немного молока и хлеба. Слава Богу, теперь есть, чем покормить младших. Поешь и ты, вот хлеб.
Откуда-то из складок платья мать достала кусок хлеба и вложила его в руку сыну. Не открывая глаз, он начал есть навалившиеся на него слабость и сонливость чуть-чуть отступили. А мать продолжала:
Господи, благослови семью Иосифа! И особо, жену его Марию! Если бы не они, нам бы не выжить
Да, они добрые люди тихонечко отозвался Варавва Только их дети играют с Сарой и Ребеккой И никогда не дразнятся.
Хоть бы ты подружился с Иисусом. Он такой замечательный мальчик! Твой одногодок, а говорят, знает Закон не хуже раввинов.
Как я с ним подружусь? Он почти никуда не ходит кроме синагоги
Полежи тут, поспи. А я схожу ещё раз в город.
Мать встала и вышла из дома. Доев хлеб, Варавва вытянулся в струнку, зевнул и потянулся. Потом вдруг встал от этого у него закружилась голова, и ему пришлось опереться на стену. Когда кружение в голове прекратилось, Варавва подошёл к двери и выбрал из своего мешочка самую лучшую смокву, откусил от неё кусочек и тщательно его разжевал. Потом он лёг на сено лицом к брату, который в этот момент энергично обсасывал свой крохотный кулачок, и пальцем стал засовывать ему в ротик разжёванную смокву. Тому это сначала не понравилось он закрутил головой и тихонечко захныкал. Но уже через несколько секунд он улыбнулся и стал дожёвывать смокву своими беззубыми дёснами. Варавва улыбнулся улыбке брата, откинулся на спину и то ли мгновенно уснул, то ли потерял сознание.
Он проснулся через несколько часов. В доме никого не было. Вставать не хотелось. Он ещё немножко полежал, любуясь пыльными лучами солнца, проникающие через щели в крыше, и прошептал:
Как хорошо!
Но едва пошевелившись, Варавва поморщился от боли и осторожно притронулся рукой к ране на своей голове, прикрытой присохшей тряпкой. Слегка подёргав тряпку, он понял, что так просто её не оторвать, а оторвать почему-то очень хотелось. Тогда он встал, вышел из дома и остановился, опершись на стену. Его сёстры играли с маленьким братиком и не заметили его. Варавва окликнул их:
А где мама?
Ещё не вернулась.
А-аа
Варавва подошёл к бочонку с водой и, поливая присохшую к голове тряпку, помаленьку отодрал её, изредка «уйкая» от боли. Затем он вылил полную плошку себе на голову и расправил мокрые волосы ладонями. Потом он наполнил плошку ещё раз и напился. После чего сообщил девочкам:
Я пойду в город.
Останься, поиграем?
Как я буду с вами играть Я уже большой.
Понурив голову Варавва шёл по узенькой улочке мимо бедных домов и убогих лавчонок. Завидев его, их жильцы и хозяева не скупились на язвительные реплики:
Проходи, проходи!
Сын побирушки идёт
Хорошо, что один, без своей шайки!
Что будет с нами, когда они вырастут!
Он недостоин называться иудеем!
А проломил таки ему кто-то голову!
А проломил таки ему кто-то голову!
Уж я бы ударил посильнее!
Подняв голову, в нескольких шагах от себя Варавва увидел шедшего ему навстречу знакомого мальчика опрятно, но бедно одетого и тоже босого. Мальчик первым обратился к нему:
Здравствуй, Варавва! Не слушай этих людей. Господь не благословит их слова!
Я и не слушаю. Привет, Иисус!
Ты не более грешен, чем они. Ты добрый. Многие мальчики из тех, кого я знаю, берут из чужих садов. Ты такой же, как все.
Нет! Я сильнее и храбрее их! Я никого не боюсь.
Это так. Но не гордись этим. И ты должен бояться Бога!
Иисус, ты же знаешь, я не хожу в синагогу и не знаю Закона.
