Когда в один из дней мама уехала с сестрёнкой в поликлинику, больную оставили на бабушку. И я принялась изводить ее просьбами разрешить мне хотя бы встать. Бабуля Маша перенесла ужасы и лишения войны, но вынести страдания четырехлетней внучки было выше ее сил. В качестве утешения она наготовила мое любимое лакомство крошки со сметаной и сахаром. Но своенравная Мариша даже не притронулась и раздосадовано отвернула голову к стенке. Там висел ковер, узоры которого от скуки она частенько разглядывала. Бабушке стало совсем невмоготу смотреть на мучения ребенка, и скрепя сердце она позволила ненадолго встать.
Помню, маму я встречала на трясущихся ногах с радостью в глазах победоносным криком:
Мамочка, смотри, я снова могу ходить.
Что же вы наделали, я ведь просила, всплеснула мама руками, и бусины слез покатились из ее уставших карих глаз.
Меня тут же уложили в постель, но было поздно. Новая кожа слишком тонка, вся растрескалась. Корочки отошли с кровавыми потеками и лечение пошло по новой.
Мамочка, давай поедем домой, всхлипывала я на ее груди спустя пару дней. Обещаю, что не буду вставать, кричать. И ещё
Ну тихо, тихо, не плачь. Что ещё, Мариш?
На мой день рождения я больше всего хочу обнять папу, я разрыдалась, и мама тоже заплакала. Молча. Она научилась этому в полуглухонемом детстве.
Три месяца без отца для нас оказались слишком долгими. От разлуки мне было гораздо больнее, чем от тяжелых ожогов.
Три месяца без мужа: ни звонков, ни писем. Одна с двумя детьми: грудным и обожженным для мамы прошла будто вечность.
На следующее же утро вернулись в нашу крохотную комнатку, которая всегда казалась такой тесной. Но только не в этот раз. Очутившись дома, мы с мамой обе выдохнули. Да, тесный. Скромный. Временный. Но это был наш островок.
Теперь недели тянулись спокойнее заживление шло хорошо. Я перестала орать во время перевязок, и гнойный отит отступил, оставив мне на вечную память лишь трещину в барабанной перепонке.
За три дня до моего четырехлетия вернулся отец. На нас с мамой полились слезы счастья. А папе, едва переступил порог, пришлось залпом выпить всё, что произошло. Он ведь совсем ничегошеньки не знал.
В тот день я сидела у отца на коленях, разглядывала такие знакомые, но немного подзабытые за время разлуки черты. Крутила пуговицы на манжетах, гладила по гладковыбритым щекам, целовала их. И мне было ни капельки не больно.
Глава 5. Цена первого класса
Да поймите же вы, Марина не виновата, что так рано пошла в детский сад, мама в который раз убеждала учительницу, пытаясь то надавить, то разжалобить. То заново пересказывая грустную историю о том, как рано ее вызвали из декрета, а бедную годовалую Маришу отправили в ясли. Все ребята из ее группы пойдут в первый класс, а мою дочь вы предлагаете оставить на второй год? Она уже неделю толком не ест, плачет во сне и умоляет пойти в школу.
Я вас прекрасно понимаю, вздохнула молодая русоволосая учительница. Ваша Марина действительно способная девочка: прекрасно читает, считает и, кажется, вполне готова к школьным нагрузкам. Я бы с радостью ее взяла. Но это не простой класс, а экс-пе-ри-мен-таль-ный! последнее слово было сказано с придыханием и каким-то особым трепетом. Туда принимают детей только с шести лет, а ей к первому сентября будет всего пять.
Прошу вас, мы должны что-то предпринять, голос предательски задрожал, мама глубоко вздохнула и покачала головой. Вы даже не представляете, как сильно она хочет в школу и не перенесет отказа. Боюсь это может отразиться на ее будущем.
Пожалуйста, не переживайте так, учительница внимательно заглянула в мамины глаза. Вот если бы день рождения у Марины был не в октябре, а, скажем, на полтора месяца раньше, вкрадчиво произнесла она и медленно кивнула, это бы всё решило.
Две женщины заговорщицки переглянулись: в их симпатичные головки явно пришла одна и та же мысль.
Я все устрою! Исправлю дату рождения на 30 августа, мама тут же вцепилась в эту возможность и рукав учительницы. И перейдя на полушепот, добавила, Личные данные лежат в садике я обо всем договорюсь. Вас это никак не коснётся.
Ради вашей девочки я готова на это пойти, учительница вдруг резко замолчала, сама не веря тому, что только что произнесла вслух. Я надеюсь, вы понимаете: ни одна душа не должна узнать об этом.
Ради вашей девочки я готова на это пойти, учительница вдруг резко замолчала, сама не веря тому, что только что произнесла вслух. Я надеюсь, вы понимаете: ни одна душа не должна узнать об этом.
