Павел стал уже совсем благодушен. Он готов любить уж «всех», и добавляет приписку «по-свойски»: «видите, как много написал я вам своей рукой» (6:11). Собственно ручное писание, по-видимому, для него было делом достаточно необычным. Болезнь глаз была его крестом. Но ради любезных его сердцу галатов чего не сделаешь!
Но напоследок, он не может удержаться от того, чтобы не выпустить в своих противников парфянскую стрелу: «Желающие хвалиться по плоти принуждают вас обрезываться только для того, чтобы не быть гонимыми за крест Христов, ибо сами обрезывающиеся не соблюдают закона, но хотят, чтобы вы обрезывались, дабы похвалиться в вашей плоти» (6:1213). Если понимать буквально, то его оппоненты, хотя и «обрезанные», но закон не соблюдают. Т. е. находятся в том же положении, что и сам Павел. Разница лишь в том, что они «плотские» и не соблюдают Закон, а Павел «духовный», Закон также не соблюдающий? А «обрезание» средство утверждения их власти над обращенными? Что-то здесь не сходится. Но это замечание «по ходу».
Но Павел должен дать выход своим чувствам, возвращаясь к волнующей его теме, не меняя ни слов, ни стиля, ни разнообразия аргументации. Фактически, резюмирует сказанное выше, но в более энергичных выражениях, близких к афористическим: «А я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят, а я для мира». Утверждение, врезающееся в память. В стиле оценки «только в себе». И продолжение, не менее впечатляющее: «Ибо во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь» (6:15). Здесь впервые намечается линия на преображение «избранных» в Духе в новое телесное воплощение. И только «новым тварям» «мир им и милость, и Израилю Божию». Царство Божие для язычником здесь отождествляется с Израилем Божием. Иудей не мог проявиться более зримо. Павел никогда не был ренегатом своего народа. Даже при стремлении завоевать доверие язычников.
Но человек слаб. И подчеркнуть свою особенность и автаркию можно и в покаянии: «Впрочем, никто не отягощай меня, ибо ношу язвы Господа на теле моём» (6:17). С чем связана эта фраза, неясно. Но стигматы избранности для него личностно значимы.
Концовка Послания демонстративно суха и лаконична. Никаких приветов и пожеланий. Благословение почти формально. Павел, всё же, не любил писать самолично. Да и гнев его, по-видимому, до конца не прошел. Насколько действенным было это Послание осталось неясным.
P. S. Послание весьма личное и человечное, почти доверительное. Личность Павла, его пристрастия, отторжения, метания проявляются зримо и увлекающе. Им сочувствуешь, соглашаешься, иронизируешь, отвергаешь, словом ведешь диалог с живым человеком, которого невозможно воспринимать равнодушно. Его можно принимать, стать его врагом. Но он вынуждает определиться и тебя, его читателя. Ибо он носит «язвы мира» на теле своём.
Резюмирующие добавления к «Посланию Галатам»
О христианствеВ христианстве Бог Отец занимает явно более второстепенное положение, чем Христос, ставший Богом Сыном, превратившись в него из посредника приёмного сына. Собственно, то же происходило во многих религиях мира второго и последующих этапов развития: младшие боги становились главными, сын становился полноправным наследником, сбрасывая личину подчиненного, раба. Молодость всегда побеждает. Павел в очередной раз фиксирует эту традицию. Но для него, как правоверного иудея, такая самостоятельность «сына» не допустима. Дух «отцовства» входит в него с детства, а потому все действия «сына» должны быть освящены благодатью Бога Отца. Пусть через Авраама, семя которого предвосхищает появление Иисуса и появление Духа его после воскресения. Собственно, появление Духа Иисуса и есть действительное воскресение Христа в его деятельностном проявлении. После этого и начинается распространение проповеди Евангелие. В этой особенности зависимости приемственности деятельности «сына» и «отца» есть качественное отличие связки христианство иудейство от других языческих религий. В них, бог-сын действует, как правило, самостоятельно и независимо, низвергая «бога Отца». Ближайший пример, греческая религия.
В сохранении этой связки и возникает в зародыше идея новозаветной троицы в их неразделимом единстве. Но сформулировано это будет позднее. Для Павла же наследник есть всего продолжатель посредник в распространении влияния Бога Отца. А он сам посредник в вере в Христа Иисуса.
