Я подошел к кровати и, немного небрежно накрыв даму простыней, сказал:
Здесь, действительно, не жарко.
Дама немного насупилась, она явно не ожидала от меня подобного пренебрежения, но я быстро исправил ситуацию, сняв с себя шинель, которой заботливо укрыл ее. Она снова улыбнулась мне и быстро закуталась в мою шинель, предложив мне присесть.
А вы как сюда попали? спросил я ее, присев на ее кровать.
Она сверкнула на меня своими глазами, которые сейчас показались мне ярко зелеными, и спокойно ответила, уже совершенно не кокетничая:
Точно так же, как и все купила билет и села на этот поезд.
И давно это произошло?
Сегодня ровно неделя, как я здесь.
Я обрадовался тому, что здесь есть хоть один разумный человек, который может точно сказать, сколько времени он здесь находится.
Ваши часы не остановились, как у всех?! торжествовал я.
Увы, к сожалению, это не так, отвечала рыжеволосая девушка.
Тогда, как вы определили, что находитесь здесь неделю? немного расстроившись, спросил я ее.
Я каждое утро делаю отметины на своей кровати.
Она отодвинула подушку, и я увидел на спинке кровати несколько слабо видимых маленьких линий. Она снова бросила подушку на место.
Давайте искать отсюда выход вместе, предложил я, чем очень развеселил девушку.
А зачем? Мне и здесь совсем не плохо! хохотала она.
Ну что вы тут будете делать? не понимал я.
Как что? смеялась она, что и делала до этого!
И что же? спросил я, поднимаясь с ее кровати.
Я наслаждаюсь здесь жизнью и получаю удовольствие, разве вы не видите?
В таком месте? продолжал я.
Место, к сожалению, нам с вами выбирать не приходится, немного обиженно произнесла она, вы ведь тоже сейчас находитесь здесь же, так получается и разница между нами лишь в том, что я получаю удовольствие, а вы нет.
Я задумался над тем, что она мне сказала и ответил:
Может быть вы и правы.
Девушка, по всей видимости, обрадованная моим сомнением, поднялась с кровати и все так же будучи укутанной шинелью, подошла ко мне и, заглянув в глаза, спросила:
Да, и потом, с чего вы взяли, что отсюда есть вообще выход? Не упрямьтесь, оставайтесь здесь со мной.
Мне пора, ответил я ей.
Ну, как знаете, ответила она и протянула мне назад, сняв с себя, мою шинель.
Это лишнее, сказал я, оставьте себе.
Берите, спокойно отвечала она, берите, не геройствуйте, вам она пригодится, раз вы решили искать выход.
Может быть, все таки, вы передумаете и составите мне компанию в моих поисках, снова спросил я ее.
Нет, нет, я останусь здесь, настаивала она.
Но почему? досадовал я.
По тому, что я боюсь выходить отсюда, отвечала она вздохнув.
Чего же вы боитесь? Я постараюсь защитить вас, обещаю вам, уговаривал я ее.
Нет, этот страх сильнее моего желания выйти.
Что же это за страх?
Если я выйду отсюда, то, то я умру.
С чего вы это взяли?
Я знаю. Да и потом, я не знаю, что я буду делать, если выйду отсюда?
Жить! Нормально жить, продолжал я.
Она накинула шинель мне на плечи и снова пристально посмотрела в глаза.
Что значит нормально? спросила она у меня.
Я задумался. Она смотрела на меня и молчала. В конце концов, я так и не нашел, что ей ответить. Я просто обнял ее на прощанье и хотел открыть дверь, чтобы выйти. Вдруг, какая то сила остановила меня и я, обернувшись, сказал ей:
Я постараюсь найти выход, и если у меня это получится, то я вернусь за вами.
Вы знаете, ровно неделю назад, я совсем не хотела жить. Моя жизнь была так пуста, что совершенно была мне безразлична. Я признаюсь вам, что я уже несколько раз хотела покончит с собой до того, как села на этот поезд, да все никак не решалась. Но сейчас все изменилось. Вы понимаете меня?
Пытаюсь, признался я, я обязательно вернусь за вами. И, если вы передумаете, то возьму вас с собой.
Я сказал это от чистого сердца, и, видимо, мои слова произвели на нее впечатление. Она попросила меня, чтобы я задержался на секундочку и, приложив руку к своим волосам, достала из них заколку, которая напоминала длинную острую спицу. Дама протянула мне ее и сказала:
Этим я делала отметины на своей кровати каждое утро.
Я не возьму, стал сопротивляться я, к тому же, как же вы тогда будете считать дни?