Спустя месяц Мариша села за парту вместе с другими мальчишками и девчонками. Счастье переполняло, и казалось, никогда не закончится. Новоиспеченная школьница была во всеоружии: карандаш остро заточен, косички туго заплетены, а рука наготове, чтобы высоко взлетать на каждый вопрос учителя.
Меня совершенно не смущало, что оказалась самой младшей в классе. Я первоклашка! Всё остальное не важно.
Фальсификация данных и документов. Если судить строго, именно так можно назвать план двух заговорщиц, пусть и горячо мною любимых мамы и первой учительницы. И все же: так непросто давшееся им решение и сделка с совестью распахнули мне двери в школу и те счастливые беззаботные годы.
Как сложилась бы моя жизнь теперь, не пойди я тогда в первый класс? Это была бы другая учительница, другие дети и совершенно другая история.
Мне не ведомо, что «было бы, если». Но одно я знаю точно: не стоит окрашивать поступки людей лишь черной или белой краской. В палитре жизни много других оттенков: она разноцветна и многогранна.
Глава 6. Октябрятская лихорадка
Колени и локти за лето были безжалостно ободраны, и первого сентября мы гордо демонстрировали друг другу «боевые» шрамы. Самые «солидные» раны добывались в неравном бою с велосипедом. То штанину зажуёт вечно голодная цепь, то педали прокрутят, то камень прямо под колёса выскочит. Своего «коня» у меня не было, всем двором катались на соседской «Каме». Пока дойдёт твой черед, уже вся дрожишь от нетерпения и ка-а-ак разгонишься, что есть сил, отпустишь ноги, лети-и-и-ишь. Эх, лето!
И вот сентябрь, начало учебного года, торжественное посвящение в октябрята. Для меня будто посвящение в рыцари. Под дежурные аплодисменты второклассников принимали в ряды пионерии. Вешали на грудь «ордена» значки с юным Володей Ульяновым, принимали присягу Красному знамени. Гордо задрав подбородок, стояла среди них и я. Стук юного сердца заглушал, казалось, даже барабаны, а широченная улыбка выдавала искреннего октябрёнка.
Я топала с линейки и рассуждала: как теперь изменится моя жизнь? Ведь раньше все делалось просто так, а теперь за идею, за партию! Эх, это ж я макулатуры и металлолома вдвое больше соберу. Нет, втрое!
Мама, меня приняли в октябрята, радостно запрыгала я, едва открыв калитку.
Поздравляю! А сейчас пойди и нарви травы курам, октябрёнок Марина, тут же осчастливили меня партийным заданием. Только не как вчера! Вдвое больше. А лучше втрое.
После окончания первого класса мы переехали в частный дом. Всего-то 64 квадратных метра, но после комнатушки, где ютилось до этого все наше семейство, он казался царскими хоромами. Мы с сестренкой бегали по комнатам и кричали друг другу «ау», словно боясь затеряться. А папа во всеуслышание был наречен добрым волшебником, ведь он сумел сотворить чудо вызволить принцесс из плена мрачных стен и поселить в уютный сказочный мирок. Здесь было все для счастья: светлая девичья горница, цветущий палисадник и старый былинный вяз на заднем дворе.
Хозяйственные родители завели несушек, чтобы поутру к завтраку были свежие яйца. Вдоволь нарвать ботвы пернатым стало нашей с сестренкой обязанностью. На поле мы бегали вместе с соседской девчонкой, ей было поручено кормить кроликов. Через пару дней голодной птичьей забастовки выяснилось, что куры и кролики предпочитают все-таки разные травы. Дальше дело пошло на лад. Мы устраивали пеструшкам щедрые пиры из молодой крапивы, клевера и луговой люцерны.
Теперь же я рвала траву с особым старанием когда ты октябрёнок, халтурить нельзя. Куры с благодарностью принимали двойную порцию угощения и, казалось, неслись с большим усердием. Может, они так поддерживали линию партии и ударные темпы производства?
Вечером папа решил затопить баню. Я, как всегда, завороженно смотрела на пламя в печи. Но в этот раз оно совсем не умиротворяло не давали покоя мысли, что вредитель-родитель кидает прожорливой буржуйке слишком много бумаги. Не по-октябрятски это! Ценный ресурс надо экономить, а излишки сдавать в макулатуру.
Папе стало неуютно под моим испепеляющим взглядом, и он вышел покурить. А я, вспомнив завет Ленина «учиться, учиться и ещё раз учиться», решила поиграть в школу. На стареньком диване в детской усадила всех сестренкиных кукол. Открыла импровизированный журнал и начала вызывать к доске дверце двустворчатого лакированного шкафа. Шел урок литературы, «ученики» декламировали стих: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить». Но, оказалось, не все в классе были готовы к уроку, некоторые откровенно сачковали.