Лечу вниз по лестнице как на крыльях. У выхода меня поджидал капитан-лейтенант, который на машине доставил меня из учебного отряда в штаб флота. Я думал, что теперь он отвезет меня обратно, сел с легким сердцем, но машина остановилась у здания особого отдела флота. Поднялись. Следователь по особо важным делам подполковник кладет передо мной лист бумаги: «Напишите, как вы могли допустить взрыв боезапаса Взорвался не взорвался, Никите Сергеевичу уже доложено Ваше дело сознаться».
И хотя мне уже было объявлена высокая благодарность, я вдруг почувствовал, что пол уходит из-под ног. В который раз стал рассказывать, где был и что видел Стенографистка исправно строчила за мной, но, когда приносили отпечатанный на машинке текст, я обнаруживал в нем такие фразы, какие не говорил, да и не мог говорить Вдруг на столе следователя зазвонил телефон. Выслушав сообщение, подполковник положил трубку.
Да, вы правы, произнес он. Боезапас здесь ни при чем
Однако отпускать меня он не спешил. Стал расспрашивать о поведении моряков на корабле и в воде. Потом рассказал о ходе следствия по другим версиям Теперь передо мной сидел совсем другой человек обаятельный, остроумный, наблюдательный
«Спокойно, ребятки, спокойно!..»
В половине второго ночи линкор «Новороссийск» вздрогнул от подводного удара. Взрыв сверхмощной силы пробил восемь палуб из них три броневые и огненным форсом взметнулся перед дульными срезами первой трехорудийной башни главного калибра
Об этом больно писать Взрыв пришелся на самую людную часть корабля: на кубрики, где спали матросы электротехнического дивизиона, боцманской команды, музыканты, артиллеристы, а также только что прибывшие новички
Командир артиллерийской боевой части линкора «Новороссийск» капитан 3-го ранга (ныне капитан 1-го ранга в отставке) Ф.И. Тресковский:
Как нарочно, за сутки до взрыва на корабль прибыло пополнение двести человек. Это были бывшие солдаты из Киевского военного округа, их перевели к нам в связи с переходом армии и флота на более короткие сроки службы (армия три года, флот четыре). Многие из них были еще в армейских сапогах. Конечно, корабля они не знали и сразу же попали в такую переделку, из которой и бывалому моряку непросто выйти
Мы накормили их ужином, хотя у них и продаттестатов еще не было. Сербулов, помощник, добрая душа, сумел всех накормить Для многих этот ужин оказался последним. На ночь новичков разместили в шпилевом помещении, это в носовой части корабля Как раз именно там и рванул взрыв. Полусолдаты-полуматросы, они были в большинстве кавказскими горцами и плавать не умели
Старшина 1-й статьи Л.И. Бакши:
Столб взрыва прошелся через наш кубрик, метрах в трех от моей койки Когда я очнулся тьма кромешная, рев воды, крики, первое, что увидел: лунный свет, лившийся через огромную рваную пробоину, которая, как шахта, уходила вверх
Я собрал все силы и закричал тем, кто остался в живых:
«Покинуть кубрик!» Посмотрел вверх, увидел сквозь пробоину Сербулова. Помощника. Он стоял над проломом, без фуражки, обхватив голову, и повторял:
Ребятки, спокойно Спокойно, ребятки!.. Спокойно!..
Мы его любили, звали между собой «Покрышкин». Когда он появлялся на верхней палубе, кто-нибудь давал знать: «Покрышкин в воздухе!» Помощник был весьма строг по части корабельных правил и, если замечал, что кто-то сидит на крашеном железе, на кнехтах или трапе, шлепал по мягкому месту цепочкой от ключей. Он всегда покручивал ее вокруг пальца У него это так по-домашнему выходило. Никто на него не обижался. Уважали очень за то, что корабль знал, как никто другой
Я увидел его возле развороченных шпилей и сразу как-то успокоился. Уже потом, в госпитале, обнаружилось, что у меня изрезаны ладони и пробита черепная кость А тогда Из загнувшегося стального листа торчали чья-то голова, плечи Я хотел помочь выбраться, потянул на себя и вытащил половину торса.
Всех пострадавших перевели в кубрик 28-а он в корме. Мы были голые с коек. Ночь. Октябрь. Холодно Я провел перекличку и составил список. Тут открылась дверь, и вошел начальник штаба эскадры контр-адмирал Никольский. Он нас подбодрил и велел выдать новые робы из корабельных запасов. Едва мы оделись, как бросились вниз, помогать товарищам, что в низах. Они подпирали брусьями переборки. Вода хлестала из всех щелей Матросы работали споро, но спокойно. Никакой паники. Нам сказали, что мы здесь не нужны, там были только расписанные по тревоге. Я отправился на свой боевой пост мостик ПВО. Но что там делать, на верхотуре?! Я и мои дальномерщики Леня Серяков и Саня Боголюбов спустились вниз и отправились в коридор адмиральского салона, который числился за нами как объект приборки. Может, мне дело найдется?