Мне это больше ни к чему, очень спокойно отвечала девушка.
Мне это больше ни к чему, очень спокойно отвечала девушка.
Нет, нет, возражал я, да и потом, я тоже не собираюсь делать подобные отметины, мне их делать, как видите, просто негде, пытался я перевести все на юмор.
Но девушка, вдруг неожиданно, очень решительно ответила мне:
Я говорю, берите! И точка! Так надо! Все! Прочь! Прочь! Прочь!
С этими словами она, почти силой выставила меня из своего купе, и я снова очутился в вагонном коридоре. В моей руке была ее заколка, а на плечах накинута шинель. Я убрал заколку в карман шинели и направился дальше по коридору.
«Сейчас снова будет пробегать этот голубоглазый псих» подумал я.
Но, как ни странно, коридор был совершенно пуст. В нем было совсем тихо и по прежнему холодно. Я выглянул в окно. Там было совсем темно. Всмотревшись в эту темноту, я смог разобрать, что кругом лежали снега. Я снова ущипнул себя за руку, и снова почувствовал боль.
«Понятно», сказал я сам себе, «значит, это все же не сон».
Я уже снова успел проголодаться. И это было очень странным, так как никогда раньше, в моменты сильных переживаний, я не мог заставить себя проглотить и кусочка пищи. Это всегда вызывало беспокойство у близких мне людей, привыкших к тому, что, как правило, я очень любил вкусно поесть, потому, что всякий раз, когда у меня случались крупные неприятности, которых, кстати сказать, было немало в моем бизнесе, я начинал сильно худеть. Однажды, я даже чуть не угодил из за этого в больницу, но, слава богу, все обошлось. Опять же, благодаря маминому борщу, против которого устоять, было почти невозможно. Мама знала, как я его люблю и всячески пыталась меня заставить поесть, но тогда, мне не хотелось даже моего любимого борща, просто, мне стало очень жалко моих родителей, и я вынужден был сделать над собой усилие, чтобы успокоить их.
Сейчас же, у меня проснулся, просто зверский аппетит. Это даже немного пугало меня, ведь с такой реакцией моего организма на стресс, я столкнулся впервые в жизни. Я решил, что несколько глотков воды помогут мне хотя бы на время утолить чувство голода и направился в начало вагона к крану с водой. На кипяток я, конечно же, не рассчитывал, зная, что здесь никто не топит, а вот в том, что с холодной водой мне здесь повезет больше, я был просто уверен. Возле емкости с водой, я увидел железную кружку, которая представляла из себя, просто таки, музейный экспонат, так как была, по моим представлениям ровесницей Великой Отечественной войны. Я повернул кран, и струя ледяной воды со звоном коснулась дна этого раритета. Я сделал несколько глотков. Вода была просто ледяная. У меня даже свело челюсти от холода. Я хотел было поставить кружку на место, но, вдруг, случайно, увидел на ней какую то надпись, которая меня почему то заинтересовала. Я поднес кружку к своим глазам, чтобы рассмотреть эту надпись, которая была сделана вручную, да к тому же еще так мелко, что прочесть ее было почти невозможно. Всмотревшись в нее, я с трудом разобрал следующее: «19 ноября 1942 год. Начало наступления». Я быстренько прикинул в голове, что бы это могло значить, и сообразил, что эта кружка, действительно времен второй мировой войны. Дата, указанная на ней выпадала на период Сталинградской битвы. Я, к своему стыду, не особенно хорошо знал историю, но о таких важных событиях, как Сталинградская битва, разумеется, я имел представление. Именно 19 ноября 1942 года начался ее второй период Сталинградская стратегическая наступательная операция, которая началась с ноябрьской наступательной операции по окружению сталинградской группировки противника. Я даже вспомнил, что эта операция имела название «Уран». Я сразу представил, что эта кружка могла принадлежать какому нибудь солдату, который погиб в одном из многих боев, так и оставшись неизвестным. Почему то мне представился безногий солдат, с трудом передвигающийся на самодельном передвижном устройстве, но, все равно, рвущийся в бой.
«Выходит, что не зря я получал свои пятерки, раз до сих пор все это помню», подумал я, возвращая на место кружку.
Оставь ее себе, услышал я чей то голос сзади.
Я обернулся, но передо мной никого не было, лишь, когда я взглянул вниз, то увидел безногого человека, сидящего на низкой самодельной каталке, точь в точь, как только, что себе представлял. Он был одет в военную форму, времен все той же второй мировой войны, а на его груди было несколько медалей, которые меня очень заинтересовали, и я стал их издали рассматривать. Он опустил глаза, смущаясь, заметив, это.