Приходи к нам в дом хоть каждый день, и я буду учить тебя. Но понемногу отец хочет, чтобы я больше помогал ему, ведь я старший сын. Это правильно.
Твой отец лучший плотник в Назарете!
Есть другие, которые могут сделать лучше. Так говорит отец. Но он говорит, что Господь сподобил его умению работать очень быстро. Поэтому он берёт за работу дешевле, чем другие плотники и столяры. И от этого хорошо и людям, и ему. Но он стареет и ему нужен помощник. А мне уже 10 лет. Что у тебя с головой болит?
А, ерунда!
Можно мне потрогать?
Только не ковыряй!
Наклони голову
Иисус внимательно осмотрел рану, несколько раз легко прикоснувшись к ней пальцами. Потом на несколько секунд он прикрыл рану ладошкой и, опустив руку, после короткой паузы сказал:
Ну, я пошёл.
Я сегодня же приду к тебе начнешь меня учить?
Приходи, как стемнеет, когда отец закончит работать. Заодно, я попрошу маму дать тебе еды от ужина.
Как же ты будешь читать в темноте?
Что ты! У нас в доме нет книг, они в синагоге. Но те, что там есть, я уже выучил наизусть.
А я даже читать не умею.
Не бойся. Чтобы быть угодным Господу, не обязательно уметь читать. Главное понимать Закон сердцем. А сердце у тебя доброе и . Я должен идти.
Мир дому твоих родителей!
Мир вашему дому!
2. Пятнадцать лет
Это был базарный день. Шумная рыночная площадь была запружена людьми. В толпе попадались и вооружённые стражники, медленно пробирающимися сквозь толпу парами. Иногда им приходилось кулаками расчищать себе дорогу люди не слишком обижались на это. Зазывные крики торговцев и громкие голоса покупателей смешались в многоголосый хор:
А вот масло, лучшее масло!
Вино! Вино! В мехах и в розлив! Пробуйте! Самое лучшее!
Ах, какие рабы! Какие рабы! Какие молодые и сильные! Каждый работает за двоих!
Куры и гуси!
Хитоны! Хитоны!
Два динария!? Да таких цен и не бывает!!
Свежий хлеб! Утренняя выпечка! Утренняя выпечка!
Точу ножи! Точу ножи!
Пошёл прочь, грязный побирушка!
Лучшие ткани Востока! Жемчуга!
Хватит пробовать, хватит с тебя! До субботы наелся!
Свежая рыба! Ночью ещё плавала в море!
А на обмен? Две меры пшеницы дам!
Предсказываю будущее! Маг из Египта предсказывает будущее!
Печёные голуби! Настоящее объедение! Кто пробовал, знает!
А вот я сейчас позову стражников!
Кувшины и чаши! Самые дешёвые кувшины!
Лови мальчишку! Держи его!
Сандалии! Крепкие! Самые дешёвые.!
Холодная вода! Есть вода!
Между торговых рядов уверенной походкой, проталкиваясь сквозь толпу, шёл Варавва. Он выглядел уже почти взрослым. Одежда его была непритязательна, зато сандалии на его ногах были просто роскошны, а на поясе у него висел дорогой кинжал в ножнах очень тонкой работы.. Позади него, молча шли два его товарища Хайм и Овид.
Внезапно Варавва «пристроился» вслед богато одетому человеку товарищи тотчас прикрыли его своими спинами. Через несколько секунд Варавва остановился и, обернувшись, молча показал товарищам перевязанный ремешком и отделанный вышивкой и полудрагоценными камнями кожаный кошелёк. Те одобрительно кивнули головами. Потом они развернулись и в том же порядке пошли вдоль другого торгового ряда.
У одного из лотков с жареными курами Варавва и его спутники остановились. Продавцу это явно не понравилось:
Проходи мимо, Варавва!
Варавва, казалось, ничуть не обиделся на подобное обращение и добродушно спросил:
С каких пор, Есром, ты стал прогонять покупателей?
Он бросил на прилавок монету и, оглядев кур, сказал:
Я беру вот эту. Сдачу оставь себе.