От любви до судьбы - Владимир Волкович

Часть первая. Лихолетье

Глава первая. Шоколад на снегу

Свирепый, уральский мороз хватал за щёки, слезил глаза, норовил забраться в рукава овчинного полушубка. Аля потрогала рукавицей с отделённым указательным пальцем заиндевевшую винтовку, висевшую на плече. Она представляла, как срывает её при появлении диверсанта, который почему-то, виделся ей похожим на карикатуру знаменитых Кукрыниксов.

Уже второй час она стояла на этом посту, а впереди ещё целая ночь. Они с подругой менялись каждые два часа, больше девчонки не выдерживали на морозе. Сегодня её бригада дежурила по графику. После того, как военизированная охрана в полном составе ушла на фронт, каждая бригада их завода выделяла людей на сторожевые посты. Аля обхватила руками плечи и задумалась: «никак не привыкнуть к этому холоду».

Два с половиной года назад они с мамой бежали от немцев из родного, тёплого Кишинёва. И вернуться, видимо, доведётся не скоро. А две недели назад получили похоронку на отца, с тех пор мама не встаёт.

Резко скрипнул снег под чьими-то шагами, Аля сорвала с плеч винтовку.

 Стой, кто идёт!

 Свои.

 Какие ещё свои?

Ответа не последовало, и Аля поставила палец на спусковой крючок.

 Стой, стрелять буду.

Она это крикнула для острастки потому, что никогда в жизни не стреляла в человека, и боялась, что и сейчас не сможет. Да и человека пока не было видно. Она напряглась, ожидая, когда силуэт выступит из темноты в круг света, чётко очерченный жестяным зонтиком, прикрывавшим висящую на столбе лампу. Вот человек появился, Аля слегка нажала на спусковой крючок, не решаясь надавить на него сильнее.

 Не стреляй, свой я. Не узнаёшь, что ли?

Она с облегчением, что не надо никого убивать, узнала парня из кузнечнопрессового, который крутился возле неё в последние дни.

 Чего тебе надо, что ты шляешься возле поста?

 Я не шляюсь, я к тебе пришёл.

Она всматривалась в совсем ещё детское лицо подошедшего парня, который не сводил с неё сверкающих глаз. Он держал в руке какой-то небольшой свёрток.

 Ещё секунда, и я бы в тебя выстрелила.

Парень зябко поёжился, но быстро нашёлся:

 Это счастье умереть от рук такой девушки.

Аля слегка улыбнулась уголками губ, ей никто ещё не говорил подобного, но тут же сделала строгое лицо:

 Что это у тебя?

Ей в каждом виделся шпион и диверсант, сказывались бесконечные, вбитые в голову инструкции.

 Это тебе,  он протянул ей свёрток, Аля взяла, открыла, взмахнула рукой, и в ту же секунду в воздух взлетела стая из разноцветных фантиков. Шоколадные конфеты рассыпались на снегу.  Ты ты,  парень хватал ртом морозный воздух, потом сделал движение, чтобы собрать конфеты. Но, видимо, мужская гордость и самолюбие не позволили ему елозить по снегу у ног девушки. Он повернулся и молча, ушёл в темноту.

Аля сникла, куда подевались её смелость и решительность. Вот так всегда: сначала грубо оттолкнёт человека, а потом жалеет его. Она представила, чего стоило ему достать шоколадные конфеты в промёрзшем, полуголодном городе. Он преподнёс их, наверное, вместо цветов, о которых нечего было, и думать посредине уральской зимы, посредине жестокой войны.

На заводе Аля слыла гордячкой и недотрогой. В свои восемнадцать ещё ни с кем не гуляла, ничего не позволяла парням, ни разу не целовалась. Она была очень привлекательна и сознавала свою красоту, но ей никто не нравился. Девчонки все уже имели ребят, которых с каждым военным годом становилось всё меньше, проводили с ними ночи, а она бежала после работы домой, к заболевшей матери.

Ну, ладно, завтра сама к нему подойду, решила она, но так и не смогла представить, как это произойдёт, и что ему скажет. Для неё это было почти невозможно.

Они встречались, обычно, в заводской столовке, где на обед собирались рабочие из всех цехов, здоровались, и расходились по своим местам. Аля ловила, изредка, его взгляд на себе, пристальный и вопрошающий, но так на неё многие смотрели. Сегодня, однако, этого парня не увидела. «Обиделся, подумала, придёт в другое время, или решил совсем не обедать, не хочет встречаться со мной». Но, закончив смену, и выходя из проходной, как будто случайно зацепила взглядом знакомую фигуру, притулившуюся у стенки.

