Горная страна моего детства (Кременчуг, Песчанский гранитный карьер)
В 16 лет судьба на два месяца забросила меня в Днепродзержинск промышленно развитый город, расположенный в ста километрах от Кременчуга. Будучи учащимся ПТУ, я проходил практику на одной из крупных заводских строек. Взобравшись однажды на башню, взметнувшуюся над городом на высоту птичьего полёта, я разглядел на городской окраине гранитный карьер
Днепродзержинский карьер порадовал меня многими новыми минералогическими находками. Особенно меня впечатлили розовые граниты с обильными вкраплениями золотистого пирита и травяно-зелёного эпидота. Причём часто пирит выступал из породы отдельными мелкими кристалликами кубической формы. Привезённые из Днепродзержинска образцы я показал своим знакомым геологам, у которых консультировался уже на протяжении трёх последних лет. Внимательно и с интересом осмотрев камни, они высказали мнение, что данные пиритизированные граниты могут содержать в себе некоторую концентрацию золота. «Хорошо было бы отправить эти камни на анализ в Киев», задумчиво произнёс Станислав Иванович. Но в то время он с супругой, Татьяной Владимировной, тоже геологом, уже давно были на пенсии и растеряли прежние профессиональные связи. Так что анализ моих образцов остался только в их пожеланиях.
А вообще, в рудных месторождениях золото часто концентрируется в кристаллах пирита в виде изоморфной примеси. Масса этой примеси обычно ничтожно мала. Но её наличие может указать на близкое расположение рудных жил с достаточно высокими концентрациями золота. Поэтому пирит и золото часто являются минералами-спутниками. Там, где много пирита, стоит поискать и золото. Не случайно у золотоискателей прошлого «золото дураков» постоянно маячило перед глазами.
Второй раз настоящее золото я увидел в витрине Музея естествознания Харьковского университета. Как и в Пермском краеведческом музее, это были мелкие вкрапления в какой-то породе. Но рядом, под стеклянным колпаком, находился большой золотой самородок, напоминавший своей ячеистой поверхностной скульптурой метеорит. Однако, внимательнее прочитав этикетку под ним, я был несколько разочарован это был не настоящий самородок, а муляж, покрашенный «золотой» краской муляж знаменитого самородка «Большой треугольник», найденного на Урале в 1842 году.
Самородок золота «Большой треугольник» весом 36,2 кг, найденный на Урале в 1842 году. Источник фото: https://zen.yandex.ru/media/treasure/zolotoi-samorodok-vesom-362-kilogramm-naidennyi-na-urale-
В 1987 году я поступил в Киевский геологоразведочный техникум, и там, через пару месяцев, в кабинете минералогии и петрографии сделал свою первую находку настоящего золота. Дело же было так. Пришло время сдачи зачётов по теме «самородные элементы». Я сдал зачёт одним из первых на «пять». Но поскольку в техникум я пришёл уже «бывалым геологом», сокурсники часто обращались ко мне за консультациями. Действительно, многие из них до этого камень в руках не держали и проходили сейчас тот этап в его познании, который я проходил в детстве, лет за десять до этого. И вот, мы сидели за столами, заставленными ящиками с учебными образцами. Мои товарищи составляли описание тех или иных образцов, давали им определение, а затем шли показывать свой результат нашему преподавателю заслуженному знатоку минералов Бублию Николаю Ивановичу. Поскольку Николай Иванович и без того был со всех сторон облеплен студентами, сующими ему свои конспекты и образцы, некоторые из студентов вначале шли ко мне (к тому времени я уже успел заслужить в студенческой среде титул «настоящего геолога»). «Димка, посмотри это пирит или золото?» обратился ко мне один из них. Взяв образец, я разглядел в породе, состоящей в основном из грязно-белого кварца, зёрнышко золотистого цвета, размером около миллиметра. Недолго думая, царапнул зерно иглой: остриё иглы мягко прошлось по вкраплению, оставив на его поверхности заметную металлически блестящую бороздку. «Ничего себе! Золото!» тихо удивился я
Но от Николая Ивановича мой товарищ вернулся разочарованный: «Он сказал, что это не золото, мол, смотри лучше». Я уговорил его сходить к нему снова, причем, вместе с иглой. А сам тем временем стал помогать определять образец другому студенту. Но вскоре меня отвлекли возгласы Бублия: «Да что ты ко мне привязался! Зачем мне его царапать! Иди отсюда, пока я тебе двойку не поставил! Сам поцарапай его получше!» Обращаясь уже ко всем присутствующим, он заявил: «И запомните все: золота в учебной коллекции нет! А то каждый второй подходит и показывает мне золото!».