Старший лейтенант К.И. Жилин:
Когда я понял, что повторного взрыва не будет, то есть детонации не произойдет, стал тормошить Поторочина: «Женька, вставай!»
Он спал на верхней койке. Не отошел еще от дня рождения, после свидания с невестой.
Что случилось?
Взрыв на корабле!
Какой взрыв?!
Понюхай!
От запаха тротила он сразу протрезвел. Спрыгнул вниз. Я натянул ботинки на резинках, китель уже набрасывал на ходу первый трап, второй трап. Верхняя палуба. Темно. Освещение погасло. Огляделся. Перед первой башней вспученное корявое железо Зажатый труп Все забрызгало илом. Бросился на ют вахтенному офицеру. Якорную вахту стоял замполит из дивизиона движения Витя Лаптев, Герой Советского Союза. Звезду получил в пехоте, за форсирование Днепра. На месте его нет. Бегу снова на нос. Встретил дежурного по кораблю штурмана Никитенко. Надо объявлять тревогу. Но корабль был еще обесточен. Колокола громкого боя молчали. Отправили по кубрикам прибежавших матросов: «Поднимайте людей!» А сам стал бить в рынду судовой колокол. Его тревожный звон, словно набат, понесся по всему иду Тем временем электрики подключили аварийную аккумуляторную батарею, и по всем палубам затрезвонило: «Боевая тревога!» Но большинство матросов и без того уже были на боевых ютах. Я побежал на свою батарею.
Парторг линкора капитан-лейтенант (капитан 1-го ранга в отставке) И. Ходов:
Я оставался за замполита командира линкора. В час ночи приняли с Сербуловым последний баркас с матросами. Прибыли из увольнения все, без замечания. Отправился спать. Моя каюта на корме последняя в офицерском коридоре.
Проснулся от сильного толчка меня выбросило на бортик кровати. Звук взрыва ощутился в корме довольно глухо Свет дали быстро. Оделся и побежал на ГКП (главный командный пункт). Вообще-то, по боевой тревоге я был расписан на ЗКП (запасной командный пункт). Но поскольку я оставался за замполита, то и направился туда, где должен быть зам, на главный командный пункт. Вскоре поступил первый доклад и из ПЭЖа (поста энергетики живучести): «Взрыв в носу. Разбираемся. Пройти туда трудно». Потом сообщили: «Есть убитые и раненые».
Зосима Григорьевич Сербулов распорядился: «Давай-ка, Володя, организуй баню под прием раненых. Да в нос не ходи. Посмотри»
На баке увидел тела погибших. Приказал унести их под башню накрыть одеялами.
Во время взрыва на баке у гюйсштока стоял часовой. Воздушной волной его выбросило в море. Чудом остался жив. Он сам подплыл к якорь-цепи. Его подняли.
Как партийный работник, скажу со всей ответственностью: люди держались стойко никто не устрашился вида ран, крови, трупов Действовали как в бою, хотя молодежь войну видела только в кино.
Взрыв погубил человек двести. Я поручил начальнику клуба заняться отправкой раненых. Благо госпиталь был рядом, а баркасы уже стояли под бортом.
Снова поднялся на главный командный пункт. Дали с Сербуловым радиограмму открытым текстом в штаб флота: «Взрыв в носовой части. Начата борьба за живучесть».
Зосима Григорьевич попросил меня сбегать в пост энергетики и живучести, узнать обстановку на местах. Нырнул под броневую палубу, добрался до ПЭЖа. Там шла нормальная работа. Командир электротехнического дивизиона Матусевич доложил, что вода, несмотря на принятые меры, продолжает поступать. Рядом находился и командир дивизиона живучести Юра Городецкий. Даже мысли такой не было, что вижу их в последний раз. Правда, дней за десять до взрыва вышел у нас с Городецким такой разговор. «Хорошо, заметил он, артиллеристам. Отстрелялись и к стенке. А мы, механики, смертники. Нам свой ПЭЖ не оставить, что бы ни случилось».
Пожурил я его тогда за упаднические настроения. А ведь он прав оказался
Я поднялся наверх, в ГКП. Доклад мой Сербулова особенно не обеспокоил. Он вообще был человеком выдержанным, неторопливым, рассудительным. Приказал разводить пары и спустить за борт водолаза для осмотра пробоины. Спустили матроса в легком снаряжении его сразу же потянуло в пробоину. Опасно! Решили спустить тяжелого водолаза. Тот доложил: «Пробоина такая, что грузовик въедет!» Я отправился в низы, где сдерживали напор воды аварийные партии
Люди работали рьяно, истово Работали не то слово. Они боролись врукопашную с морем, ставили раздвижные упоры, подпирали выгибающиеся от напора переборки деревянными брусьями, конопатили двери, перекрывали клинкеты, заглушали трубы