Аля гордо подняла голову и хотела, как всегда, пройти мимо, но непослушные ноги понесли прямёхонько к нему. Он рванулся навстречу, и вот они уже стоят друг против друга, дышат глубоко, как будто бежали длинную дистанцию, и. молчат.

Первой не выдержала Аля, видимо, чувствуя себя виноватой:

 Прости, вчера так получилось

 Это ты прости, вечно я делаю всё не так, как надо.

 А как надо?

Она уже ощущала себя свободней, и взяла инициативу в свои руки, девушки всегда взрослее парней своих однолеток.

Он промолчал, и тогда она спросила:

 Как звать-то, тебя?

 Борис. А тебя я знаю, как, Аля,  выпалил он, думая, что ей это будет приятно. А ей и в самом деле, было приятно. Она только сейчас внимательно разглядела его: высокий, широкоплечий, с правильным овалом лица, ясными, светлыми глазами, и густой шапкой чёрных волос. Аля нашла его даже симпатичным.

Они медленно шли по узкой тропинке в снегу, который никто не убирал, шли почти вплотную, чтобы не вступить в сугроб. От этого чувствовали какую-то близость, словно невидимые ниточки протянулись между ними.

Рассказывали всякие истории из своей жизни, перебивая и перескакивая, но нисколько не обижаясь на это. Как-то, само собой, им стало легко и свободно, будто они знакомы уже сто лет, и можно рассказывать всё-всё или почти всё, не думая, какое это произведёт впечатление.

Поначалу ещё немножко стеснялись и были напряжены. Но увлекались и забывали, что надо как-то по-особому держаться, чтобы произвести впечатление.

Около Алиного дома долго стояли, ежась и переминаясь с ноги на ногу от холода, пока Аля, чувствуя угрызения совести больная мать хотя и не выскажет ничего, но ведь самой стыдно, не отважилась:

 Ну, давай прощаться,  и протянула Борису руку.

Борис взял её руку двумя своими и, вдруг она почувствовала, как в щёку ткнулся его холодный нос. Тогда, повинуясь безотчётному порыву, она обхватила его курчавую голову руками, поднялась на цыпочки и поцеловала в губы.

Глава вторая. Hoc incipit vita nova[1]

Они встречались каждый день кроме тех дней, когда он уезжал на стрельбище. Вечерами гуляли по тёмным улицам, а когда замерзали, заходили в заводской клуб. Сторож пускал погреться, они сидели в углу большого тёмного зала, прижавшись, друг к другу, и почти беспрерывно целовались. Больше идти было некуда. У Али дома больная мать, а Борис жил в общежитии, в комнате кроме него обитали ещё трое ребят.

Приближался Новый год, и они мечтали встретить его вместе.

Аля приступила к обработке мамы:

 Мама, давай пригласим Борю на Новый год,  и, не давая, матери опомниться и ответить,  знаешь, какой он хороший, тебе обязательно понравится.

Мать улыбнулась понимающей улыбкой, отчего, вокруг глаз заплясали лучики морщин:

 Ладно, уж, не расхваливай, приглашай. Лишь бы тебе нравился.

Аля подошла к матери, обняла её, погладила по наброшенному на плечи пуховому платку, и прошептала на ушко:

 Он мне нравится мама, очень, очень!

Борис уже неделю был на казарменном положении, в городе комплектовалась стрелковая дивизия, но на праздник его отпустили в увольнительную. Он обменял золотые часы на бутылку спирта, получил праздничный доппаёк, а когда стемнело, направился к знакомому дому. Падающий из окон свет немного освещал улицы, электричество к празднику давали полной меркой. В доме его уже ждали, едва он открыл калитку, дверь распахнулась, и в проёме показался знакомый силуэт в накинутой на плечи шали. Аля обняла Бориса, прижалась к нему и, целуя в губы, в тщательно выбритые щёки, повторяла:

 Я соскучилась, я соскучилась, я соскучилась.

Так, в обнимку, они и ввалились в прихожую, которая служила одновременно кухней. Мать повернулась от печки, где хлопотала с ужином, и Аля, опомнившись, представила:

 Мама,  это Боря, Боря,  это мама.

И тут же смутилась, она совсем забыла, что у мамы есть имя-отчество. Мать, почему-то, протянула руку и Борис, взяв её, вдруг понял, что неловко мужчине пожимать руку женщине. Тогда он нагнулся, и едва коснувшись губами, поцеловал протянутую руку. От этого все смутились ещё больше, но мать быстро заговорила нарочито торжественным голосом, чтобы снять неловкость:

 Товарищи, прошу к столу.

Стол, наполненный военными лакомствами, очень сочетался с наряженной ёлочкой, которую несколько дней назад принёс Борис. Аля тоже получила хорошее дополнение к обычным заводским карточкам.