Но тут уже я не выдержал. Абсолютно уверенный в своей правоте, с образцом в руках я направился к облепленному студентами преподавателю. Со словами «Николай Иванович, это всё-таки золото!» я протиснулся к нему. Он, даже не глядя на камень, опять отмахнулся: «Ты хочешь, чтобы я тебе двойку поставил!?». С трудом удалось уговорить его взять в руки образец и иглу. Он небрежно царапнул жёлтое вкрапление лишь для того, чтобы я от него отвязался. Но когда игла в его руке скользнула по мягкому металлу, он пришёл в изумление
Через минуту психологического замешательства Николай Иванович громко объявил, что ставит мне «пять» по зачёту. Мои же слова о том, что я уже итак сдал зачёт на «пять», просто потонули в изумлённых возгласах и его, и окружавших его студентов.
На следующий день очередную лекцию по минералогии он начал со слов: «Вчера один студент в моей учебной коллекции нашёл золото!..». Эта история стала легендой и на годы вошла в студенческий фольклор. По крайней мере, её вспоминали ещё спустя три года, когда, вернувшись из армии, я продолжил учёбу в техникуме. Правда, имя главного героя к тому времени давно затёрлось в бесчисленных пересказах.
Между тем, тема золота сопутствовала мне и во время прохождения армейской службы. Первые полгода я провёл в учебной части под Алма-Атой. Часть располагалась в селении Кара-Кемир, у самого подножия горного хребта под названием Заилийский Алатау. За селением один над другим громоздились покатые безлесные холмы, переходящие вдали в лесистые склоны и скалистые вершины, местами укрытые снегом даже в разгар жаркого лета. Душа моя, вслед за взором, летела туда: мечта полазить по настоящим горам была мечтой всей моей жизни. Но надежды на это не было никакой. Увольнений нам не давали, а будни солдата-курсанта были расписаны поминутно. Распорядок дня был настолько насыщен, а дисциплина была настолько строгой, что мы буквально не принадлежали себе всё делалось строго по команде и бегом. Ни минуты покоя
И всё-таки я умудрялся ловить редкие и короткие моменты бесконтрольности, чтобы подобрать в ручье, протекавшем по территории части, заинтересовавшую меня гальку. Порой удавалось найти любопытный камень во время занятий за территорией части. Самым «злачным» местом в этом отношении была долина реки Турген, протекавшей неподалёку. Но побывать на берегу этой реки удавалось лишь во время марш-бросков на стрельбище. Эти 10-километровые пробежки вдоль неё при полном снаряжении с автоматами, в касках, с котелками, противогазами, подсумками были для нас одним из самых тяжких испытаний. Бежали по 40-градусной жаре, в пыльном мареве, поднятом сотнями сапог, задыхались, изнемогали, натирали кровавые мозоли, порой до самого мяса, и молили Бога о том, чтобы быстрее добежать до проклятого стрельбища. И на фоне всего этого я стремился выполнить ещё одну задачу, которую ставил перед собой сам: на бегу я высматривал под ногами гальки необычного вида и, порой, успевал подхватить какую-нибудь из них. На меня смотрели как на чудака, но при этом испытывали уважение. Сержанты, шутя, даже ставили меня в пример нытикам: мол, смотрите, Коваль не только не ропщет, но ещё и набивает карманы булыжниками, видимо, чтобы ещё тяжелее было бежать.
Во время перекуров ко мне подходили любопытствующие, спрашивали, что, мол, за камни я собираю. Приходилось устраивать короткие лекции. Порой я говорил, что в этих горах, по всем признакам, должно быть золото. И это утверждение не было рекламным ходом. Я действительно был уверен в том, что где-то поблизости, в горах, могут находиться золоторудные жилы. Мне удалось установить, что ближайшие горы сложены гранитами, гнейсами и кислыми вулканическими породами, а состав речной гальки свидетельствовал о широком развитии в этих породах гидротермальных образований. Особенно много было белого кварца и эпидота. Всё это указывало на вероятность развития в жилах, золотого оруденения. И каково же было моё удивление, когда через пару лет в СМИ промелькнуло сообщение о том, что в Казахстане, в горах Заилийского Алатау обнаружены месторождения руд с промышленными концентрациями золота.
Для дальнейшего прохождения службы я был направлен в «золотое сердце» Узбекистана, расположенное в Центральных Кызылкумах, у городов Учкудук и Зарафшан. Благодаря известной песне, Учкудук ассоциировался в моих представлениях с бескрайней пустыней и песчаными барханами. Но на деле оказалось всё не так. Среди песчаной равнины, утыканной редкими кустиками сухой травы, барханов я не увидел. Плоский ландшафт пустыни разнообразил скалистый кряж, абсолютно голый и безжизненный, железобетонные коробки современного горняцкого городка и нагромождения песчано-глиняных отвалов уранового рудника. Уран здесь начали добывать ещё в 50-х годах. Для того и построили в безводной пустыне город. А потом здесь нашли и золото