Павел переходит от понятной для любого еврея связи физического рабства (египетского) с рабством у ложных богов к аналогии отождествления последних с рабством Закона. Собственно, именно тогда он впервые прямо использует аналогию, понятную для язычников. Причём тождество Закон=ложные боги предполагаются очевидными для слушателей. Закон по своему принудительному воздействию такой же, что и ложные боги. Что-то похожее должны были думать новообращённые. Да и сам Павел в пылу полемики готов подписаться и подписывался под таким отождествлением. Отождествление с «немощными и бедными стихиями», миром «греха и плоти» при этом сохраняется. Ключевым словом для такого рода отождествления является «рабство», как таковое. Точнее, антитеза «рабство» «свобода». И Павел при каждом удобном случае применяет и применяет его, буквально вдалбливая его в головы сомневающихся, превращая его в своего рода якорь (в понимании НЛП) для вызывания нужных эмоций отторжения от заблуждений «истины». Рабство египетское, рабство закона, рабство плоти и рабство греха всё это одно и тоже рабство и должно быть исторгнуто из сердца верующего при одном только произнесении этого слова.
По существу, для Павла «свобода от рабства» есть лишь подчинение («добровольное») «Истинному Богу». Но свобода от одного бога предполагает свободу для другого бога. Т. е. рабство под одним Богом. Пусть с любовью, но рабство.
О вереДля Павла вера в Иисуса как воскресшего Господа является первым знаком обновления верующих и свидетельство принадлежности их новому сообществу. Только знаком, но не сущностью их бытия, как это должно быть. Он не очень заблуждался на сей счет.
«Вера», как он убеждался не раз на собственном опыте, только знак о намерениях, выборе направления жизни, но не сама жизнь.
В этом она равноценна с «обрезанием», как символом. Недаром у Павла они сопоставляются в равном качестве.
«Жить по Духу, к чему призывает Павел, как выясняется, значит жить по Закону, ибо, как он сам говорит, что «против этого нет закона». Отождествление Закона и «плоти» здесь не работает, часто встречающееся у Павла противоречие. Но подтверждающее, что «обрезание» лишь знак ничего незначащий. Для Павла суть в том, чтобы, не цепляясь за частности, сохранить общую направленность веры в Христа, как для своих сторонников, так и для иудохристиан. Но «прежде чем объединяться, надо разъединиться» этот принцип и исповедует Павел: надо выделить эти частности, чтобы можно было их отбросить, показав их «частность». Или приучить считать их «частностями». И жизнь подтвердила правильность такой установки: ограничения в еде, обрезание и т. д. были отброшены, но сохранилось и было признано основное ядро Закона нравственные установления.
О языкеЧитая Послания Павла, невольно возникает вопрос о доступности для восприятия на слух галатами, особенного учитывая низкий культурный их уровень, языка, которым пользуется апостол. Языка созданного иудейскими богословами и назначенного для функционирования в достаточно развитой иудейской культурной среде. Или его слушателями были люди, владевшие в той или иной степени, этой культурой?
Первое послание Фессалоникийцам
Глава 1
Послание начинается достаточно традиционным приветствием с представлением себя «со товарищами» церкви Фессалоникийской «в Боге Отце и Господе Иисусе Христе» в качестве посредника в передачи «благодати вам и мира от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа (1:1). В одной фразе Павел с самого начала общения устанавливает принципы субординации со своими адресатами, отводя себе роль ведущего посредника в контактах между Богом и фессалоникийцами, строением фразы подчёркивая особенно приближённый статус авторов, точнее, первого, выделяемого положением в перечне, по отношению к Богу Отцу и Иисусу вплоть до неявного отождествления с ними. По крайней мере, при общении с верующей братией. Но он не забывает упомянуть общность «Бога Отца нашего» как символа общности судьбы их, хотя бы рамках уже устоявшейся формулы.
Отметим, что Павел иерархичен и в соблюдении титуларизации божественной пары: Бог Отец всегда на первом месте (Павел остаётся всегда евреем), на втором Иисус Христос, с почти всегда Иисусом в начале. Христос конечная высшая ступень его статуса, воплощаемая в Господе. По-видимому, для Павла Бог Отец и Христос всегда были личностно различными сущностями. Вспомним, что уже в иудаизме Бог приобретает личностный характер (см. Элиаде М.). В христианстве Бог расширяет свой титул до Бога Отца, Иисус становится Мессией Христом и у Павла Господом, заимствуя вполне земной титул императора «владыка». Т. е. некий божественный посланец, носитель, в дальнейшем, некого сущностного атрибута Бога Слова, артикулированного послания Бога в явленности Его мысли.